Я аккуратно сбросила с себя маскировку, и тут в комнату вошли ещё два пегаса. Один освободил связанного мной пегаса, а второй подобрал мой снаряжение.

— Уберите тело, — произнёс Лайтхувз освобождённой охраннице, кивком указав на рейдера и её закуску из зелёного единорога. — К счастью, Минт закончил свою работу прежде, чем отправился на ваши поиски.

— Но зачем?

— Этот вопрос когда-нибудь сведёт тебя с ума, если вы и дальше будете постоянно всем его задавать, — всё тем же будничным тоном ответил он, но я буквально почувствовала, как его лучевые пушки нацеливаются на мою голову. — Достаточно сказать, что консул Скай Страйкер забыл, что основная задача Анклава — защищать народ пегасов от всего, что может ему угрожать. И даже от наших же благих намерений. Я и правда не имею ничего против вас или мисс Глори, и я бы отпустил вас обеих, если бы вы, Блекджек, не были бы настолько полезны для нас. Но даже после «смерти» Монин Глори, консул не осознал, насколько глупы его методы.

— А что по твоему должно помочь консулу это осознать? — спросила я, когда мы подошли к клетке и он, заведя меня внутрь, захлопнул дверь.

Я могла сказать, что часть его хотела заставить меня корчиться в боли, и не потому что я убила его подчинённых, а просто потому, что он был скотиной. Он просто ответил:

— Дезертирство дочери. — И посмотрев на конвой, добавил. — Никакого оружия. Никаких дубинок. Возьмите Бак, Гидру, и, если нужно, Стампейджа, и сделайте из неё пюре голыми копытами. Вас двое против девки. Если она попытается что-то сделать — убейте её. — Он помолчал, глядя на меня больной улыбкой. — Она обязательно попытается.

С этими словами он развернулся и вышел из комнаты, оставив меня с безоружным и очень напуганным конвоем. Я ходила взад-вперёд, освещая янтарным взглядом то один, то другой угол.

— Что ж. Он — яркий пример того, чем является Анклав. Чем вы все являетесь. — сказала я, глядя им прямо в глаза.

— Эта дура знала, что её ждёт, когда спускалась сюда. Нашла неприятностей на свой круп, — сказал первый с насмешкой.

— Заткнись. Не разговаривай с заключённой, — сказал второй пегас с коротко остриженным хвостом.

— Ох, да расслабься ты. У неё же ничего нет. Она будет сидеть здесь и никуда отсюда не денется, — вяло фыркнул первый.

Послышался треск из динамиков.

— Меня зовут Монин Глори. Я делаю это заявление, чтобы уведомить пони Тандерхеда, что я больше не могу терпеть ваш жесткий и жестокий отказ от поверхности. Мы живем в нашем чистом и безопасном мире, в то время как ниже нас страдания и смерть.

Я уставилась на громкоговоритель, висевший на стене. Это был её голос, но…

— Как?

Но тут я догадалась.

— Минт Фреш. Стоит отдать должное этому рогатому козлу, заклинания манипуляции он знает как собственные копыта. Может заставить любого говорить то, что он хочет, — усмехнулся первый охранник. — Записал всё на галокассету и вуаля! Мгновенное признание.

Из динамиков вновь зазвучал голос Глори, безэмоциональный и монотонный, как будто все её обычные интонации взяли и смешали в одну кучу:

— Много лет назад моя мать покинула Анклав, потому что осознала, что не может больше сидеть и бездействовать, пока другие пони страдают. Она поверила в Рейнбоу Дэш. И я верю в Рейнбоу Дэш. Меня тошнит от трусости, которую я вижу в ваших глазах, это просто отвратительно. Конечно, некоторые из вас присоединились к Добровольческому Корпусу, но этого недостаточно. И я не собираюсь больше терпеть это ребячество. Лучше я буду служить Рейнбоу Дэш на поле боя, чем работать в такой враждебной ко всему лаборатории. Тандерхед как болезнь, а поверхность — лекарство.

— Минт провозился с ней несколько часов. Наверняка он заставил её верещать как работницу квартала радужных фонарей, — прогоготал первый солдат.

— Заткнись, мать твою. Не зли её, — ответил другой, в страхе посмотрев на меня. — Ты не видел, что эта стерва сделала с адъютантом.

Я закрыла глаза, стараясь не обращать внимания на тираду о Тандерхеде. В этих словах не было ничего такого, что Глори не могла бы сказать, за исключением полного отсутствия в них верности Анклаву и гордости за Тандерхед. Воображение прямо-таки рисовало Рейнбоу Дэш, отчитывающую свой народ за то, что они слишком трусливы, чтобы лететь вниз на помощь.

— И что же она собирается сделать с нами? А? — измывался он.

Я посмотрела сперва на одного, затем на другого.

— Блиц вопрос: у кого из вас ключи?

Второй охранник посмотрел на первого, в то время как тот с ужасом уставился на меня. Я посмотрела прямо ему в глаза и скользнула в З.П.С… Три телекинетических пули полетели в лицо пегаса. Луна свидетель, его голова взорвалась прямо передо мной. Отстранив эту картину на второй план, я уставила свой взор в глаза второго охранника. Я не говорила, не угрожала, даже не моргала, но пегас дрожал с головы до кончика хвоста.

— Достань ключи и открой решётку, — медленно сказала я, а затем добавила: — Я не хочу тебя убивать.

«Но я не отвечаю за себя, если ты попытаешься сделать что-то лишнее.»

Он весь дрожал, пытаясь вытащить ключи из кармана своего друга, но чуть погодя ему даже удалось обуздать свою тряску, чтобы открыть дверь. Я почуяла, что он хорошенько обмочился. Неплохо. Я вышла, всё ещё глядя на него, затем мотнула головой в сторону клетки. Он зашёл в камеру и заперся.

— И не вылезай отсюда, — всё что я сказала, обыскивая его. Я нашла несколько таблеток Бака, большой шприц с рисунком четырехглавого дракона (вероятно Гидра) и набор доз, как я поняла Стампейджа.

И вдруг я услышала крик Глори. Даже стальная дверь с табличкой «Помещение для допросов» не смогла заглушить её вопль. Я била по ней своими копытами, попутно ковыряясь в замке магией. Без толку. Я взглянула на следующую дверь с надписью «Наблюдательный пост», и вышибла её. В комнате было пусто, за исключением металлического стола. И затем мой мир окрасился красным, в пучине ярости и гнева.

Через стекло я увидела лежащую на столе Глори. Один ублюдок прижимал её туловище, другой же удерживал её круп на месте. Это могло быть наглядным пособием по изнасилованию, если бы кожа на её боку не почернела и не дымилась от химических ожогов на её кьютимарке. Восходящее солнце на её боку исчезло навсегда, оставив после себя пустое и тёмное полушарие.

Я обрушила свои копыта на зеркальное окно. Стекло задребезжало. Бросив вопросительный взгляд в мою сторону, эти двое продолжили свою работу. Один из них вытащил клеймо. Я видела этот знак меньше часа назад, выжженный на боку заключённой дашитки. Он направил клеймо под пламя паяльной лампы, и я видела, как оно медленно окрасилось вначале в красный, а затем в жёлтый цвет. Я вложила всё силы в свои копыта, но стекло так и не разбилось. Оперативный агент Лайтхувз вздохнул, когда посмотрел на меня из другого окна наблюдательного поста на дальней стороне помещения для допросов.

Клеймо коснулось её почерневшей кьютимарки и исчезло за завесой дыма, шипения и крика, что ударил мне прямо в сердце. Будь лучше. Я съела сразу горсть Бака, вколола Гидру, и без сожаления опустошила ампулу Стампейджа. Весь мир теперь представлял из себя красный туман и душераздирающий крик, который был всё дальше, дальше и дальше.

Я поняла, что прошло лишь несколько минут, потому что я ещё пылала изнутри, но уже понемногу начала остывать, когда сознание начало возвращаться ко мне. Я сидела, залитая кровью от головы до копыт. Мой рот наполняла какая-то жидкость с металлическим привкусом пополам с обрывками мяса. Один металлический стол торчал в широкой дыре в окне, другой был изломан и покорёжен до неузнаваемости. Я могла считать мертвецов только по их туловищам. От остального мало что осталось. Дверь стояла открытой, и я была абсолютно уверена, что ни одно из этих тел не принадлежит Лайтхувзу. Но всё это не имело значения. Глори плакала.

Я подвела её. Не сумела убедить её в опасности. Не смогла вовремя найти доказательства. Не успела добраться до Лайтхувза. Не сумела добраться до неё. Её метка исчезла, отнятая пони, которым она доверяла безоговорочно. И это была моя вина. Свежий след от клейма чернел и бугрился, чёрное кольцо обрамляло участок красной кожи, внутри которого было выжжено облако с бьющей из него молнией. Знак дашита.