Позже он напишет, что нашёл своего собеседника совершенно невыносимым — высокомерным, плохо образованным и слишком много пьющим (возможно в этой оценке сыграла роль и ревность Мэддокса). Однако ему было не привыкать — он ломал высокомерие и не таких. Сказал Бонду, что знал его отца и, разговорив, спросил, каковы его дальнейшие планы на жизнь, и собирается ли он дальше иметь отношения с этой шлюхой.

На мгновение у Бонда возникло желание поступить с ним так же, как он поступил с пьяным американцем в ресторане «Де Боз-Ар», однако он не сделал этого, поскольку Мэддокс был трезвым. Бонд спросил его, что он имеет в виду. В ответ Мэддокс положил на стол фотографии Марты со многими мужчинами. Они не были высокого качества, но заставили Бонда задуматься. Потом Мэддокс сыграл на патриотизме Бонда, сказав ему, что одним из этих мужчин является фон Шютц. «Марта не только предавала тебя, — сказал он. — Она продавала Британию и Францию гуннам». После этого Мэддокс в общих чертах обрисовал Бонду ущерб, нанесённый утечкой в Берлин документов о переговорах. «Когда начнётся война, — добавил он, — действия этой женщины будут стоить десятков тысяч британских жизней и даже больше, если она будет их продолжать».

Бонд молчал.

— И что я должен сделать? — спросил он наконец.

— Боюсь, что она должна умереть, — ответил Мэддокс. — Остаётся л

ишь

уладить детали. Я не хочу тебя в это впутывать и не хочу, чтобы ты пострадал, но должен рассчитывать на твоё сотрудничество.

— Как скоро это должно произойти?

— Чем скорее, тем лучше.

Последовала пауза. Мэддокс дымил большой сигарой.

— Я сделаю это лично, — сказал Бонд. — Будем считать, что из ревности.

— Неожиданно, — ответил Мэддокс.

Следующим днём была суббота, а в воскресенье Марте де Брандт исполнялось тридцать. Ей было страшно думать о том, что ей уже тридцать. Чтобы развеселить её, Бонд предложил ей провести уик-энд в маленьком отеле на берегу Сены.

Проснувшись в субботу утром рядом с ней, он ощутил себя на удивление хладнокровным. Все свои сбережения он потратил на подарок для своей возлюбленной — кольцо с бриллиантом и аметистом, и сейчас положил его и красные розы на поднос с её завтраком. Они занялись любовью, и Марта чувствовала себя необыкновенно счастливой. Никогда ещё она не казалась Бонду такой красивой, как сейчас. Позже, когда они уже ехали в «Бентли», направляясь к отелю, она весело болтала. После полудня они выехали на дорогу, ведущую в Ле Тиллье. С левой стороны от них была Сена, воды которой блестели сквозь голые тополя. Дорога была пустынна. Стрелка спидометра на «Бентли» зашкалила за восемьдесят.

— Любимый, — сказала Марта. — Это ужасно, что мне уже тридцать. Я так не хочу стареть.

— Тебе не придётся стареть, дорогая, — ответил Бонд, выжал до упора педаль газа, и вылетевший на повороте автомобиль кувыркнулся в воздухе и упал в реку.

4. Ясновидец

Закончив

ЭТУ ЧАСТЬ ИСТОРИИ, Бонд замолчал. Сначала я подумал, что он скорбит по тому, что произошло, но вскоре я понял, что он лишь рассматривает двух колибри, блестевших синим цветом на фоне розовых цветков гибискуса. Солнце уже поднялось высоко, бассейн опустел. Бонд потягивал кофе, и по его серым глазам, рассматривающим птиц, невозможно было сказать, о чём он думает на самом деле.

— С тех пор, — сказал он наконец, — я усвоил урок: никогда не позволяй женщине помыкать тобою.

— Жестокий урок, — сказал я.

— Да, — Бонд слабо улыбнулся.

— И чем же всё закончилось? — спросил я.

— Вы имеете в виду автомобиль? Его удалось спасти. Небольшой ремонт — и он был в порядке.

— А вы?

— Я тоже спасся — выбросило через разбившееся лобовое стекло. — Он провёл рукой по щеке. — Вот откуда этот шрам. Флеминг постоянно пытался узнать, откуда он у меня. Теперь знаете и вы. Конечно, кроме него я получил и кое-какие переломы и прочие повреждения, но в конце концов мне удалось выплыть. Меня подобрала проплывающая рядом баржа.

— А женщина?

— Она умерла мгновенно. Когда автомобиль вытащили, она была всё ещё там. У неё сломалась шея. Ирония же судьбы заключалась в том, что во всей этой истории она была совершенно ни при чём. Информатором немцев был один из сотрудников британского посольства. Его вычислили только несколько дней спустя.

— И это не привело вас в ярость?

— Привело. Но что я мог поделать? Мэддокс лишь выполнял свою работу. От него потребовали быстрых действий, и он их предпринял. Я и так обязан ему, что он отмазал меня от полиции после аварии и положил начало моей карьере в Сикрет сервис.

Я думал, что Бонд захочет продолжить свой рассказ, но вместо этого он предложил мне сделать это за ужином. Ему нужен был отдых. А вечером он расскажет мне о своём первом задании в Секретной службе — а именно, выигрыше у румын в Монте-Карло.

Перед тем как пойти на ужин, я ему позвонил. Ответа не последовало. Я спросил Августуса, не видел ли он коммандера. Он ответил, что не видел. И вообще, сегодня вечером коммандера не будет. «Вы уверены в этом?» — спросил я. «Уверен. Он покинул отель вместе со своей леди».

Его не было и на следующее утро. Полдня я в одиночестве загорал и купался в море. Бонд появился лишь на ленч — в той же футболке, в тех же брюках и в тех же эспадрильях. Леди, однако, с ним не было, и меня это разочаровало. Мне очень бы хотелось узнать, кто она. Не утруждая себя объяснениями по поводу вчерашнего отсутствия, Бонд в точности повторил свой вчерашний ритуал, вплоть до лобстера с кокосом и гуавой. Он был воодушевлён и с энтузиазмом рассказывал мне о своём скором возвращении на службу в качестве активного сотрудника. Когда я спросил его, какие его ждут задания, то словно наткнулся на стену. Поняв, что спросил то, чего не должен был спрашивать, я быстро перевёл разговор на тему Мэддокса. «Кем он был?» — поинтересовался я. «Типичным представителем старой гвардии, — ответил Бонд. — Он знал самого Моэма* и утверждал, что тот использовал его в качестве одного из своих персонажей. Он многому научил меня в своё время; я был впечатлён его лосьонами после бритья, сигарами, которых он курил, и людьми, с которыми он общался».

//Уильям Сомерсет Моэм — английский писатель и агент английской разведки по совместительству//

После падения Бонда и Марты в Сену, Мэддокс был человеком, который обо всём позаботился. Имя Бонда не попало в полицейские протоколы, а сам он был отправлен на долечивание в один из лесных санаториев недалеко от Фонтенбло. Доктора пообещали, что за несколько недель поставят пациента на ноги, что, впрочем, при его молодом организме и так не составит большого труда. Единственный нюанс — рана на щеке. Когда Мэддокс увидел, насколько грубо её зашили, то пришёл в ярость. «Не волнуйтесь, — ответил ему хирург. — Остальное не пострадало, и женщины найдут его вполне привлекательным». Но женщины заботили Мэддокса слабо. Как профессионал он понимал, насколько опасной может оказаться для будущего агента такая примета.

ЛаПуант — швейцарский пластический хирург, которому позвонил Мэддокс, постарался исправить ситуацию со шрамом, но, как часто реагируют в таких случаях хирурги, посетовал на то, что обращаться к нему по этому поводу следовало раньше. Пока Бонд выздоравливал, Мэддокс часто навещал его. Они много и долго разговаривали и хорошо узнали друг друга. Мэддокс подал запрос в Штаб-квартиру, и после некоторого колебания получил положительный ответ. И вот, выписавшись из санатория, Бонд был приглашён Мэддоксом на ужин в ресторан. Артишоки с гусиной печенью, турнедо с грибами и бутылка «Дом Периньона» — и разговор пошёл. Мэддокс в общих чертах обрисовал Бонду предстоящие перспективы его работы в Сикрет сервис. Сделал он это с большим очарованием и умением. Бонд навсегда запомнил этого невысокого лысого человека с чёрными глазами, ставшего ему путеводителем в таинственный мир разведки. Но на тот момент Бонд ещё плохо представлял себе, что ждёт его в будущем.