После этого взрыва на миг воцарилась тишина. Только слышалось потрескивание ореховой скорлупы. Роберт успокаивающе положил свою широкую ладонь на руку Эммы и повернулся к своему брату:
— Если король Этельред не обязуется ходатайствовать перед Витаном, то не обойдется ли он без нашего военного содействия в Англии?
Ричард подумал и взял пирожное.
— Пожалуй, — ответил он наконец, — и я так думаю.
Пока Этельред переваривал это, архиепископ обратился к Торкелю.
— Да, еще одно: епископ Лондонский лежит при смерти в Фекане. Как ты считаешь, дошло ли послание до архиепископа Люфинга?
— Я в этом уверен, — ответил Торкель и усмехнулся, — новый епископ Лондонский был посвящен в сан еще в воскресенье.
— Кто же? — быстро спросила Эмма.
— Эльфвиг.
— Вот как, он…
Аббат из Питерборо спросил, почему королева так разочарована.
* * *
Когда совет закончился, Ричард попросил Эмму остаться; он хотел поговорить с ней, с разрешения Этельреда. Король пристально посмотрел на нее, когда герцог закрывал дверь, но сказать ему было нечего.
Ричард провел Эмму во внутренний кабинет, где по стенам стояли низкие диванчики. Он предложил ей прилечь на один из них, и она почувствовала себя римлянкой.
— Да, дорогая сестра, как будто все устроилось.
— Ты так этим доволен, что я готова даже рассердиться на тебя… Мы тебя здесь обременяем?
— Не меня, — ответил он серьезно. — Но это обременительно для вас самих. Разве не так? Ты же видишь, как ожил теперь твой король.
— Да, — вздохнула она. — Я просто пошутила. У меня сердце чуть не остановилось, когда я услышала известие Торкеля. А я, взывая к Пресвятой Деве, так желала, чтобы король Свейн не умирал и чтобы я не возвращалась назад с этим проклятым королем.
Он участливо взглянул на нее и налил в бокал вина.
— Тебе было так тяжело?
— Ты и сам можешь себе это представить. Хуже, чем ты думаешь, во всяком случае. И самое трудное было в том, что я разлучилась с вами, моими нормандцами!
…Она не полностью осознавала это, пока не приехала сюда прошлой осенью. Под сводами деревьев, с их осенним разноцветьем, она бродила, приветствуя край своего детства. Многого она не узнавала, и все же это было ее, собственное, не то, что Винчестер. Ее корни, глубоко в долине Сены, омывались быстрым течением реки: змеевидные изгибы Сены, во всяком случае, здесь сохранились, их нельзя было разрушить или уничтожить.
Она растягивалась на камнях Фекана, и ее взгляд терялся в небе. Она поджидала дождливый день, и долго ждать не приходилось, особенно в Нормандии, и отправлялась в Фекан, чтобы постоять под водостоком и послушать, как падают капли на отцовскую могилу. Вот одна капля срывалась вниз, вот другая… Капли с ее волос и одежды рассказывали отцу о ее жизни и разочарованиях. Потом она прислушивалась к его ответам…
— То, что я сказала там, в зале, — не пустая угроза: я откажусь ехать назад, если…
— Ты надеешься, что Витан откажет Эдварду?
Она прищурилась, успокаивая брата; пожалуй, в этот вечер много выпила она, а не Этельред. На нее повлияли не только бурные события; присутствие Торкеля лишало ее покоя.
— Что бы ты сам ответил на месте Витана, увидев бедный соляной столп?
— Никогда не надо судить о человеке по внешности, — сказал он и отвел глаза. — Он может стать хорошим королем, несмотря на это, или может быть, именно поэтому. Как бы то ни было, я считаю, что Этельред должен остаться здесь, тогда как ты поедешь туда и представишь Витану Эдварда.
— Что? — переспросила она. — Я поеду? Раньше считалось, что для меня слишком опасно путешествовать через Канал; теперь же я почти регулярно курсирую из страны в страну. Впрочем, я не думаю, что Этельред пойдет на это.
— Вот еще, — убежденно ответил Ричард и улыбнулся. — Я ему объясню, что в интересах его чести все подписать и скрепить клятвами, прежде чем он вновь вступит на землю Англии. Что будет, если он и его правители не договорятся об условиях, и он будет вынужден снова явиться сюда, поджав хвост…
Они быстро взглянули друг на друга, улыбнулись и тут же рассмеялись.
Но затем Эмма вновь стала серьезной.
— Когда я узнала, что должна буду выйти замуж за английского короля, ты сулил мне силу и власть, мне, будущей королеве Англии. Куда все это подевалось?
Он кивнул, тоже серьезно.
— Этельред оказался несчастнее, чем я мог себе представить. Это, конечно же, заразительно. Я знаю, ты пыталась что-то сделать, и понимаю твою печаль. Но твое время еще настанет. Ведь ты мать несовершеннолетнего короля…
— Не хочу я затевать этих интриг! Разве ты не знаешь, будучи добрым христианином, что грешно желать чьей-то смерти?
— Яне призываю тебя к этому, но я могу ведь просить о блаженной кончине… Тебе нужны деньги?
Она рассмеялась, встала и поцеловала его.
За дверью в герцогский кабинет ее ждал паж. Он сразу же шагнул к Эмме.
— Вдовствующая герцогиня послала меня за вами. Она просит госпожу королеву пожаловать к ней.
«Госпожа королева»… Эмма улыбнулась: здесь царила иная атмосфера. Гуннор поднялась ей навстречу.
— Я приказала постелить Торкелю в твоей старой комнате, — торопливо сообщила она. — Женскую половину мы здесь запираем изнутри, как заведено, и ты, наверное, помнишь об этом. Если тебя кто-то ищет, то я всегда могу ответить, что ты спишь. А сама ты можешь войти через потайную дверь со стороны кухни, слева от лестницы внутреннего двора, я имею в виду ту, заднюю лестницу.
— Да, — ответила Эмма в замешательстве, — конечно, я помню, так бывало… Но что все это значит?.. Я и не заикалась ни о чем…
— Тише, ты, и не притворяйся глупее, чем ты есть на самом деле, а меня не пытайся сделать наивнее, чем я есть! Ты думаешь, я не способна сложить один и один, чтобы получить два? Ты так часто называла его имя и сияла при этом, словно на седьмом небе. Сначала я немного злилась на тебя. Но когда сама его увидела и поговорила с ним, я тебя поняла и даже немного завидую тебе…
— Но мама!
— Как это я родила такую дуреху! А теперь поспеши, викинг устал. Тебе нельзя оставаться долго, иначе король начнет спрашивать о тебе. Если он опомнится только к полуночи, мы спокойно можем ответить, что ты спишь. А до этого Олав обещал посидеть с королем за бокалом.
Эмма застонала.
— Мама, то, что происходит между Торкелем и мной, должно сохраниться в тайне. Ты, надеюсь, не посвятила Олава в эти интриги?
— Вот еще, — сказала Гуннор и перекрестилась. — Олаву я просто объяснила, что та кухарка, к которой пристает наш король, освободится не раньше полуночи, так что было бы хорошо составить до этого времени королю компанию. Так что иди! — Гуннор хлопнула Эмму напоследок: — Хочу только предупредить тебя, что он лежит на полу; у меня не нашлось для него подходящей кровати.
Теперь засмеялась Эмма и последовала совету Гуннор. Она вспомнила, как некогда нашла «постель» Торкеля в другой комнате, которая тоже была ее. Она скользнула в свою старую комнату и заперла дверь на два оборота. Он уже спал, лежа на полу, потушив свет. Хорошо же!
Она сорвала с груди пряжку, торопливо, дрожащими пальцами, сбросила капюшон, и волосы ее опустились на плечи и спину, — они были такими же длинными, как и в дни ее юности. Затем она сняла с себя тунику и села прямо перед ним во всей своей наготе, склонилась и поцеловала в губы. Он привлек ее к себе, но она снова поднялась и позволила ему смотреть на себя.
— Три дня на хлебе и воде, — улыбнулась она.
Он не понял.
— Нет, — продолжала она, — это женатый человек не может видеть свою супругу обнаженной. А я замужняя женщина, позволяющая мужчине, который не является моим мужем, видеть меня обнаженной, это стоит значительно дороже…
Он был уже раздет и готов ко сну, и ничто их не сдерживало. В первый раз она с некоторым страхом думала о том, насколько его естество окажется соразмерно его высокому росту. К счастью, все произошло прекрасно, даже если оно, к ее радости, и оказалось внушительнее, чем она привыкла. И теперь она впервые могла видеть его собственными глазами.
