— Моя фамилия Деметриос, — представился тот. — Я по поводу рыбалки.

Человек настолько располагал к себе, что между ним и Бондом тут же установились тёплые отношения. Они выпили бутылку местного вина, после чего целый час разговаривали о рыбалке и об опасностях, которых таили в себе скалы и подводные течения. Деметриос поведал Бонду о том, как он собирал богатства с затонувших кораблей, как плавал у коралловых лож, в которых не заплывают даже рыбы, и какие у него планы на будущее. Он сказал, что по профессии моряк, и его корабль скоро должен выйти в плавание. Следующим утром он пообещал взять Бонда с собой поплавать.

Несмотря на то, что он интересовался им на следующий день, Бонд избежал с ним встречи. И поскольку до отплытия судна оставалась всего ночь, Бонд решил действовать. Достав чемоданчик, разработанный в отделе «Кью», он вытащил упрятанные в нём две половины магнитной мины и собрал их воедино. Установив таймер предохранителя на двадцать четыре часа, вечером он отправился в плавание. Мину он плотно привязал к животу и по пути периодически выплывал на поверхность, чтобы не сбиться с курса. «На борту ли Деметриос?» — спросил себя он. Он поднимал за собой тоненькую струйку пузырьков, но поскольку на «Сапфо» не было наблюдателей, волноваться об этом не стоило. Мину лучше всего было установить посредине судна, и сделать это оказалось нетрудно: поскольку она была магнитной, то Бонда стало притягивать к судну, едва он к нему приблизился. Подобное ощущение он уже испытывал во время учебных занятий в Канаде; жаль, что аналогичные действия приходилось применять и на практике.

В отель Бонд вернулся к полуночи. «Где Деметриос?» — спросил он бармена. «Капитан уже на судне, сэр. Он выплывает завтра утром и попросил меня передать вам, что вернётся через неделю, и вы всё-таки поплаваете вместе». Бонд поблагодарил его, выпил и лёг спать. А утром проснулся, сел на паром и двинулся в Афины, чтобы успеть на ночной самолёт в Лондон. Самолёт приземлился в Хитроу в два часа ночи. Бонд взял такси и поехал к себе домой, где проспал до десяти. «Уже? — удивлённо спросила мисс Трублад, увидев его утром в офисе. — И как отдохнул?» «Думаю, что хорошо. Жаль, что тебя там не было. Греки — хорошие люди, особенно Деметриос, с которым я познакомился. Тебе бы он тоже понравился — симпатичный мужчина, целеустремлённый и влюблённый в море». «Мм. И вы с ним ещё увидитесь?» «Нет».

Весь день Бонд провёл в совещаниях с сотрудниками отдела «С»*, а в семь вечера покинул рабочее место и вышел на Бейкер-стрит.

IIотдел, занимающийся Советским СоюзомП

У станции метро он купил вечернюю газету. Первая страница была посвящена сообщению о том, что в двухстах милях к северо-западу от Лимассола затонуло судно «Сапфо», как оказалось, перевозящее контрабандный груз оружия и боеприпасов для террористов Национальной организации освобождения Кипра. Причина крушения пока неясна, сообщений о выживших пока не поступало. Бонд спустился по эскалатору и сел на свой поезд, направлявшийся в Лестер-сквер.

После задания в Греции Бонд стал нуждаться в настоящем отдыхе. К тому же нездоровилось тёте Чармиан, и он решил увезти её на несколько дней на юг Франции. «Отпуск?» — недовольно проворчал М. «Мне полагается, сэр». Бонду и в самом деле полагалось — четыре недели в году плюс отгулы за потраченные на службе выходные. «Вы ведь знаете, под каким давлением находится сейчас наша служба, 007». «Но ведь мне полагается.»

Через некоторое время мисс Трублад вернула Бонду его прошение об отпуске со стоящей внизу листа мелкой подписью М.: «Разрешить на три недели в начале июля».

Тётя Чармиан была менее требовательна, чем любая из любовниц Бонда, и он чувствовал себя обязанным хоть как-то отблагодарить её за это. Они остановились в отеле «Кап-дАй», и, взяв напрокат коричневую «Симку»*

//французская малолитражка//,

Бонд повёз на ней свою тётю вдоль побережья. Впервые в жизни он выступал в качестве её ухажёра, а не подопечного. Они начали с казино, где Бонд проиграл в баккара, а она выиграла, и сказала, что за ужин будет платить она. На следующий день на рынке в Марселе у Бонда «увели» бумажник, и тётя Чармиан вновь заплатила за ужин. Потом они встретились с Рейнардом — одним из наиболее суровых секретных агентов, которого Бонд знал ещё со времён войны. Тётя пила с ним пастис*

//французская анисовая водка//,

говорила с ним на превосходном французском и смеялась его непристойным шуткам.

— Какая у тебя интересная тётя! — сказал Рейнард Бонду.

— Какие у тебя хорошие друзья, — сказала Бонду позже тётя Чармиан.

Отпуск был прерван неожиданным звонком из Лондона.

— Ты нужен М., — сказал Бонду начштаба.

— Но я ведь в отпуске. Неужели нет подход

ящ

ей замены?

— В том то и дело, что нет. Специфика задания такова, что заняться им можешь только ты.

— Хм.

— В общем, завтра ждём тебя в офисе. Да, и передай там привет своей юной леди.

— Эта леди — моя тётя.

— Мм. Тогда передай привет своей тёте. Как она там?

— Спасибо, хорошо.

Следующим днём Бонд уже предстал перед М. Суть этого разговора Флеминг описал в романе «Казино, Рояль”». Слушая своего начальника, 007 испытывал сложную гамму чувств: с одной стороны — грубо прерванный отпуск, а с другой — интрига нового назначения. М., кстати, не счёл нужным извиняться за то, что оторвал его от отдыха.

Суть задания заключалась в том, что Бонд должен был разгромить в карточной игре Ле Шиффра — советского агента, присвоившего партийные фонды коммунистов северной Франции. Репутация Бонда по выводу на чистую воду румын в 1938 году была настолько известной, что на это задание выбрали именно его.

Едва приехав в Руаяль-лез-О, Бонд тут же почувствовал охватившую его ностальгию. Покажет он сейчас этому Ле Шиффру, как когда-то показал румынам. И Матис из Второго бюро ему в этом поможет — как помог когда-то.

Именно эта ностальгия и послужила причиной его несколько странного поведения на том задании — в том числе и по отношению к агенту Веспер Линд. Почему его с ней отношения дошли до того, что он захотел на ней жениться? Я тактично спросил его об этом.

— Да, я действительно вёл себя странно, — неожиданно ответил Бонд. — И до сих пор не понимаю, как это со мной могло произойти. Разве что. Именно этим она меня и очаровала — своей мистической тайной, которая впоследствии оказалась тем, что она была двойным агентом, работавшим на русских.

— А как вы объясните, что информируя об этом М., вы добавили в текст сообщения лаконичную эпитафию «сучка мертва»?

— Ах, этот Флеминг. Конечно, он истолковал это как мою ненависть к девушке. В действительности же я глубоко скорбел по Веспер и фактически обвинял себя в её смерти — она ведь покончила с собой из-за наших с ней отношений, а с таким грузом жить тяжело. Однако как бы то ни было, а жестокая логика секретной службы расставила всё на свои места. Останься Веспер жива — и моей карьере пришёл бы конец. Но она умерла, и я продолжил свою работу. Мой успех в операции был высоко оценен моим руководством, и это помогло мне укрепить своё положение.

— И что было дальше?

— Я вернулся в Лондон и понял, что ничего не изменилось. Мэй уже ждала меня с завтраком из варёных яиц и свежим номером «Таймс». Я по-прежнему был свободен. Потом был визит к М. Тот, как обычно, был не очень разговорчив. «С этим нужно разобраться, — угрюмо сказал он, указывая на моё предплечье с вырезанной на нём русской буквой «Ш». — Мы не можем позволить себе иметь агента в отделе «00» с таким опознавательным знаком». Позже, когда я разговаривал с начштаба, тот сказал мне, что М. всё же удостоил меня похвалы. А к концу рабочего дня Манипенни принесла мне служебную записку о предоставлении мне восстановительного трёхнедельного отпуска в конце августа.

— И?

— Я поехал в Прованс*

IIобласть на юго-востоке ФранцииП.

Вы спросите, почему именно туда? Дело в том, что ещё весной того тогда я узнал, что умер Мэддокс, и его жена Регина приобрела себе небольшой домик рядом с Монпелье*

IIгород на юге Франции неподалёку от ПровансаП.

Я написал ей, и она пригласила меня к себе.