— Паспортный контроль. Откройте, пожалуйста, — донеслось снаружи.

Бонд узнал голос, который уже слышал в зоопарке в Венгрии.

— Одевайся, — сказал он проснувшейся девушке. И крикнул находящемуся снаружи: — Мы уже проходили один паспортный контроль!

— Этот другой. Полицейский. Откройте!

К тому времени, как Бонд с девушкой были уже одеты, дверную ручку подёргали ещё раз, нажали на дверь, и она открылась на полдюйма.

— Мне нужна ваша спутница, мистер Бонд! — сказал Хейнкель. — Откройте дверь!

— А если я этого не сделаю?

— Не нервируйте меня, мистер Бонд. Вы уже достаточно мне насолили. — Г олос Хейнкеля был мягким, но в нём звучала угроза. — Я-то думал, что вы уже умерли. С чистой совестью уехал из зоопарка, хорошо поел, хорошо выспался. А когда вернулся, то увидел, что вы не только остались в живых, а ещё и имели наглость сбежать. Вместе с вами из зоопарка исчез и весьма редкий экземпляр, и ещё один — тот, который сейчас находится с вами в купе. К счастью, мои связи в вашем австрийском офисе помогли мне выяснить путь вашего следования. И на этот раз вы меня не одурачите. Со мной пятеро вооружённых людей. Ну же, открывайте эту чёртову дверь, Бонд!

Понимая, что Хейнкель не блефует, Бонд убрал клинышки и отступил назад. Его противник стоял в коридоре, куря сигару и небрежно держа в руке автомат, который Бонд видел у него ещё в зоопарке. Рядом с ним стояли его суровые спутники.

— Отдайте пистолет.

Бонд отдал ему свой пистолет.

— Мило, — сказал Хейнкель, бросив взгляд на подругу Бонда. — Утешайте девушку в отсутствие 009? Ладно, пошли.

Купе Хейнкеля располагалось в дальнем конце поезда, и Бонд с девушкой пошли вместе с ним и его сообщниками по раскачивающемуся коридору.

— Не спешите, мистер Бонд. У нас ещё целых два часа до границы. За это время мы успеем разговорить вашу спутницу, которая, как я понял от своего источника, обладает весьма ценной информацией.

По перестуку колёс Бонд мог сделать вывод, что поезд едет довольно быстро. Хейнкель шёл позади него, а за Хейнкелем шла Нашда. Бонд оценил ситуацию. Если он сейчас ничего не предпримет — у них с девушкой не останется ни единого шанса. Как только Хейнкель со своими сообщниками закончат их пытать, то тут же от них избавятся — им не нужны свидетели. Проходя заднюю дверь вагона, Бонд решил рискнуть. Пусть шанс невелик — но всё же он лучше, чем неумолимое приближение к смерти. Изображая из себя споткнувшегося, он одной рукой толкнул противника в живот, а другой открыл входную дверь вагона. На мгновение и он, и Хейнкель повисли над бездной. Бонд сохранил равновесие, а захваченный им врасплох Хейнкель — нет. Словно перегруженный почтовый мешок, он свалился с подножки и полетел в темноту. Бонд заключил девушку в объятия. Не дожидаясь, пока люди Хейнкеля начнут по ним стрелять, он крикнул:

— Прыгаем!

И вместе с ней соскочил с поезда. Он вспомнил, как во время войны высаживался в сельскую местность Франции на парашюте — тоже в ночное время. Инстинктивно он вдавил голову в плечи и приподнял колени. Они приземлились на мягкую землю и покатились к основанию железнодорожной насыпи. Когда Бонд пришёл в себя, девушка стояла над ним со слезами на глазах, и спрашивала, не мёртв ли он.

До Инсбрука* было десять миль.

//город на западе Австрии, южнее границы с Германией//

Прихрамывая, они пошли в ближайшую деревню. Когда они, наконец, добрались до неё, было уже утро. Спина Бонда болела ужасно. Они направились в полицейский участок, где их едва не арестовали. Тело Хейнкеля было обнаружено неподалёку от места их падения. Он умер, ударившись о мост.

После звонка начальнику австрийской станции в Вене, Бонд с девушкой были доставлены в Инсбрук, а оттуда уже отправились в Лондон — на этот раз самолётом.

14. Правда об М.

К

ЭТОМУ МОМЕНТУ мне стало жаль Бонда. Почему его начальство к нему так несправедливо? Он парится здесь уже целых шесть недель — вполне годный к выполнению своих обязанностей, и только и ждёт сообщения из Лондона, а они — ни слухом, ни духом. Пять раз за последние два дня он пытается связаться с М. — безуспешно. Я-то цинично думал, что он наряжался тогда для прогулок с Ханичайл, а он, оказывается, всё ждал, когда, наконец, получит указание лететь в Лондон. Секретная служба была смыслом всей его жизни — это было очевидным. И столь же очевидным было то, что его беспокоит отсутствие внимания к нему со стороны начальства.

К тому моменту, как он закончил свой рассказ о будапештском деле, ему принесли телеграмму. Он прочёл её, состроил гримасу, а потом передал мне. Это было сообщение, которого он ждал уже давно. «Оставаться на месте, ждать приказов и не пытаться выходить на телефонный контакт. М.» Теперь я уже воочию убедился в том, что чувство такта в Секретной службе оставляет желать лучшего.

— М. в последнее время невыносим, — пояснил Бонд. — Всё думает, что пробудет на этом посту вечно — как и Гувер* в ФБР.

//директор ФБР с 1935 по 1972 годы//

Наконец-то я услышал от него и упрёк в адрес своего начальника. До этого времени он говорил о нём только в положительном ключе.

— Не думал, что М. может быть настолько груб, — сказал я.

Бонд улыбнулся.

— Он — старое умное чудовище, — сказал он. — Вежлив и дипломатичен на публике, но заноза для подчинённых. Долго держал нас всех в тонусе, но постепенно стал терять хватку. Был такой момент, когда я даже выручил его.

Откинувшись на спинку стула, Бонд закурил.

155

— Это довольно странная история, — продолжил он. — Флеминг об этом как-то упоминал — между строк, конечно, и это стало поводом к разрыву его с М. отношений.

— А был ли смысл продолжать писать романы, если русские уже узнали об обмане?

— Был. Но не у Флеминга, а у М.

— Вот как?

— Да. Как я уже говорил, Ян планировал закончить свою эпопею на романе «Из России с любовью». К тому времени он уже достаточно наелся ею. Ему надоело играть роль «преданного мемуариста Секретной службы». Он часто жаловался мне, что в моих недостатках читатели уже стали обвинять его. Однако после того как я удачно завершил операцию по ликвидации доктора Ноу, М. усмотрел в написании романа об этом нечто вроде рекламы нашей организации.

— Рекламы для Секретной службы? — переспросил я.

— Критика, — пояснил Бонд. — В 1956-ом нас все критиковали. Помните, было такое скандальное дело — когда водолаза Крэбба заметили в гавани в Портсмуте* рядом с крейсером, на котором Булганин** прибыл с визитом в нашу страну?

//* — город на южном побережье Англии, **

—

на 1956 год член Президиума ЦК КПСС

.// Возник дипломатический скандал, и крайними сделали нашу организацию. Мы потеряли уважение даже у ЦРУ. Книга «Доктор Ноу» реабилитировала нас, подняв уважение в глазах общественности — ведь фактически благодаря нашей службе американцы получили возможность возобновить свою космическую программу.

— Тогда может быть, вам стоило выйти из тени и обнародовать себя?

— Нет. С самого начала идея книг о Бонде была задумана как беллетристика — и так должно было продолжаться и дальше. Всех нас это вполне устраивало. Устраивало М., устраивало Флеминга — как писателя, и устраивало меня. Почему бы мне не побыть литературным героем, так понравившимся читателям?

Начиная с 1957 года карьера Бонда пошла в гору. Благодаря сэру Джеймсу Мэлони депрессии у него больше не было, и после задания на карибах он вновь вошёл в свой обычный рабочий ритм. Именно таким он и приступил к следующей операции, которую Флеминг описал в своей новой книге — «Голдфингер». Как писатель, он, конечно, приукрасил сюжет такими причудами Арни Голдфингера, как мошенничество в карточной игре и игре в гольф, однако они органично дополняли главную особенность этого человека

— любовь к золоту. И не вмешайся в его затею Бонд — ограбление Форт Нокса определённо состоялось бы, и тогда мировая финансовая система столкнулась бы с серьёзными проблемами.