На провинциальных дорогах дорожный патрульный избирательно останавливает машины, сообщает водителю, что только что тот превысил скорость (никаких радаров здесь нет и в помине), и подносит к окну машины сжатый кулак. У невезучего водителя есть два варианта. Первый и на сегодняшний день самый простой – дать полицейскому взятку, как правило, сто батов. Второй – лишиться водительской лицензии, отправиться в суд, уплатить четыреста батов и вернуться к полицейскому, обвинившему его, за правами. В последнем случае придется потерять не один час, а порой и весь рабочий день. Большинство предпочитает сунуть сто батов в жадный кулак.

Водитель рискует навлечь на себя гнев полицейского, отказавшись дать взятку. Тем не менее этот рядовой служака делает лишь то, что ему приказано. У него есть квота, которую надо выполнить; именно поэтому он и пошел работать в полицию. Это идеальная возможность впятеро увеличить свой служебный оклад. Подобный сценарий каждый день тысячекратно воспроизводится по всему Таиланду – и в глухих пасторальных провинциях, и на распутных пляжах, и в суетливом Бангкоке.

Ловля крыс

В деревнях Северо-Восточного Таиланда полно бедных, часто «безземельных» крестьян, которые наскребают средства на жизнь любыми способами, в зависимости от сельскохозяйственного сезона. В Исане с ноября по февраль крестьяне в поте лица трудятся на полях, выращивая рис. Землевладельцы нанимают для этого изнурительного труда батраков, которые работают за половину полученного урожая. Все собранное делится пополам. Безземельные крестьяне на свою долю кормят семью и продают часть этой «натуральной оплаты» на рынке, чтобы покупать предметы первой необходимости.

Сезон сбора риса – это также пора ловли крыс, разжиревших на новом урожае. Чтобы обеспечить мясом своих детей, сельские бедняки промышляют в садах и лесах, вылавливая крыс и змей, а также удят рыбу. Крыса в среднем весит от трехсот до пятисот граммов; ее мясо в этот период особенно вкусное. Если добытчик поймает достаточно крыс, то может продать их, выкрикивая по деревне: «Оу но багх?» («Крысы нужны?») Здесь это такое же привычное явление, как сигнал грузовичка с мороженым на Западе. Можно не промышлять продажей лишних крыс, а заработать себе «дополнительные очки», раздаривая их друзьям и соседям.

Крыс свежуют и жарят на вертеле вместе с хвостами до образования золотистой корочки. Исанцы, как правило, могут позволить себе покупать мясо лишь раз в неделю, а крысы – вкусная замена традиционному мясу. Если охотникам повезет и они отыщут подземное гнездо с новорожденными крысятами, голыми, с еще не открывшимися глазами, их насаживают на шампур и жарят на гриле. В Камбодже, во Вьетнаме и в Лаосе тоже готовят крыс, пойманных на рисовых полях; эти крысы по вкусу отличаются от уличных городских, которые кормятся мусором. Мясо у такой крысы постное и напоминает свинину. Вспышки смертельного «птичьего гриппа», который унес жизни тридцати одного человека в Таиланде, во Вьетнаме и в Китае, связаны с производством куриного мяса. Они заставили многих азиатских поваров всячески избегать прикосновения к сырой курятине и упрочили популярность блюд из крыс в этом регионе.

На северо-востоке страны в качестве недорогих мясных продуктов используются жареные насекомые – водяные клопы, сверчки, кузнечики и саранча; по вкусу они напоминают зажаренный на углях гамбургер. Эту вкусную мелочь можно купить в киосках крупных торговых центров и у торговцев на тележках по всему Таиланду. Мы также едим лягушек и ящериц (тук-гах), похожих на мясо кальмара; они дешевы или достаются и вовсе бесплатно, если собирать их на рисовых полях и в садах. В моем доме собак или кошек не ели, в отличие от других семей. Когда закалывали буйвола, мясо вялили на солнце, потому что электричества для морозильников не было.

«Ням-ням… Сап эли дер?» Вкусная мелочь – пальчики оближешь: закуски в исанском стиле.

В июне-июле, в первые два месяца сезона дождей, в изобилии плодятся лягушки. Их брачный зов – «ква, ква, ква» – звучит музыкой для нашего слуха. Через три недели мы сможем вылавливать тысячи головастиков в день. Их потрошат, добавляют соль, чили и базилик, выкладывают по двести-триста штук на банановый лист, заворачивают и запекают на горячих углях. Головастиков легко искать и ловить.

В июне, июле и августе рыба мечет икру, и из икринок вылупляются мальки. Это еще и грибной сезон. В марте-апреле, когда выдается засушливый год, рыбу ловить легко, поскольку уровень воды спадает и она поневоле скапливается в обмелевших прудах.

Доход и его последующее распределение

Средний заработок в деревне составляет восемьдесят три бата в день (при 9–12-часовом рабочем дне, а нередко и больше, семь дней в неделю), или две с половиной тысячи батов в месяц за тяжкий труд под палящим солнцем. Горничные и менее удачливые работники получают меньше: пятьдесят батов в день (восемь-двенадцать часов работы ежедневно, без выходных), или полторы тысячи в месяц. По этой причине юные ученики и ученицы порой готовы пойти на сексуальный контакт с учителем, тайцем или фарангом. Учитель может выплачивать за это ученику денежную сумму, составляющую около половины заработка его родителей.

Доход владельца лавки часто не превышает четырех-восьми тысяч батов в месяц. Молодой, талантливый и разбирающийся в компьютерах учитель старшей школы, способный преподавать музыку, изобразительное искусство, фотографию и аэробику, зарабатывает шесть тысяч батов в месяц. Преподаватель с 20-летним стажем в сфере профессионального обучения получает до двадцати тысяч батов.

Те немногие, кто достиг определенного материального положения, могут шить одежду на заказ у деревенского портного. Костюм-двойка обойдется бедному фермеру, водителю тук-тука, сборщику хвороста или садовнику в сумму, которую он заработает за три-четыре месяца непосильного труда. Этот величественный символ достатка будет в конце концов засунут в стиральную машину и не увидит ни распрямляющего заломы отпаривателя, ни отглаженных утюгом стрелок. Хотя зажиточные крестьяне порой покупают дорогие товары, они не умеют ухаживать за ними, да и не заинтересованы в их сохранении. Единственное предназначение подобной покупки – «делать лицо».

Я родилась в деревне, населенной преимущественно бедными тайскими горцами. Как и большинству девочек из бедноты, мне не позволили ходить в школу после двенадцати лет, то есть по окончании шестого класса. Деньги в семье имелись лишь на образование моего брата. «Образование – только для мальчиков» – такова была политика в Таиланде с момента зарождения нашей цивилизации. Эта шовинистская политика ставит перед девушками незавидную задачу: сразу же начинать поиски «настоящей» работы. Безысходность приводит к тому, что девушки ищут в проституции выход из своей отчаянной бедности. Решение, которое я приняла много лет назад, принимают ежедневно, еженедельно тысячи девушек – в основном уроженки «третьего мира», и особенно стран Юго-Восточной Азии.

В больших городах неграмотность среди девушек достигает семнадцати процентов, а среди юношей – шесть процентов. В провинциях всегда не хватало школ и учителей. Буддийские монахи старались компенсировать эту нехватку, создавая собственную систему образования – но только для мальчиков. Девочкам запрещено учиться в религиозных школах. В результате уровень неграмотности среди женщин здесь еще выше. Девочки вроде меня часто покидают родительский дом необразованными, не имеющими никаких профессиональных навыков и никакой возможности заработать себе на жизнь, кроме одной – продажи наших юных и аппетитных тел. Недолговечная невинность продается первому, кто пожелает ее купить.