Литмир - Электронная Библиотека

— У каждого умки свои повадки и хитрости. Нет одинаковых медведей. Когда человек преследует умку, он все замечает: и как тот лапы ставит, и как он голову держит.

В Чукотском море - i_013.jpg

Возвращение с охоты.

У умки, так же как и у человека, бывает сильной правая или левая лапа. Если умка выносит вперед правую лапу, значит она сильнее и ему удобно бить ею в левую сторону, если же сильнее левая лапа, он ловче бьет в правую сторону.

Кевеуги жестами показал, как это делает медведь.

— Умка при нападении никогда не встает на задние лапы, а наоборот, пригибает голову как можно ниже и большими, бесшумными прыжками Приближается к охотнику. Колоть медведя нужно около шеи, между ключицами, — это самое уязвимое место. А как уколоть, если он головой прикрывает это место? Тогда охотник бросает вверх перед самым носом умки рукавицу или шапку. Умка подымает голову, пытаясь схватить ее зубами. Грудь остается без защиты. Охотник с силой всаживает копье и проворно отскакивает в ту сторону, в которую неудобно бить умке лапой. Одного укола бывает достаточно…

Самокрутка у него потухла. Он достал из-за пояса кисет, вынул спички и с удовольствием затянулся табачным дымом.

— Не зря нас отцы все время бегать, прыгать, бороться заставляли, — сказал Кевеуги. — Сильным и ловким должен быть охотник.

— А ты сам-то охотился с копьем?

— Охотился. Когда я молодым был, ружья имели только богатые ытвэрмэчины — хозяева байдар да кочевники, а нам не всегда удавалось приобрести винчестер. — Кевеуги задумался, бросил в сторону окурок. — А иногда, чтобы подманить умку, и к другой хитрости приходилось прибегать. За медведем всегда песцы да вороны следуют. Вороны очень часто выдают умку охотникам, но иногда и сами показывают ему, где на льду есть что-то съедобное.

Бродит умка по ровному ледяному полю, подойти к нему незаметно нельзя. Тогда охотник выберет удобное место в торосах, свяжет пару рукавичек и начинает подкидывать их кверху да покаркивать.

«Кар! Кар!» — раздается над морем.

Приостановится умка, посмотрит и кажется ему издалека, что это вороны что-то между собой поделить не могут. А охотник нет-нет да и подкинет рукавички вверх. Тогда умка уверенно направляется к этому месту. А охотнику только этого и нужно… Да, хорошие собаки пропали, — с сожалением добавил Кевеуги. — Давай-ка собираться домой.

Юр-юр-юр!

Казалось бы, что может быть интересного ранней весной во льдах Чукотского моря, когда только лишь появляются первые сосульки, свисающие с вершин торосов, да обтаивает снег на солнечных сторонах…

Яркое солнце, бескрайняя белизна снега и льда… Но вслушайтесь, вглядитесь внимательно — и вы почувствуете и увидите, что ледяная пустыня живет и дышит.

С северо-востока тянул свежий ветерок, течение плотно прижимало лед к припаю и медленно несло его на север. Охота была там, по ту сторону припая, на дрейфующем льду.

В Чукотском море - i_014.jpg

Зимой, когда стоят сильные морозы и дуют устойчивые ветры, постоянно намерзает лед, охота безопасная. Но сейчас выходить на дрейфующий лед было рискованно. Да разве может удержаться охотник, когда рядом видит зверя?

В образовавшихся полыньях нет-нет да и показываются головы нерп, поблескивают на солнце их спинки.

Нас было двое: я и молодой охотник Тыляк.

— Аттау! Пошли! Нечего раздумывать, — решительно сказал Тыляк.

Мы быстро надели вельвыегыты и шагнули в ледяную кашу. Охотничьи палки — инныпи — не находили опоры, но вельвыегыты не давали вязнуть ногам в жидкой массе льда. Дальше шел местами торосистый молодой крепкий лед.

Нерпы как будто почувствовали опасность и стали выныривать реже. Раздался выстрел. Это Тыляк убил нерпу. А мне что-то не везло. Я сидел, спрятавшись за льдинами от ветра, подложив под себя вельвыегыты. Весеннее солнце хорошо прогревало меховую одежду. Клонило ко сну. Я прислонился головой к торосу и закрыл глаза. Вдруг из глубины моря послышался далекий звук:

— Юр-юр-юр-юр-юр!..

Он становился все яснее и ближе. Я внимательно огляделся по сторонам, но, как только оторвал голову от тороса, звук исчез. «Наверно, мне показалось», — подумал я и снова прислонился к льдине. Опять послышался тот же звук. Он становился все громче и наконец резко оборвался. Через несколько минут снова донеслось громкое: «юр-юр-юр!», но на этот раз удивительная песня стала удаляться и через некоторое время затихла в морской пучине. И вот она опять появилась откуда-то из глубины и стала нарастать.

Как хорошо звучала эта странная песня на фоне звуков сурового моря! Ошеломленный, я сидел, прислонившись ухом к ледяной глыбе, и слушал.

Что же это? Ясно было одно — певцом мог быть только обитатель полярных вод. Он представлялся мне маленьким, нежным существом. Песня стала громкой, ее можно было слышать, оторвавшись от льдины.

— Что ты делаешь? — Тыляк подошел ко мне, волоча по льду нерпу.

— Послушай-ка! Что это может быть?

Тыляк присел рядом и прислушался.

— А-а… я знаю! Хочешь посмотреть, кто поет? — Он хитро улыбнулся. — Это где-то здесь. Давай поищем.

Мы осторожно подошли к соседнему разводью, скрытые торосами, стали наблюдать.

Тихая песня звучала где-то прямо под нами. Она становилась все громче, громче и вдруг захлебнулась. В воде показалась голова морского зайца. Я даже вздрогнул от неожиданности.

Лахтак свободно плыл по полынье, то погружая, то вновь высовывая голову, жадно хватая воздух. Блеснула на солнце темная спина, лахтак скрылся в воде, пошли пузыри, и снова раздалось громкое «юр-юр-юр!», медленно замирающее в морской глубине.

— Давай еще посмотрим, — предложил я Тыляку.

Ждать пришлось недолго. Вода, совсем рядом с нами, всколыхнулась, и, тяжело вздохнув, всплыл лахтак.

— Обрати внимание на морду, — прошептал Тыляк.

Зверь, плавно перебирая ластами, плыл у самой кромки.

Морда у него была странной: усы ободраны, из губ сочилась кровь. Лахтак глубоко вздохнул последний раз, как бы прикрыл передним ластом рот и круто пошел вглубь. Мелькнули задние ласты, разошлись круги волн. И снова раздалось приятное, постепенно затихающее «юр-юр-юр». Не верилось, что такой неуклюжий, большой, ничем не привлекательный зверь может издавать красивый, приятный звук.

— Это страстный певец, — объяснил мне Тыляк. — Он так увлекся пением, что до крови ободрал себе губы и почти стер усы. А поет он очень просто. Погружаясь, с силой выпускает через рот воздух и передним ластом быстро водит по губам. Так и рождается его песня.

— Тыляк! Давай не будем его убивать. Пусть он поет свою песню любви, радости и тепла…

— Юр-юр-юр!.. — неслось из вод Чукотского моря.

Секрет охоты

Тынетегин полз, подкрадываясь к нерпе. Тонкий лед, покрывающий небольшую лужу, под ним проломился, и локти оказались в воде.

— Ок, како! — выругался; молодой охотник. — Опять ничего не вышло!

Треск ломающегося льда спугнул нерпу. Мелькнув задними ластами, она бултыхнулась в лунку.

Холодная вода забралась в рукава, кухлянка на животе стала мокрой. Тынетегин встал.

Оказывается, не так просто убить нерпу на льду. Сколько ни пытался Тынетегин подкрасться к греющимся на солнце животным, ничего не выходило. Спугивал нерпу то треск льда, то неосторожный шорох, а иногда и неловко шевельнувшаяся фигура охотника. Расстроенный и промокший, уселся Тынетегин на торосе.

Была весна. С гор хлынули потоки воды. На прибрежном морском льду образовались многочисленные мелководные озера. Пресная вода разъедала лед и уходила в море. Хрупкий припай пестрел протаявшими черными пятнами. От кромки понемногу отрывались большие льдины. Их уносило в море Было жарко. Яркое солнце слепило глаза, нагревало меховую одежду, которая быстро просыхала.

7
{"b":"579976","o":1}