ИВО. Вы на улице еще скорее простудитесь!

БАБУШКА. А вы будьте любезны, съездите на седьмой этаж, скажите, чтобы она сама меня впустила.

ИВО. Будь по-вашему. Какая квартира и кого спросить?

БАБУШКА. Квартира 28. Спрашивать никого не нужно, она живет одна.

ИВО. Квартира 28? Хорошо, обождите… (Отцу.) Слушай, к Катрин… ну, к моей коллеге, с которой я занимаюсь, приехала родственница. Я потяну время — пусть думает, что я на седьмой этаж поехал.

ЭВА (входя). Я ужасно беспокоюсь за Ульви… Подумать только, как тяжело переживает — а ведь знали друг друга только по письмам! Ни разу не виделись!

КАРЛ. Естественно, она уязвлена, а может, и к лучшему, что это застолье не состоялось, эпистолярный знакомый — это не знакомый.

ЭВА (садится). Да, не многого эти письма стоили…

КАРЛ. Не горюй, такое поверхностное чувство пройдет быстро. Что ты сидишь — шла бы спать, утро вечера мудренее.

Иво уходит в свою комнату.

ЭВА. Спать? Да ты с ума сошел! Это же моя дочь!

КАРЛ. И моя, между прочим тоже. Иди-иди, приляг, а дочери скажи — я хочу с ней побеседовать.

ЭВА. О чем девушке с тобой говорить?

КАРЛ. Я могу говорить на любые темы. Для такой юной девушки я достаточно эрудированный папаша.

ЭВА. Господи! Первое душевное потрясение пробуждающейся женщины — а ты со своей эрудицией, Ульви сейчас не до твоих политико-экономических разглагольствований. Да и что ты понимаешь в  ч у в с т в а х?

КАРЛ. Я, например, понимаю, что ты, мамочка, сейчас ведешь себя крайне бестактно. Представь себе, старый человек мерзнет… то есть старый человек легче переносит такие удары, а Ульви сейчас по листочку перечитывает его письма, того и гляди ударится в истерику. Иди уже наконец к ней!

ЭВА. Ой, если я не ошибаюсь, то примерно на эту тему писали в разделе «Для дома, для семьи». Сейчас посмотрим, что они советуют. (Берет «Работницу», устраивается поудобней и погружается в чтение.)

ИВО (сначала из своей комнаты, потом выходит, по пути объясняя матери). Накинул куртку — тут хотят войти, пойду, так и быть, открою.

КАРЛ (пытается убаюкать Эву, пододвигается и как бы между прочим запевает). Баю-баюшки-баю, не ложися на краю…

ЭВА (не прерывая чтения, начинает громко и фальшиво петь). «Любовь никогда не бывает без грусти…»

ИВО (входит с Бабушкой). Мама!

БАБУШКА. Добрый вечер, то есть почти ночь. Как нескладно получилось!

ЭВА, КАРЛ (принимая более приличные позы). Добрый вечер!

ИВО (старательно разыгрывает равнодушие, но выглядит это странно официально). Ма, дело такое: к жильцу седьмого этажа товарищу Катрин Руу приехала родственница, но товарищ Руу еще на работе. Поступило предложение: не мог бы пожилой человек подождать у нас, пока я не позвоню на работу ее родственнице и та доберется до дому?

ЭВА. Господи, да конечно же! Что ты крутишь! Бабушка спокойно может пройти в твою комнату… или посидеть тут с нами за компанию — как ей удобней. Только откуда ты возьмешь номер телефона?

ИВО (торопливо). Мама, у нас же новехонькая телефонная книга! (Убегает.)

КАРЛ (встает). Присаживайтесь, пожалуйста.

БАБУШКА (садится). Спасибо, милые люди. Пока из деревни ехала, совсем не устала, а от этого шатанья по городу поясницу так и заломило. Прямо огнем жжет. Такси взять пожалела — никакой пенсии не хватит.

КАРЛ. Знать бы заранее, я б с удовольствием…

ЭВА. Карл!

КАРЛ. …подвез бы вас бесплатно.

БАБУШКА. Ничего, я добралась, вот придет Катрин…

ИВО (входя в комнату). Порядок, уже выходит.

БАБУШКА. Ей тоже не позавидуешь. Весь вечер напролет подавай господам блюда, да каждому услужи. Работы невпроворот, а жалованье не бог весть какое, без приварка не проживешь.

Иво проходит к себе.

КАРЛ. Да, с зарплатами вы в самое яблочко попали. Мы вот тоже из кожи вон лезем, а что получается — каждый месяц не хватает 25 рублей.

БАБУШКА. Прямо-таки всякий раз?

КАРЛ. Постоянно!

БАБУШКА. Господи, ох и тяжела эта городская жизнь!

ЭВА. Вы, бабуля, пожалуй, разденьтесь. Да, в Таллине до дому добраться — это вам не какие-нибудь пять минут.

КАРЛ. Я помогу. (Помогает снять верхнюю одежду.)

ЭВА. А я пойду чаек поставлю, перекусите с дороги. Вам и полегчает. (Исчезает на кухне. Громкое гудение термоузла.)

БАБУШКА (перестает раздеваться). Батюшки, это что ж такое?

КАРЛ. Это у нас под полом, насос теплового узла. День и ночь гудит. Вот эта штука нашу квартиру и поджаривает (Гул обрывается).

БАБУШКА. Вот, снова на холод повернуло.

КАРЛ. В этом доме ко всяким звукам привыкаешь.

ЭВА (в кухне поет). «Он самый лучший в мире крокодил!»

БАБУШКА. Боже, а это еще что?

КАРЛ. Ничего страшного — жена поет.

БАБУШКА. И не говори — смелая женщина!

ЭВА (входит с чаем). Нет, бабуленька, вам придется раздеться побольше!

КАРЛ. А я пожелаю вам приятного чаепития и — спокойной ночи. Мне рано вставать. (Уходит.)

БАБУШКА. Спокойной ночи, сынок. Спасибо за ласку.

ЭВА. У нас лучше совсем босиком. А если понадобится туда — это за уголок налево — непременно наденьте тапочки. Там пол плиткой выложен, так она подошвы обжигает.

БАБУШКА. Ну, к тому часу Катрин дома будет. (Раздевшись, Бабушка садится с Эвой на кушетку.)

ЭВА. Ой, а дочь-то… (Бабушке.) Простите, я на минутку, а вы пейте, пейте, я сейчас (Уходит.)

УЛЬВИ (входит в сопровождении матери). Здравствуйте.

ЭВА. Это наш средний ребенок, Ульви. Ты тут похлопочи, а то я вспомнила, что у меня квартальный отчет не закончен! Взяла домой, но вечер пролетел так быстро… (Уходит.)

БАБУШКА. Присаживайся, детонька, Ульви — прекрасное эстонское имя… Так ты — серединочка, значит, у вас в семье кто-то совсем маленький?

УЛЬВИ. Брат — Олев, он в деревне, у маминой сестры. С самого июня. Там чистый воздух и много животных.

БАБУШКА. А тот молодой человек, который мне отворил, — он что, тоже твой брат?

УЛЬВИ. Он у нас старший.

БАБУШКА. А он не простыл, пока открывал мне?

УЛЬВИ. Ничего, ему проветриться не мешает. А то скоро совсем со своим немецким запарится.

БАБУШКА. О, немецкий — очень красивый язык.

УЛЬВИ. А ему никак не дается. Он потому и не решился в этом году в университет поступать, хочет за год выучить.

БАБУШКА. Ну нет, за год его не осилить… (Отхлебывает чай). Так в университете нужно знать немецкий язык? (Ульви ушла в свои мысли, тяжело вздыхает, лицо делается серьезным.) Ты, девочка, задремала?

УЛЬВИ. Я сегодня вообще не усну…

БАБУШКА. Ты влюблена, милая… (Декламирует Гете.)

УЛЬВИ. Красиво…

БАБУШКА. Умница, поняла… У тебя что — горе какое?

УЛЬВИ (опуская глаза). Да.

БАБУШКА. У меня тоже. Просто огромное горе… Внук пропал. Вот я и приехала к родственнице — посоветоваться, что делать-то…

УЛЬВИ. Как это — пропал?

БАБУШКА. Приходили ко мне искать, а я и знать не знаю, что он пропал.

УЛЬВИ. Ваша дочь, конечно, ужасно расстроена?

БАБУШКА. Нет… Дочь-то уже давно в земле… А внук пропал из лагеря, вот и разыскивают.

УЛЬВИ. Как же можно пропасть из лагеря?… Да ведь теперь конец сентября, все давно уже в школу ходят — он что, еще в августе пропал, в третьей смене?

БАБУШКА (вздыхает). Это, Ульви, не пионерский лагерь… В тот лагерь тех сажают, кто зло творит.