— Я не могу его найти! — недовольно кричала она. — Я не помню, в какой ящик его положила! Его здесь нет!
Я проверил самые очевидные места, мамину ключницу, хитроумно приделанную рядом с входной дверью. Там были ключи от её машин и ещё от дома, амбара, сараев, квадроциклов и всякой всячины. На ключе от убежища был большой красный брелок.
— Он прямо здесь, мама! — крикнул я, когда она вбежала в гостиную. Я бросил ключ ей в руку. — Они ждут! Поторопись!
— Ты бери его, — спорила она. — Ты быстрее!
— Я должен найти деда, — парировал я. — Поторопись! Иди, мама! Позаботься о Ное! Там торнадо через дорогу! Скорее!
Она смотрела на меня беспомощным, растерянным взглядом.
— Скорее, мама!
Но она не двигалась. Её парализовал страх.
Я схватил её за руку, протащил через дверь и побежал к убежищу.
Снаружи был кружащийся хаос яростного дождя и обломков, казалось, всё одновременно двигалось — деревья наклонялись, скрипели, стонали, ветки ломались, цветы и трава летали вокруг, и всё это под зловещий рёв набирающего обороты урагана.
Трясущимися руками я открыл замок и распахнул дверь. Сначала мы толкнули вперёд детей, затем Ледбеттеров и Джексона.
— Я должен найти деда! — крикнул я сквозь рёв ветра, побуждая Билла помочь маме спуститься по крутым ступенькам.
— Нет времени! — крикнул в ответ Билл.
— Я его не брошу!
— Не глупи, Вилли!
— Я не оставлю его!
— Ты не можешь ему помочь! Забирайся внутрь, осёл!
— Я должен ему помочь!
— Вилли, нет!
Я развернулся, чтобы пойти обратно в дом, но Билл схватил меня за руку.
— Отпусти меня! — закричал я.
— Вилли, чёрт тебя побери!
— Я не оставлю его!
Я выкрутил руку из его хватки, побежал к дому. Массивный порыв ветра практически поднял меня с ног и толкнул в сторону, как гигантская, невидимая рука. Я взглянул на дорогу, пытаясь подняться, и увидел огромный вихрь прямо на другой стороне дороги, кружащийся и рычащий как товарный поезд, и я понял, что уже слишком поздно. Доски на крыльце внезапно подлетели, и сам дом стонал и содрогался. В воздухе кружились кусочки того или другого: листьев, бумаги, веток деревьев, травинок.
“Господи!” — подумал я, и это одновременно было и невольное ругательство, и крик о помощи.
Придя в себя, я поднялся на ноги и побежал к двери. Казалось, на это ушла вечность, пока я торопился через эти знакомые комнаты, мои шаги были уверенными, потому что я вырос в этом доме и знал каждый квадратный сантиметр. Сейчас дом был очень тёмный, стены содрогались и вибрировали.
Мне было тридцать четыре года, и я ни разу не видел торнадо в великом штате Миссисипи. Слышал о них, конечно же, много, и видел колоссальный урон, который они могли нанести: шоссе, заваленные перевёрнутыми машинами и вырванными с корнями деревьями, оборванные электрические провода, крыши, сорванные прямо с перевернутых, но невредимых домов. И все они проходили мимо нас. Мы несколько раз были на волоске. Когда мне было двенадцать, дом Ланна, примерно в двух километрах вниз по дороге, совершенно сплюснуло, и Виктория Ланн, одна из моих лучших подруг со времён первого класса, погибла, вместе со своей мамой и младшей сестрой. Несколько лет назад пронеслось торнадо категории F5* и опустошило Смитвиль, город неподалёку от Тупело, прежде чем он нанёс огромные потери прямо на границе штата, в Алабаме. И, конечно же, все знали о великом торнадо 1936—го года, который опустошил сам Тупело. При всём этом я никогда не видел настоящего торнадо, а тем более не был в его эпицентре.
— Дед! — крикнул я, врываясь в его комнату.
Он лежал спиной ко мне, так же, как я его и оставил.
— Там торнадо!
Он не ответил.
Я подхватил его на руки, с одеялами и всем прочим. Не было времени спорить.
Он смотрел на меня уставшими, растерянными глазами.
— Там торнадо через дорогу! — объяснил я, затаив дыхание.
Он ничего не сказал.
Я постарался пронести его через дверной проём, не стукнув его головой о раму. Я протолкнулся через коридор, кухню, гостиную. Дед у меня на руках был как мешок тяжёлых, громоздких костей.
Пока я бежал к входной двери, вдруг стало очень темно и очень громко. Из эркерных окон с видом на передний двор дуло потоком стекла и дождя. Одним махом весь дом начал, казалось, зевать, разрываться и растягиваться не на шутку. Теперь вокруг меня летали осколки, внутри маминого дома, кружились, будто пыльные бури танцевали безумный танец.
Мамины безделушки свалились со своих насестов. Статуэтка Фатимской Богородицы спикировала, как и мамины семейные фотографии, её коллекция фарфоровых кошек и собак, и всё прочее. Они отправились вниз. Передняя стена, казалось, обваливалась, наклонялась так странно, что было тяжело понять, тяжело уловить ее движение. Телевизор с плоским экраном проделал краткий путь, пока его провод по-прежнему торчал в стене. Он хлопнулся на пол, грохоча с ужасной окончательностью.
Мои уши пронзила ревущая стена звука. Я ожидал, что дом разлетится на части в любую минуту или поднимется с фундамента, как дом Дороти в “Волшебнике страны Оз”, вместе со мной и дедом отправляясь в космос. Доски и брёвна стонали и кричали. Пол грохотал. Крыша над нами вопила в знак протеста.
Я стоял посреди гостиной, когда что-то слетело и врезалось мне в спину, и я рухнул вниз как мешок картошки. Я пытался сказать деду, что нам нужно попасть в дверной проём, но из моего рта не вырвалось никаких слов. Вместо этого наступила внезапная и не совсем неприятная тишина. Она была мечтательная, эта тишина. Мечтательная и сладкая, как когда ты только просыпаешься утром, но ещё не совсем в сознании.
А затем, также внезапно, появилась тьма.
Глава 33
Пора прощаться
— Пора прощаться, — сказал дед, протягивая мне руку.
Я покачал головой.
— Давай, мальчик, — сказал он. — Он твой папочка. Ты должен попрощаться.
— Я не хочу, — ответил я, давясь постыдными, детскими слезами.
— Папа, пожалуйста, — вмешалась мама. — Оставь его.
— Я пойду с ним, Марта, — сказал дед. — Он теперь молодой мужчина. Он может делать вещи, которые делают молодые мужчины. И он Кантрелл. А Кантреллы не кучка тряпок. Разве не так, мальчики?
Он посмотрел на нас с Билли для подтверждения.
Я несчастно смотрел на деда, вытирая глаза и чувствуя себя глупо. Деду не нравилось, когда мы плакали, и я так сильно старался не плакать, но как только мы вошли в похоронный зал и увидели гроб с папой внутри, я разрыдался и не мог остановиться.
Билли, со взглядом равнодушия на своём тринадцатилетнем лице, стоял, дёргая головой в сторону папиного гроба, будто чтобы сказать: “Идём, давай покончим с этим, чёртов ты неудачник”. В отличие от меня Билли не проронил и слезинки, ни когда помощники шерифа округа пару дней назад пришли рассказать нам, что произошло, ни когда все вскоре после этого начали приходить в дом, ни сейчас, когда прощание подходило к концу, и мы собирались идти домой и готовиться к завтрашней похоронной службе.
Я встал, и дед взял меня за руку.
У меня было такое чувство, будто ничего из этого не было реальностью, будто я спал и скоро проснусь.
Но…
— Вилли!
Кто-то позвал меня по имени. Я посмотрел через плечо и увидел, что там сидит множество людей, но никто не обращал никакого внимания на меня.
Мы с дедом медленно прошли вперёд, где находился гроб. Я чувствовал ободряющий вес руки деда на своём плече, в то время как он подтянул меня чуточку ближе и шёл медленнее, чтобы подстроиться под меня.
Билл подошёл прямо к гробу, долгое мгновение смотрел вниз на папу, ничего не сказал, сделал жест креста, развернулся и прошёл обратно к своему месту.
Дед подвёл меня ближе, и я потёр глаза и попытался прекратить плакать.
— Ты скучаешь по своему папе, и это нормально, — наклонившись, прошептал мне на ухо дед. — Он теперь в лучшем месте, упокой Господь его несчастную душу. И Иисус, Мария и все святые, пощадите его бестолковую задницу, аминь. Я знаю, он иногда был злым, но он был твоим папой, и ты должен уважать его. И ты его уважаешь, я знаю. И ты должен попрощаться с ним, Вилли. Слышишь меня? Ты не обязан говорить что-то вслух. Но просто… скажи что-нибудь. Попрощайся. Он был ничтожным старым куском дерьма, но сделал одну правильную вещь. Он создал тебя. Разве нет? Конечно, создал. Тебя и твоего брата. Так что он не всегда был плохим. Во всяком случае, дружок, ты можешь поблагодарить его за это и попрощаться.
