В больнице решают отправить меня обратно в больницу Харплендса и позвонить Кену. Харплендс – опять! Кен приезжает за мной. На своем старом белом «Вольво» он везет меня домой – в дом, от которого, как мне казалось, я спаслась.

Я сделала попытку, но на этот раз потерпела неудачу, однако мой дух не сломлен. Придет другой день, чтобы убежать, и мне не страшно. Если боишься умереть, то зачем было рождаться? Теперь я могу немного отдохнуть. Думаю, скоро родится моя малышка.

30 апреля 2007 года

Я позвонил в «Скорую» по номеру 999; приехала машина и отвезла Лон в Харплендс.

1 мая 2007 года

К полудню она снова была на улице. Весь день блуждала по городу, пока окончательно не стемнело. В половине двенадцатого полиция привезла ее обратно к моему дому.

2 мая

Когда мы находились в «Конференс-Супорт-центре», был разработан план действий на время родов Лон. (Его так и осуществили, потому что она поступила в выходные, когда никто не работает. Мне пришлось объяснять это врачам в Харплендсе, стоя рядом с Лон во время схваток.)

11 мая

После ссоры Лон заперлась в доме и не впускала меня. Приехала Вики из социальной службы, чтобы поговорить с ней; она помогла мне снова попасть в дом.

14 мая

По рассказам Лон, когда они с мужем приехали в Англию, оба вскоре устроились на работу. У них было достаточно денег на аренду хорошенького домика, машину и большинство вещей, которые хочет иметь всякая нормальная супружеская пара. Включая черную собачку по кличке Бобби. А еще государство обеспечивало медикаментозное лечение, которое требовалось для поддержания ее психического здоровья. Это условие не исполнялось с момента, когда она забеременела.

После расставания с Йоханом в Швеции Лон пережила нервный срыв. С тех пор она постоянно принимала какие-либо психотропные препараты – порой их было слишком много, а временами – совсем мало. Она часто меняла дозировку по своему усмотрению, в зависимости от настроения, а не потребности организма. В последние девять месяцев британская система здравоохранения не снабжала Лон медикаментами из-за ее беременности. У нее не было лекарств, чтобы унять боль, состояние тревожности и глубокое отчаяние, которые ее преследовали, – ничего, чтобы успокоить демонов и заглушить голоса, не отпускавшие ее ни днем, ни ночью. Ее реакции были соответствующими.

Порой после долгих бессонных ночей Лон бродила вдоль домов моих соседей и бросала еду в щели их почтовых ящиков или стучалась в двери, чтобы заглянуть к ним. Она позвонила в «Скорую», чтобы ее забрали в Харплендс. Она осталась там на ночь, но врачи не могли ей помочь. К полудню следующего дня ее уже отпустили.

16 мая

В клинике Нортон произошла встреча Вики и Джеки из социальной службы. После этого они пришли к нам домой, чтобы поговорить с Лон о ее малышке – ее появления ждали со дня на день – и узнать, как Лон хочет назвать ребенка. Она предпочла молчать. Она не доверяла им и не хотела помогать. Пока они не дали ей ни единого повода доверять им.

18 мая

Ее чемодан собран и стоит у двери, заполненный всеми ее драгоценными воспоминаниями, которые составят ей компанию, когда она отправится в больницу.

19 мая

Было два часа ночи, когда у Лон отошли воды. Начались схватки, и я позвонил в «Скорую». Ее быстро увезли в больницу. Впереди ее ждет новая жизнь и малышка, прежняя жизнь останется позади.

Прошло утро, день, потом вечер. К половине десятого вечера схватки у Лон прекратились, и она стала выдергивать внутривенные иглы. Медсестра-акушерка не давала ей шевельнуться. Врач пытался найти точку, чтобы ввести иглу в позвоночник. Он совершил одну, две, три попытки, потом у Лон сработал инстинкт. Она сказала: «Нет, это тупик», – и попыталась вырвать иглу капельницы из руки. Больничный персонал был ею недоволен, поскольку она сначала согласилась на кесарево сечение и они уже подготовили операционную. Схватки длились больше девятнадцати часов. Как и все остальное в жизни Лон, роды оказались для нее труднее, чем для большинства женщин.

20 мая

Лон не захотела меня видеть, но я все равно приехал навестить ее; она отказалась впустить меня. Прошло уже десять часов, капельница наполнила ее вены лекарствами, которые должны способствовать родам, но они не действовали. Врачи остановили схватки. Прошло воскресенье, была подготовлена бригада врачей для проведения кесарева сечения завтра, в понедельник. Теперь жизнь ребенка находилась под угрозой, и Лон не оставили выбора.

21 мая

Малышка Май (имя ей дали палатные медсестры в честь месяца, в котором она родилась) появилась на свет в четыре часа дня и весила три килограмма триста пятьдесят граммов. Когда Лон пришла в сознание, она лежала на больничной койке в родильной палате в полном одиночестве. Социальный работник послала домой за ее чемоданом, наполненным фотографиями сестер и принадлежностями для вязания, чтобы чем-то занять ее. Я передал для Лон цветы, поскольку у всех остальных матерей в палате стояли букеты, а Лон не от кого было их получить. Ее определили в группу высокого риска, поместили в отдельную палату и изолировали от остальных молодых матерей.

25 мая

Я привез Лон телефон, чтобы она могла звонить. Первым, кому она позвонила, был Энди. На самом деле она звонила ему дважды, и это была уже третья ее попытка. Я принес ей цветы, чтобы подбодрить. Она звонила друзьям в Таиланд, а потом словно обезумела. Ее сестры были слишком далеко, и она не могла унять слезы. Ее жизнь только что разительно изменилась – да так, как она и представить себе не могла.

Лон интересовалась, позволят ли ей взглянуть на ребенка. Когда ей принесли Май, она снова и снова переспрашивала: «Это мой ребенок? Это мой ребенок? Это точно мой ребенок? Не знаю…» Она всегда боялась, что ее ребенка подменят.

Первые пять дней после родов Лон находилась в тяжелой депрессии и демонстрировала очевидные признаки психоза. Ее поведение наблюдали – и явно игнорировали. Потом она говорила, что несколько раз подумывала спрыгнуть с балкона четвертого этажа. Она была одна; у ее койки стоял красивый букет с открыткой от друзей из Таиланда, на которой было написано: «Мы все гордимся тобой, Лон».

28 мая

Социальные работники выписали Лон из больницы без ребенка, всего через пять дней после кесарева сечения. Ей выдали два пузырька с таблетками: в одном был антибиотик, а на втором – ни названия, ни инструкций. Она приняла все таблетки из второго пузырька разом, а первый не тронула. Девять месяцев Лон не пила психотропных лекарств, которые до того принимала несколько лет; в них было отказано, чтобы не повредить ее нерожденному ребенку. После тяжелейших родов ее способность ясно мыслить серьезно пострадала.

Лон отослали в «Лонгтон» в Лондоне, полуразвалившуюся ночлежку без особых удобств, которая дает приют отверженным, наркоманам и неудачникам. Даже для мужчины-одиночки «Лонгтон» – это последнее прибежище того, кто нуждается в постели и дýше. Что касается молодой одинокой женщины, которая недавно родила, то просто немыслимо, что агентство социальной службы могло поместить сюда такого уязвимого человека. Она просила социальных работников найти дом для нее, место, где она могла бы начать новую жизнь со своей малышкой. Но это место было далеко от того, что могла представить себе она или кто угодно. Ее друзей в Таиланде уверяли, что Лон поселили в хороший отель.