Спустя столько лет, он помнил, как это случилось, до мельчайших подробностей, как будто это произошло вчера. Был обычный вечер, ничем не отличающийся от сотен других вечеров, прожитых им на этом острове. Тогда, как всегда, он стоял на берегу океана, и смотрел на закат. Ему всегда очень нравилось, когда огромный оранжевый шар касался глади вмиг краснеющей воды, и миллионы огненно-желтых брызг, переливаясь, играли на волнах. Таких красивых закатов он не наблюдал даже в своем родном мире. И в тот вечер было все, как обычно. Разве что, за исключением того, что заходящих в толщу океана багровых шаров неожиданно стало два. И это второе, невесть откуда появившееся солнце, быстро приближалось к нему по воде, все увеличиваясь и увеличиваясь в размерах. Он помнил, как сейчас, тот момент, когда огромное, багрово-красное светило остановилось напротив него и заговорило с ним... Как же давно это было! Но то, что открылось ему тогда, он помнил до сих пор в мельчайших подробностях. И с тех пор он свято верил в открытые ему тогда три заповеди. Первая: всякий обитатель всякого мира ответит за причиненное им этому миру зло, и получит награду за сотворенное им этому миру добро. Вторая: не суди всуе своего ближнего, ибо судим будет каждый. Если же ты не судим, то ты - Бог. И, наконец, третья: существует множество божеств, но истинный Бог один. Итак, по велению одного из Высших, слуг и помощников Великого Бога, он и стал судьей, точнее, одним из так называемой Большой сотни судей, разбирающих дела жителей, населяющих эти миры, после того, как они отрабатывали отпущенный им земной срок и, наконец, пребывали на Великие Станции (называемые также Залами Великого Суда) для тестирования приобретенных ими за прожитый цикл навыков и умений, а так же выявления скрытых мутаций и дефектов. Кто-то из них переходил на следующий уровень, кто-то оставался на прежнем, а кто-то, не справившись со своим заданием, отправлялся на более низкую ступень. Выданные ему Высшим, которого он стал называть Большой Хозяин, Весы Справедливости никогда не лукавили и, со временем, он наловчился принимать до ста жителей разнообразных миров, в своем истинном обличии, за один день. Он, правда, по старинке, как было принято на его погибшей планете, для себя их именовал душами, но от этого суть его работы не менялась. Иногда, правда, его посещала ужасная, кощунственная мысль, о том, что да, Боги велики, но ведь и он был и есть для жителей этой планеты настоящий бог! Что, если где-то есть непостижимые миры, где даже Великий Бог просто слуга какого-нибудь Самого Великого Бога? А тот - слуга Самого-Самого Великого Бога? И так до бесконечности? Он всегда решительно гнал эти мысли прочь, считая их бредом и ересью, и был зол на себя, когда они, во время ночной бессонницы, беспокойными червячками начинали одолевать его и без того истерзанный разум. К тому же Мар, его единственный товарищ и соотечественник, помнящий те давние, прекрасные времена и владеющий утонченным Высоким Слогом, так разительно отличающимся от квакающей речи этого примитивного мира, зачем-то переехал со своего жаркого материка в сырой и неуютный мир, где стал отшельником, и теперь бывал у него только изредка, приезжая сюда по каким-то своим делам. А как бы он хотел иногда просто побеседовать с Маром! Поговорить о прекрасной Лазурной долине, о Великом Городе Тысячи Башен, столице его родины, Планеты Утренней Росы, о праздничных гуляниях по проспектам Огня и Воды, Великих карнавалах Меняющих свой облик, Поющих языках пламени и Музыкальных водопадах...... Впрочем, что теперь говорить, только душу терзать пустыми воспоминаниями! У него есть любимая работа, и его работа всегда помогала ему. Вот так и сегодня, он только что отправил парочку серийных убийц из одного довольно неуютного мира на триста местных лет испытать на себе жар Великого Огня, подготовил одной знаменитой и очень гордой кинодиве хвостатое обличие для прохождения жизненного круга в виде домовой мыши за когда-то брошенного ею в приюте сына, переселил душу одного заядлого охотника в тело лесной косули, когда сам Большой Хозяин, как всегда неожиданно, заговорил с ним. И вот так, одновременно дрожа от счастья и трепеща от страха провалить ответственное задание, он узнал, что ему выпала великая честь судить самого Таал-иис-хаала, во веки веков проклятого за гибель его собственного мира! Таал-иис-хаала, того самого негодяя, что польстился на дьявольские прелести Той, чье имя проклято на все века, и направил сотни несущих смерть зарядов на Планету Утренней Росы, на лучший из всех мыслимых миров, венец разумной жизни, на его родную планету. Конечно, за прошедшие со времен Великой катастрофы пять тысяч лет Таал-иис-хаал был судим и наказан много сотен раз. Он знавал и жар Великого Огня, и холод Вечной Бездны и ужас Всеобщего Забвения. За время своего наказания он побывал в обличии сотен самых омерзительных и ненавидимых всеми существ всех миров. Прошел жизненные циклы наркомана, душевнобольного, нищего, инвалида, пьяницы. Побывал в роли человека, потерявшего всех своих родных, и в роли существа, всех своих родных убившего. И все же, это был Таал-иис-хаал, тот самый, кто погубил Планету Утренней Росы. А для любого из еще оставшихся в живых ее жителей не было в этой жизни ничего более сладкого, чем отомстить ему за гибель своего мира. Торн никогда не надеялся, что это случится. А это произошло. Его самый злейший враг, губитель его мира, стоял в самом центре Зала Великого Суда, беспомощно топчась на месте и подслеповато щурясь под яркими лучами светильников Всеобщего Возмездия. Что же, сейчас он его и получит! Возмездие!
Торн резко поднялся с кресла, и отработанным за десятки лет движением, вскинул правую руку, нацелив указательный палец на вошедшего. " Ты -- Таал-иис-хаал! И этим все сказано! Твои преступления тебе известны, так как назывались до этого много раз моими предшественниками, ведущими Великий Суд. Тем не менее, напоминаю тебе еще раз, что ты обвиняешься в развязывании Великой Воины, уничтожении прекрасной Планеты Утренней Росы, а так же безжалостном убийстве пятнадцати миллиардов человек на нескольких обитаемых мирах. Кроме того, ты обвиняешься в чрезмерной гордыне, в преступной беспечности и в крайнем эгоизме. А сейчас -- да пусть вершат Весы Справедливости Великий Суд!" Он замер, почтительно склонившись в полупоклоне. Сначала ничего не происходило. Прошла минута, другая.... Вдруг воздух перед склонившимся в поклоне старцем стал дрожать и мерцать, как будто его разогрел внезапно вспыхнувший невидимый очаг. Еще минута, и призрачные Весы Справедливости вдруг возникли, как всегда, беззвучно, из ниоткуда. Торн отошел чуть в сторону, и, по-прежнему почтительно склонившись, внимательно наблюдал за тем, как Весы делают свою, им одну подвластную и понятную работу. Несмотря на то, что он видел это уже тысячи раз, этот непостижимый простому разуму процесс Великого Суда всегда внушал ему восторг и благоговение. Мерцающие в метре от пола Весы качнулись, дрогнув своими яркими, как синий жидкий огонь, чашами и замерли. Он стоял не дыша, буквально впившись взглядом в призрачный циферблат весов с бегущими на нем прозрачными символами. Что же ждет негодяя? Великий Огонь? Вечный холод? Жалкое существование в личине навозного жука? Но на призрачном экране высветилось что-то совсем другое, непонятное и незнакомое..., впрочем нет, смутно знакомое, где-то он уже видел эти черты... Боже милостивый, да это лицо... и лицо знакомое, еще как знакомое! Торн в смятении сел назад в свое кресло, потом опять вскочил и пару раз прошел взад-вперед около весов, не замечая, что сейчас он уже выглядит совсем не величественным, а скорее, смешным. Впервые, за всю свою практику вынесения приговоров Великого Суда, он был поставлен в тупик. Боже мой, ведь это было лицо Мара, его единственного соплеменника, с кем он еще поддерживал связь. Что бы, о боги, это могло значить?
