Этельред принялся перебирать имена: из наиболее могущественных насчитал он более сотни. А к ним еще добавить жен, дочерей, сыновей, слуг и служанок… Плюс Данелаг — целая область датского права на севере страны, где датчане вообще сами себе хозяева и возможные союзники любому датскому захватчику, буде таковой высадится на юге и окажется достаточно силен.
Эадрик словно подслушал мысли короля:
— Из Данелага в страну вливается датская кровь — все более неудержимо. Кто купил земли Вашего Величества, когда в прошлом году для выплаты «датских денег» короне пришлось продавать имущество?
Король знал ответ, но отвечать ему не хотелось: разумеется, их купили датчане! Только они и могли быстренько выложить требуемые фунты. Те самые, что они получили от английских королей и знати в обмен на мир. Или в качестве контрибуции — с него же, Этельреда, либо с его предков.
Эадрик едва не ткнул пальцем в нос королю, так что Этельреду пришлось привстать в седле. Только так он увидел, на что указывал Эадрик.
— Вон тем превосходным двором владеет датчанин. Могу назвать еще дюжину таких же, но ведь не прошло и полувека с тех пор, как все эти дворы были в руках добрых англичан. Где они теперь, добрые англичане, хотелось бы знать? Лишились земли и крова, разорены датскими набегами. Кто знает, может, теперь они скот пасут у своих датских хозяев? Спроси хоть этого пастуха у брода: чьи это тучные стада? Ставлю мой меч, он ответит: датчанина, владеющего вон тем двором.
Король Этельред взглянул на растекшееся перед ним белое стадо и ткнул носком сапога барана, не пожелавшего посторониться.
Он придержал коня, хоть это было необязательно: все кони и так встали. И взглянул на своего дружка.
— Все это я сам знаю или должен был бы знать. И ты сам знаешь, что мне это известно. Спрашивается, зачем ты мне напоминаешь об этом снова и снова?
Эадрик Стреона отвечал не сразу. Он, казалось, глубоко задумался. И наклонился к королевскому уху:
— Ходят слухи, — начал он. — Слухи ужасные. Будто датский король подкупил своих датских сородичей в Англии, пообещал им золота и земли. За что? Чтобы те сместили тебя, король Этельред, и ослепили твоих сыновей. Чтобы заточили членов Витана и сами сели на их место. Тогда уже не понадобится нападать и нарушать договоры: Англия в единый миг оказывается у него в руках. Королю Свейну остается только прибыть на корабле и воссесть на трон в Винчестере по призыву тех, кто захватил власть.
Король устремил пронзительный взгляд на молодого красавца и неловко рассмеялся.
— Таких сплетен я уже слыхал немало — разве что без подробностей. Чем убедишь меня в их достоверности?
— Тем, что мы только что вместе отметили: датчан богатых и могущественных становится к югу от дороги Уотлинг все больше. Взять хоть тех, кто купил твои земли в прошлом году. Взять Паллига, помножить на их количество и вычесть всех тех, кто окажется столь же преданным при очередном нападении датчан на Англию. А оно случится, это так же верно, как и остальное мной сказанное! Ведь деньги-то легкие какие — вроде тех двадцати тысяч фунтов, что им отсчитали в прошлом году! Сожалею, что приходится говорить об этом, но тот, кто посоветовал тебе отдать эти деньги, не был другом ни тебе, ни Англии…
— Этого советника теперь нет и…
— Да, я знаю, что Леофсиге объявлен вне закона за свое преступление, — поспешно перебил короля Эадрик. — Но не следовало бы отпускать его из Англии с головой на плечах. Ведь он, судя по имеющимся сведениям, потворствовал датчанам и, конечно же, вернется сюда, и вовсе не как твой друг. Тот, кто однажды побывал эльдорменом Эссекса, никогда не забудет, что его вынудили оставить эту должность.
Кавалькада выбралась наконец из овечьего стада и могла теперь двигаться скорой рысью, благо лошади успели отдохнуть. Но Этельред в этот миг не правил ни конем, ни своими мыслями. Леофсиге объявили вне закона вовсе не из-за мирного договора и «датских денег», и Эадрик прекрасно это знает. Но времени с тех пор прошло порядочно, так что можно все валить на Леофсиге, хотя и сам король, и Витан согласились, что дань придется выплатить. Но — примись он, Этельред, сейчас выгораживать Леофсиге, придется всю вину брать на себя. Так ведь и говорят, разве что вслух не именуя короля…
Каким же дураком оказался этот Леофсиге! В бессмысленной стычке из-за власти убить одного из приближенных короля — хайрива Эльфрика! Этельреду ничего не оставалось, как допустить падение Леофсиге. И таким образом лишиться двух лучших сподвижников — как раз когда они ему так необходимы! Эадрик Стреона оказался как бы ниспосланным ему свыше за его молитвы: может, именно такого советника королю не хватало?
— Эадрик, почему ты веришь, будто те слухи правдивы — именно теперь?
— Потому что никто — ни датчанин, ни англичанин — более не верит, что ты в силах противостоять врагу. Ты уже проигрывал много раз.
Король Этельред понурил голову под тяжестью обвинения.
— Что, прямо так и думают?
— Я-то думаю не так, — уверил Эадрик. — Я думаю, ты можешь стать спасителем Англии. Но…
Эадрик не договорил. Но король и сам догадался: «но только с помощью моих советов».
Эльфрик, Леофсиге, мать — как их всех теперь не хватает. Он уже изгнал было их всех из памяти, когда Эадрик Стреона вновь все ему напомнил. Как же теперь одиноко! Распри, недоверие, возникшее после совершенного Леофсиге… Напасти так и сыплются на него и его двор: это сама Смерть льнет к нему — и к его царствованию!
Чтобы начать все сначала, пришлось пойти даже на то, чтобы породниться с нормандскими герцогами. И вновь он пытается усидеть на двух стульях, не сказать ни да, ни нет, если только…
Но кажется, Господь наконец-то послал ему нужного человека. Да, конечно же, надо во всем слушаться советов Эадрика! Не вилять то влево, то вправо, но идти прямой дорогой — с помощью Господней и Эадрика!
— Вон впереди таверна, — заметил Эадрик, — не выпить ли нам доброго пивка?
Да, как раз об этом и думает теперь Его Величество.
На редкость тягомотная выдалась поездка в Лондон…
* * *
Той осенью король Этельред много совещался с Эадриком Стреоной. Они писали послания в каждый приход, предупреждая получателя под страхом смертной казни сохранить их в тайне до особого распоряжения короля.
И столь ужасным показалось адресатам данное им поручение, что они сохранили его в тайне; лишь кое-где в маленьких городках поползли смутные слухи, но их сочли безумными и не поверили.
Однако утром 13 ноября — дня святого Бриктия — самые ужасные слухи получили подтверждение. Для остальных же, не слыхавших безумных рассказов, случившееся явилось полнейшим и невероятным потрясением.
Распоряжение было таково: все датчане должны быть умерщвлены. В каждом городе, в каждой деревне, в каждом округе, всюду, где бы они ни жили или ни встретились, да будут безо всякого снисхождения, следствия и суда преданы смерти.
И город за городом, деревня за деревней, округ за округом Англия выполняла распоряжение. Порой со скорбью и болью, порой в неистовой радости: наконец-то отомстятся все бесчинства и грабежи — до четвертого и пятого колена, свершится правосудие, и богатство, неправедно попавшее в датские руки, вернется наконец к англичанам!
А кое-где не происходило ничего. Шериф попросту откладывал письмо подальше — очередное свидетельство королевского неразумия. Но в таких городах, как Оксфорд, совершалась настоящая кровавая баня. Датский купец проснулся на рассвете: в его дом ворвались вооруженные англичане. Ухитрившись выпрыгнуть из окна собственной спальни на втором этаже, он мчался на другой конец квартала. И там барабанил во всю мочь в окна другого датского семейства, предупреждая, что их ждет.
— Бегите к святому Фридесвиде, — кричал он, перебегая от дома к дому. Вскоре все датчане Оксфорда уже знали, что их ожидает. Их истребят. Как вредных насекомых. За что? Никто не знает. Узнаем потом когда-нибудь. Теперь — время спасать свою жизнь. Бегите к святому Фридесвиде!
