Задания, которые он получал в этот период, сводились в основном к защите отдельных граждан либо к тому, чтобы заставить некоторых из них держать язык за зубами; к уничтожению врагов и к отражению нападений. Бонд гордился своими успехами. «Это ремесло, — сказал он. — И каждому хочется преуспеть в нём лучше».
Некоторые дела были выполнены им настолько виртуозно, что по праву могут войти в учебные материалы Секретной службы. Большинство из них так и останутся в секретном списке, и никто о них никогда не узнает, а те, о которых можно поведать, раскрывают лишь небольшой процент проделанной им работы.
Одно из дел было связано с его коллегой по службе — агентом 002. Тот три месяца провёл в тюрьме в Кантоне*
//ныне Гуанчжоу — город на южном побережье Китая//,
однако смог вырваться на свободу, убив при этом несколько китайских охранников, и перебрался в Макао*
//город неподалёку от Гуанчжоу, до 1999 года португальская колония//.
В Лондоне по этому поводу встревожились. Не дожидаясь давления китайских коммунистов на португальцев с тем, чтобы те выдали «беглого убийцу», в Макао направили Бонда. Тот вывел 002 из полицейского участка настолько умело, что не оставил после себя никаких улик, которые бы его выдали. (В этой операции впервые использовалось вещество «Обливон» — безопасное, но быстродействующее снотворное средство, специально разработанное в лабораториях «Юниверсал экспорт».) Переодетый в женщину агент добрался до Гонконга утренним паромом, а к следующему полудню уже был в Лондоне.
Другой миссией Бонда стал возврат нескольких фунтов первосортного урана-235, благодаря чему британское правительство вышло из неловкого положения (мягко говоря). Воры, угнавшие грузовик с атомной электростанции у побережья Англии, конечно, знали, что металл в нём был ценным, но о том, что он был радиоактивным, не имели понятия. Когда грузовик нашли, урана в нём не было. По тревоге был поднят Интерпол. Правительство было обеспокоено тем, что металл мог быть продан террористам, которые использовали бы его в качестве сырья для ядерной бомбы.
Бонд прибыл во Францию и тут же связался с Рене Матисом. Была разработана следующая схема: Бонд должен будет играть роль посредника арабов, которым нужен этот уран для борьбы с Израилем. Следы привели его на виллу у Женевского озера, где он «купил» металл по цене в миллион фунтов золотом, взятых из банка Англии по заказу британского правительства. Как только Бонд и купленный им смертоносный груз приземлились в Лондоне, неудачливые продавцы тут же были арестованы Матисом и его людьми, и золото было возвращено.
Тем временем Флеминг готовился к публикации своей второй книги о Бонде — «Живи и дай умереть». Он очень гордился её суперобложкой. Однако когда он предложил Бонду явиться на её презентацию, Бонд забеспокоился. «Но почему нет? — спросил его Флеминг. — Это будет забавно, и никто не догадается, кто вы на самом деле». Бонд не находил это забавным. Он чувствовал, что теряет свою индивидуальность, и Флеминг распоряжается им как своим детищем. Когда он мягко намекнул ему об этом, тот ответил, что это и есть главная цель их обмана. Бонд неохотно согласился, но книгу читать не стал.
После публикации в Москву пошли странные отчёты. Уркхарт забеспокоился, что кое-кто из журналистов может догадаться, что романы о Бонде — вовсе не «липа», и Флеминг был вызван по этому поводу в уже известное здание на Риджентс-парке.
— Что ж, — сказал Флеминг, — если существуют реальные опасения того, что СМЕРШ может нас раскусить, то я предлагаю дать им нечто грандиозное.
— То есть? — спросил М.
— Что-нибудь из разряда такой фантастики, которая уже ни в ком не оставит сомнения, что Бонд и романы о нём — самая настоящая беллетристика.
Так родился роман «Мунрейкер». По замыслу Флеминга, центральной частью сюжета должен был стать заговор против британцев. Идея родилась в его голове после того, как он и Бонд вдоволь наигрались в гольф в клубе «Ройал Сейнт Джордж, Сэндвич» в местечке «Петт Боттом», неподалёку от Кентербери, где Джеймс Бонд провёл часть своего детства. Г лавным злодеем романа будет богатый промышленник, решивший построить ракету для британцев — так называемый «Мунрейкер». Всё должно идти гладко, вплоть до последнего момента, когда Джеймс Бонд неожиданно выяснит, что в реальности промышленник работает на русских и его настоящая цель — шантаж британского правительства, иначе ракета, начинённая ядерной боеголовкой, будет направлена на Лондон, где и взорвётся. Бонд был впечатлён изобретательностью Флеминга. Он предложил «разместить» придуманную тем ракету у одного из крутых обрывов береговой линии Кингсдауна*
//деревня на восточном берегу Англии
//. Он хорошо знал это побережье.
Они проехались туда с Флемингом, посетив на обратном пути и бар «Мир без нужды» на Довер-роуд, который позже был упомянут в романе. И ещё обговорили некоторые детали — относительно офисной рутины Бонда и последних причуд М.
— А злодея как назовём? — спросил Флеминг. — Хочется, чтобы не напоминало какое-нибудь официальное лицо.
Бонд неожиданно вспомнил своё детство во Франции, где он знал мальчика, у которого была собака по кличке Дрэкс.
— Может, Дрэкс? — предложил он.
— Хорошее имя, — согласился Флеминг. — Такое, какое и должно быть у злодея — короткое, колкое и запоминающееся.
12. Бонд-рогоносец
— ЛЮБОВЬ? — ПЕРЕСПРОСИЛ БОНД. — Лучшее определение любви, которое я когда-либо слышал, дал друг Яна Флеминга — Харлинг. Он сказал, что любовь — это смесь нежности и похоти, и я с ним согласен.
— И это всё? — спросила Ханичайл.
— Всё, — ответил Бонд. — Для меня, во всяком случае.
Во время рассказов о том, как публиковались книги Флеминга, я чувствовал в Бонде какое-то напряжение — видимо, факт того, что с каждой такой публикацией терялась его индивидуальность, всё ещё преследовал его. Когда же мы отошли от этой темы, он сразу как-то повеселел и охотно принял предложение мисс Шульц, то есть Хани Райдер, о прогулке на её яхте. Более того, он настоял на том, чтобы и я отправился с ними. Ма
ши
на. Хани забрала нас из отеля в восемь, а в восемь тридцать мы уже были на борту её судна.
За штурвал встал Бонд. Каллум — личный шкипер Хани — не возражал (видимо, получил от неё соответствующие распоряжения). Иногда, правда, он улыбался тому, как Бонд управляется с диаграммами и секстантами, однако в целом относился к нему вежливо, называя его «коммандер», чему Бонд, конечно, был рад. Сам Бонд получал от путешествия невероятное удовольствие, и Ханичайл во всём его слушалась.
К полудню женщина приготовила ленч — салат П. Дж. Кларка, холодного фазана и землянику со сливками. Бонд подобрал шампанское. Хани выглядела соблазнительно — будучи одетой лишь в нижний элемент своего купальника (Бонд сказал ей, что не любит, когда верхняя половина тела женщины загорает неравномерно, и она приняла это к сведению). Именно тогда — после ленча — и зашёл разговор о любви, подогретый выпитым шампанским, ярким солнцем и почти голой Ханичайл, и Бонд ответил на провокационный вопрос, заданный ею.
— Нежность и похоть. — повторила Хани. — Слова неотёсанного мужлана.
Бонд усмехнулся. Земля уже исчезла из поля нашего зрения, за штурвалом стоял Каллум, и яхта скользила к горизонту, оставляя за собой длинный белый шлейф. Хани встала, чтобы принести вторую бутылку шампанского. Я заметил, что грудь её уже вполне загорела. Когда Бонд наполнил её бокал, она сделала глоток и сказала мягко:
— Однажды, кавалер Бонд, вас настигнет сексуальное возмездие. И я очень хотела бы на это посмотреть.
— Боюсь тебя разочаровать, дорогая, но нечто подобное со мной уже произошло, — ответил он.
— Вот как?
— Да. Это случилось в 1955-ом, с девушкой по имени Тиффани. Я тогда был в Америке и работал над заданием, который Флеминг описал в романе «Бриллианты вечны». Я столкнулся там с бандой, называвшей себя «Пёстрая толпа». Они контролировали незаконный оборот алмазов. Тиффани была связана с ними. Флеминг написал о том, что я привёз девушку в Лондон, но о подробностях того, что было дальше, не упомянул.
