А вот Ксантиппа что-то заподозрила. Диалоги, конечно, живые, да больно благородные, сказала она сочинителю комедий Аристофану, а уж про Диотиму он там прямо-таки невероятные вещи рассказывает. Знает она эту Диотиму, дура дурой. Аристофан, не отвечая, доедал похлебку. Сократу понравилась его комедия «Облака», где он высмеял Сократа, и они подружились. Теперь Аристофан был уже старик, комедий не сочинял. Правда ли, что в конце «Пира» Сократ его перепил и пьяного уложил спать, спросила Ксантиппа. Сократ кого хочешь перепьет и спать уложит, уклончиво ответил Аристофан. Он не хотел ей говорить, что Платон весь этот «Пир» выдумал. Узнать бы, чего ради Платон занимается этой писаниной, сказала Ксантиппа, наливая Аристофану еще похлебки. Не доверяет она этому Платону. Выдает себя за Сократа, а зачем? Что он замышляет? Он же идеалист, а идеалисты народ опасный.
Ксантиппа оказалась права. Женщины всегда правы. Платон – прикинувшись Сократом – чувствовал себя в безопасности. Мог пойти на риск. Мир требовалось изменить. Он, Платон-Сократ, должен основать государство, которое никогда не удастся изменить. Нет ничего хуже, чем изменение, всякое изменение есть отдаление от идеи. Лишь идея неизменна. Государство, чтобы оставаться неизменным, должно осуществить идею справедливости. Государство состоит из людей. Неизменное в человеке – это его душа. Государство должно соответствовать праведной душе. Душа праведна, если у разума достаточно мужества, чтобы обуздывать влечение. Применительно к государству: властвовать должны философы, люди рассудительные, а народ, покорный влечениям, должен повиноваться мудрым. Но между правителями и подвластными должны стоять воины, мужественные стражи, им надлежит следить за тем, чтобы подвластные повиновались. Если государство устроено таким вот образом, оно соответствует идее справедливости и не подвержено переменам. Не государство существует для отдельного человека – отдельный человек существует для государства. Частная собственность не допускается, женщины и дети у друзей общие. Важнейшая задача государства – гимнастическое и эстетическое воспитание воинов. Гомера и трагиков запретить, военная музыка разрешается. Рассказав о надлежащем воспитании философов и вновь обрушившись на бесполезную поэзию, Платон завершил десятую, последнюю, книгу «Государства» описанием посмертной судьбы людей в ином мире, где каждый награждается или получает наказание, а затем выбирает новую жизнь для своей души. И все это Платон представил как учение Сократа. Он не сомневался, что так он сумеет убедить афинян изменить их жизнь и принять предложенную им, Платоном, форму государственности.
«Государство» не имело успеха. Слишком сложно, слишком тяжеловесно. Слишком реакционно. По сравнению с этим государством даже Спарта была государством либеральным. Критика разнесла Платона в пух и прах. Он понял, что как политик потерпел поражение. Но не сдался. Он начал бороться за свои идеи. Арендовал театр Диониса. Но вместо ожидавшихся пятнадцати тысяч зрителей пришел один Аристофан. Уселся в самом верхнем ряду и сразу захрапел. Не обращая внимания на его храп, Платон витийствовал битых четыре часа. На второе выступление пришли трое. Философ Мелет, политик Анит и литературный критик Ликон. Через четверть часа они прервали Платона. Невозможно слушать, что он там говорит! Философ Мелет сказал, что идеи не обладают бытием, они только мыслятся. Литературный критик Ликон заявил, что Платон настолько идентифицирует себя с диалогом Сократа, что все думают, это он автор «Государства», а не Сократ. Политические идеи, которые излагаются в «Государстве», антидемократичны, констатировал политик Анит, справедливость – это равенство всех перед законом.
Платон стал возражать. Постарался спасти свою выдумку, будто бы автором всего этого является Сократ. В таком случае Сократу предъявят обвинение, что своими опасными теориями он портит нравы молодежи, логично заключил философ Мелет. Он уже испортил Крития и Алкивиада, добавил политик Анит. Вот и посмотрим тогда, ехидно заметил литературный критик Ликон, станет ли Сократ по-прежнему утверждать, что он кому-то рассказывал об идеях своего «Государства».
Состоялся суд. Сократу пришлось выучить наизусть речь в свою защиту, а также четыре другие речи, одну на случай оправдания, другую – если будет обжалование, третью – на случай изгнания и четвертую – если ему вынесут смертный приговор. Заучивалось трудно. Аристофан слушал его, проверял. У Сократа четыре речи все время путались. Ксантиппа опасалась самого худшего. И опять оказалась права. Сократ проиграл процесс в ареопаге.
Платон лично пришел с этой вестью в антикварный салон, где Ксантиппа как раз вытирала пыль с маленького Аполлона работы Праксителя. Она выслушала сообщение Платона спокойно. Диво ли, при такой-то защитительной речи, сказала она с упреком, она же сколько раз должна была ее прослушать. Сократ перепутал текст, сухо возразил Платон, просить себе пожизненный обед в пританее[122] на казенный счет он должен был в случае оправдательного приговора, а не, как он сделал, после объявления его виновным; судей возмутила эта насмешка – чтобы не уронить своего достоинства, они просто должны были проголосовать за смертный приговор. И вообще, Сократ вольно обращался с текстом. Нет чтобы растолковать афинянам смысл «Государства»! А он до чего додумался? Рассказал суду, будто бы Дельфийский оракул признал его мудрейшим из эллинов. Да ведь всем известно, что тамошняя пифия – родная тетка Сократа, так что он сам и отвечает за свой смертный приговор. Он, Платон, все-таки надеется, что свой следующий текст Сократ выучит получше. Времени ему хватит. Только что отчалил корабль со священным посольством на остров Делос, казнь отложена, чашу с цикутой Сократ должен будет выпить лишь после возвращения посольства.
Но уже в тюрьме, получив от Платона текст речи, которую ему надлежало произнести перед смертью, Сократ заучивать ее отказался. Помирать – так без всяких там заученных текстов. Помирать?! – воскликнул Платон. Нет! Сократа ждет бессмертие! Всего делов-то – вызубрить специально написанный текст. Текст войдет в мировую литературу. Уникальный шанс! Но Сократ уперся. Плевать ему на литературу, если он умирает.
Тут вмешался Аристофан. Он, дескать, читал текст Платона. От лица Сократа там говорится много чего наводящего на размышления, особенно насчет жизни после смерти. Ахинея все это, сказал Сократ, мертвый он и есть мертвый. Вероятно, продолжал Аристофан, с точки зрения географии сомнительно существование трех подземных рек, Ахерона, Перифлегетона и Кокита, но в общем и целом текст написан так, что вполне можно счесть его текстом Сократа, еще не выпившего чашу с цикутой. Можно-то можно, однако – Аристофан наморщил лоб, – во-первых, при условии, что Сократ потом вправду умрет, а это было бы жаль, и во-вторых, при условии, что Сократ окажется способен выучить текст наизусть, что, как полагает он, Аристофан, исключено.
О Зевс! – возопил Платон, зря, значит, я старался, сочинял «Федона»! А ведь ни один другой диалог не отделывал так тщательно… Выход есть, успокоил его Аристофан, он берется вызубрить текст и сыграть роль Сократа. Платон с Сократом разинули рты. Тогда Аристофан и чашу с цикутой должен будет выпить, сказал наконец Сократ. Почему бы и нет, сухо отозвался Аристофан, автор этого предложения – Платон. Дионисий, тиран сиракузский, в восторге от «Государства», он приглашает к себе Сократа, чтобы тот основал на Сицилии государство в согласии со своими идеями. А его, Аристофана, Платон уже спрашивал, не возьмется ли он выучить текст и умереть вместо Сократа; с одной стороны, «Федон», как озаглавлен этот диалог, обеспечит Сократу бессмертие, если тот умрет, с другой стороны, приглашение Дионисия – отличный шанс воплотить идеи «Государства», но для этого Сократ должен бежать в Сиракузы. Он, Аристофан, ответил Платону, мол, насчет смерти надо подумать, ну вот теперь он подумал… Из моды он вышел. Афины стали провинциальным городом, афинская политика провинциальна. Неподходящее место для мирового театра. Их там только личные конфликты интересуют. Проблемы семьи и брака. Мировую скорбь им подавай. Ностальгию. Над ним, Аристофаном, насмехаются критики, его комедий не хотят, говорят – зубоскальство. Он теперь всего лишь объект истории литературы. Ему самое время совершить что-нибудь полезное. Он будет режиссером «Федона» и сыграет главную роль, надев маску Сократа, и выпьет цикуту. Сократ запротестовал. Это он должен умереть. Но не с таким же текстом! – возразил Аристофан, вот сейчас я слышу Сократа, которого выдумал Платон, Сократа «Пира» и «Государства». Натужные диалоги, тяжеловесные, а все эти доказательства бессмертия души, а многостраничное описание земли, подземного мира и жизни после смерти! И Сократ собирается все это выучить наизусть? Да ведь из-за нетвердого знания текста он уже нарвался на смертный приговор. Если бы Сократ был актером и забыл свой текст – никаких сомнений, он заслужил бы смерть. А он, Аристофан, знает, какие умения необходимы актеру, и для него, комедиографа, не может быть более достойной смерти, нежели под маской Сократа. Пора! Сократ Платона должен умереть, Сократ Сократа должен жить! И всех благ ему в Сиракузах. Аристофан умолк.
