И тогда ад вырвался наружу. Загудела итальянская пресса. Вдова Крокссона обвиняла Прендергаста в смерти мужа. Также он обвинялся в организации целой сети дипломатов-гомосексуалистов в Риме. Были и другие обвинения. В конце концов, Прендергаст решил исчезнуть. Два офицера британской безопасности перехватили его в аэропорту Фьюмичино, когда он собирался садиться на самолёт, летевший в Чехословакию. Его перевели в Лондон и посадили на тридцать лет за измену. Все обвинения Крокссона в его адрес были подтверждены фактами.

Бонда выручило только то, что на суде не всплыло его имя — Прендергаст по старой дружбе не упомянул о том, что он навещал его в Риме перед самоубийством Крокссона. На Секретную службу была брошена такая большая тень, что М. подал своё прошение об отставке лично премьер-министру. Тот ему отказал, и тогда М. решил привлечь Бонда к ответственности. Он собирался уволить его не только из отдела «00», но и из Секретной службы вообще. На помощь Бонду вновь пришёл сэр Джеймс Мэлони. Он посоветовал М. отправить Бонда на какое-нибудь трудное и безнадёжное задание, которое помогло бы ему забыть о Трэйси и восстановить свой профессиональный навык. Так начались события, описанные Флемингом в романе «Живёшь лишь дважды».

— Это было одно из моих самых причудливых заданий, — сказал Бонд. — Я должен был поехать в Японию и войти в контакт с их Секретной службой, чтобы получить уникальную шифровальную машинку, позволяющую расшифровывать самые замысловатые сообщения русских. В итоге я столкнулся там с Блофельдом. Тот организовал в старом замке у Киото сад самоубийств.

— «Диснейленд смерти»?

— Именно. И моё задание превратилось в личную вендетту.

— Убийство Блофельда принесло вам удовлетворение?

Бонд покачал головой.

— Нет. Я долго мечтал об этом моменте, но всё произошло слишком быстро, чтобы я мог получить сатисфакцию от процесса. В конце схватки замок Блофельда загорелся, я упал в море, и меня подобрала Кисси Судзуки. Хотя я и потерял память, мы с ней были счастливы.

— Она стала вашей идеальной женщиной?

— В некотором роде да. Японки спокойные и послушные, и я всегда мечтал пожить с японской женщиной. Она заботилась обо мне — кормила, мыла, одевала, ну и занималась со мной любовью. Однако едва ко мне стала возвращаться память, я понял, что вечно так жить — не для меня. В конце концов, мы расстались.

— И вы попали в Россию?

— Да.

— А девушка? Флеминг упомянул, что она осталась беременна.

— Это так. Однако узнал я об этом не сразу. Да если бы и узнал сразу — всё равно не смог бы отреагировать адекватно — в том состоянии. Я вернулся в Японию только два года спустя, нашёл её через Тигра Танаку и поехал к ней в Токио, где она работала в одной из американских рекламных компаний. Наш мальчик был замечательным — сильным и красивым, хотя для меня было странно иметь сына-японца.

Бонд говорил о своём ребёнке не без гордости и даже показал мне его фотографию, которую хранил в бумажнике. На ней его сыну было уже восемь лет, и мне было непривычно видеть японскую версию мини-Бонда — с большими глазами, азиатским носом и решительным ртом, доставшимся ему от папы. На лбу угадывалась запятая тёмных волос — как и у Бонда.

— Как его зовут? — спросил я.

— Джеймс, — ответил Бонд. — Кисси назвала его в мою честь, хотя фамилия у него, конечно, её.

— И он знает что вы — его отец?

— Конечно. Когда я был в Токио, то предложил Кисси жениться, но она не согласилась. А потом вышла замуж за японца из компании «Шелл», — Бонд состроил гримасу. — Однако стоит отдать этому человеку должное — он заботился о мальчике и никогда не запрещал мне с ним видеться. Я несколько раз выбирался в Японию и забирал мальчика в Англию. Показал ему Гленко, представил семье — его семье. Он ведь полноправный представитель рода Бондов. Сейчас ему десять. Я записал его в школу в Итоне, и через год-два он пойдёт в неё учиться. Надеюсь, он станет лучше, чем его отец.

— А станет ли? — спросил я.

— Искренне на это надеюсь. Он умнее, чем был я в его годы. Возможно, он похож на моего брата Г енри. Шутка.

Бонд увлечённо говорил о своём сыне, словно не желая затрагивать эпизод, который случился с ним после отъезда из Японии, а именно — когда ему «промыли» мозги в СССР. Сделано это было с одной единственной целью — вернуть его в Лондон с тем, чтобы он убил М. Он так и не вдался в подробности того, как это произошло, сказал только, что по отношению к нему применили «специальные лекарства» и сыграли на его «подсознательной обиде на М.»

—

А применяли ли они фрейдистские методики с целью задействовать в вас ненависть к людям, напоминающим вам отца*? — спросил я.

II возможно речь идёт о мнении Фрейда об Эдипове комплексе — эротической привязанности мальчика к матери и восприятии отца как соперника

.

— Не знаю. Знаю только, что лечение сэра Джеймса Мэлони стёрло из моей памяти все эти детали.

— Какова была реакция М.?

— Он отреагировал на мои действия удивительно спокойно. Конечно, он догадывался о том, что произойдёт — его ведь предупреждали — и дал ситуации разрешиться — с тем, чтобы потом меня «добить». Он победил и на этот раз. Я сразу был переведён в агенты «второго сорта», и после моего излечения, таких заданий, которых Флеминг описал в «Голдфингере» и «Шаровой молнии», мне больше не доверяли. Вместо этого меня направили на Ямайку разбираться с гангстером Скарамангой — довольно скучная история, хотя Флеминг и постарался придать колорита своему повествованию. Было у меня и второсортное задание, описанное им в сборнике рассказов «Осьминожка».

— Как вы отреагировали на выход фильма «Доктор Ноу»?

— О, это было забавно. Забавно видеть, что герой на экране — это совсем не ты. Однако сам Ян гордился своим детищем. «Ты должен быть мне благодарен, — говорил он. — Не каждому при жизни удаётся стать героем романов и фильмов».

— И что вы ответили?

— Что я мог бы обойтись и без этого. И, в конце концов, мы оба немного подустали от всей этой бондовской суеты.

— А другие фильмы?

— Я видел большинство из них. Товарищ Шон Коннери продолжал меня играть, и я чувствовал, как моя личность постепенно растворялась в нём. Я снова спросил себя: «А существовал ли я на самом деле?» Было странным сидеть в зале и смотреть на себя на экране, в то время как критики думали, что я — всего лишь легенда. Помню, как после фильма «Доктор Ноу» Флеминг давал большой приём, и там было много икры — столько я не видел в течение всей своей жизни. Никогда не забуду, как стоявшая рядом со мной женщина сказала, что такого героя, как Джеймс Бонд, просто не может существовать. Тогда Ян подошёл к нам и попытался меня ей представить. Она не поверила — подумала, что её разыгрывают.

— Вы имели какой-то процент от фильмов?

— Это шутка? Даже Яну досталось всего несколько тысяч, и тех он не успел потратить. Когда, будучи в Германии, я узнал о том, что он умер — меня хватил шок. Вместе с ним словно ушла какая-то часть меня. — Бонд сделал паузу. — А теперь прошу меня извинить, продолжим в другой раз.

Он встал со своего места и стал готовиться уходить. Как я понял — он шёл навестить свою невесту.

— Значит, вы всё-таки женитесь? — спросил я.

— Да. Всё уже назначено. Завтра, в здании городской мэрии. Цилиндры, фраки — всё как положено.

Я предположил, что он шутит насчёт цилиндров, хотя и не был в этом уверен.

— А служба? Вам ведь звонили из Лондона, чтобы убедить вернуться?

Наконец-то я увидел, что Бонд вышел из себя.

— Да чёрт бы их побрал. Они всегда так. Пока ты в их распоряжении — с их стороны никакого интереса. Но как только ты им говоришь, что уходишь

— то сразу становишься нужен. Детский сад какой-то. Но как бы то ни было, они опоздали. Я уже принял решение.

— Это действительно так?

— Да. Хочу мира и нормальной жизни. Теперь, когда у меня есть такая возможность, я не упущу её.

Когда Бонд ушёл, я переоделся, принял душ, заказал себе виски с лимонным соком и пообедал в одиночестве у бассейна. Внезапно Бермуды показались мне слишком жаркими и сонными. Отель, да и целый остров, казалось, заснули, и я представил себе, как там, за закрытыми ставнями, пары молодожёнов предавались послеобеденной сиесте.