Во время одного из самых тяжелых периодов депрессии я приняла хлорную известь в лихорадочной, но безуспешной попытке покончить с собой. Моя соседка отвезла меня в Мемориальный госпиталь Паттайи, где мне промыли желудок. Через несколько дней мне стало лучше, и я снова вернулась в темноту гоу-гоу и диско-клубов. Теперь мне казалось, что они насквозь пропитаны омерзительной вонью застарелого алкоголя, а плотный туман сигаретного дыма щипал глаза. Как бы ни было темно в этих клубах, еще более беспросветную тьму я ощущала в своей душе.

Эта тайская песня словно написана для меня.

Восемнадцать дождей

У Седрика был друг, который работал в Бангкоке. Иногда по выходным он приезжал в Паттайю. Однажды он рассказал Седрику, что видел меня с другим мужчиной. Сразу же раздался телефонный звонок из Швейцарии. Я заверила Седрика, что просто разговаривала с кем-то. Я сказала, что не изменяла ему, что люблю его и больше никогда не вернусь в гоу-гоу – буду держать данное ему слово. На самом деле единственное обещание, которое я никогда не нарушу, – это обещание «заботиться о своей семье».

Седрик верил, что, пока он присылает мне деньги, я не стану ему изменять. Это была величайшая ошибка в его логике; но таков изъян мышления большинства фарангов. Они верят, что мы придерживаемся той же системы ценностей, что и они, что проститутки могут хранить верность. Не знаю, где они набираются таких мыслей. Вряд ли они так же доверяли бы проституткам у себя на родине.

Подарок от Седрика – я назвала его Тимом – лучший друг девушки. Мне 18 лет.

Мы с Седриком общались по телефону. Сначала это происходило в дневное время. Узнав, что я, возможно, «хожу налево», он начал звонить по вечерам, чтобы я сидела дома и отвечала на его звонки. Я разговаривала с ним в одиннадцать-двенадцать часов ночи, а потом «шла на работу». Через некоторое время я пожаловалась, что телефонные звонки будят мою сестру, которой надо рано вставать в школу. Он поверил мне и начал звонить раньше. Это позволило мне раньше выходить из дома.

Спустя несколько месяцев Седрик вернулся в Паттайю. До его приезда я продолжала работать, зарабатывая по сорок-пятьдесят тысяч батов ежемесячно, и получала от него щедрое «пособие». Оно увеличивало общую сумму почти до семидесяти пяти тысяч батов – плюс деньги от продажи его компьютера! Бедные тайские женщины готовы на что угодно, лишь бы в их хозяйство ручейком стекались наличные. Я создала выгодную ситуацию для себя и своей семьи – и ничто не смогло бы помешать мне.

Мой швейцарский брак

Мое везение почти закончилось, когда вернулся Седрик, готовый жениться. Мы поехали в Убон, чтобы заключить буддийский «брачный контракт». Для меня это было равносильно контракту о найме на работу, с начальным бонусом и ежемесячными выплатами. Седрик был счастлив и взволнован. С ним из Бангкока приехали несколько друзей. Он уплатил моей матери выкуп в размере пятидесяти тысяч батов, подарил ей золото на сумму двадцать тысяч батов и потратил на свадьбу почти сорок тысяч батов. Это большие деньги для свадьбы в таиландском захолустье.

Его экстравагантная щедрость снова позволила моей матери «сделать лицо» в деревне. Теперь она сумела извлечь выгоду из моего брака. Ни один таец не стал бы платить такие деньги, чтобы жениться на «бывшей» проститутке. Тайцы знают, что смысл «выкупа за невесту» – покупка девственницы! Фаранги этого не понимают. Исанские тайцы женятся на проститутках только ради денег, которые скопили эти девушки. А тайские проститутки в Исане, как правило, выходят замуж за фарангов, чтобы получить доступ к деньгам, которые скопили фаранги.

Однажды, пока мы были в деревне, я послала Седрика в магазин, попросив купить пару бутылок колы. Он заплатил, взял бутылки и пошел прочь. Двенадцатилетняя продавщица пулей вылетела из лавки, что-то крича ему по-исански. Седрик не понял, что она обращалась к нему, и пошел дальше. Тогда она принялась ругать его последними словами: «Ах ты, ворюга, белая свинья…» – и кое-что похуже. Я услышала крики и поняла, что во всей деревне есть только один человек, к которому это может относиться.

Оказывается, Седрик не представлял, что в этих маленьких лавчонках колу покупают и сразу переливают в пакеты со льдом, а бутылки оставляют в магазине. Я тут же вернула продавщице бутылки и разрешила это недоразумение. День за днем соседи приходили поглазеть на Седрика, единственного белого человека в Бонтунге.

На свадьбу съехались десятки наших родственников вместе с друзьями и соседями – большинство из них были со мной не знакомы. Некоторые взяли с собой дочерей, чтобы познакомить их с друзьями Седрика. Стоило матери сообщить о моей свадьбе и о бесплатной еде и выпивке, как они явились, точно по волшебству. Праздновали весь день и всю ночь, упившись до упаду. На самом деле родственники ликовали по поводу нового источника дохода, который я нашла.

Брак с фарангом означал, что в хозяйство моей семьи потечет река ежемесячных платежей – отныне и навсегда. Моей матери больше не пришлось бы работать – как будто она когда-нибудь это делала! Теперь она могла высоко задирать нос, дать волю высокомерию. Она стала не просто деревенской женщиной, у которой дочь подпольно «работала» в большом городе, а матерью девушки, вышедшей замуж за фаранга. Сама по себе брачная церемония уже была триумфом.

Седрик, со своей стороны, стал счастливым мужем. Он мог похвастаться друзьям на родине, что женат на красивой и миниатюрной тайке. Никто из нас не знал, какая судьба нас ждет.