— Мэрынрэ! Мэрынрэ! Тише! Тише!
Ошеломленные охотники не могли понять, что случилось.
А случилось вот что.
По вине рулевого, который не заметил, что кит сменил направление, животное оказалось под килем вельбота. Еще одно мгновение — и лодка с людьми взлетит на воздух. Не растерявшись, Сейгутегин опустил в воду руку и приложил теплую ладонь к коже кита. Кит слегка вздрогнул, как будто чем-то пораженный, обмяк и, не коснувшись днища вельбота, ушел в воду…
— Кит очень боится прикосновения к своей коже голой человеческой руки. Кожа у него очень чувствительная, — объяснял Сейгутегин, вытирая рукавом со лба холодные капельки пота. — Если бы я прозевал, то мы сейчас плавали бы в воде. Даже когда рассвирепевший кит с размаху бьет по вельботу хвостом, достаточно прикоснуться ладонью к хвосту, как он его отдернет и некоторое время будет в каком-то оцепенении.
Воздушные поплавки — пыгпыгыт хорошо удерживают убитого кита на воде.
Ворон и утка
В этом году зима на Чукотку пришла как-то необычно. Стоял конец октября, но льда в море еще не было. Лагуна покрылась было льдом, но неожиданно сорвавшийся южный ветер взломал его и наворотил по берегу лагуны груды мелких торосов. Южак быстро стих, его сменил резкий северный ветер со снегом.
Море штормило, обрушивало свои громадные валы на низкую галечную косу и, казалось, вот-вот смоет приютившийся на ней небольшой поселок.
С севера вдоль берега тянулись стаи гаг, полярных уток, которые перелетали в более теплые места, поближе к югу. Ветром уток прижимало к берегу. Они перелетали на лагуну, где было спокойнее, садились на воду, делали передышку и снова спешили дальше. Лагуна упиралась в горы, и стаи гаг сворачивали к морю, пролетали над поселком, ловко облетая провода и мачты антенн. Здесь их встречали целой канонадой выстрелов. Растерявшиеся утки с трудом пробивались через охотничью блокаду к бушующему морю. Сбитые выстрелами падали комом на землю, подранки садились на лагуну. Их с каждым днем скапливалось все больше. Подранки уплывали подальше от поселка к берегу с заветренной стороны, выбирались на гальку, обсушивались и снова спускались в воду, достойно перенося холодный ветер и снегопад.
Ветер мешал взлететь раненой утке.
А северяк все дул и дул. Временами сыпал мокрый, липкий снег, скрывающий противоположные берега лагуны и окружающие сопки. Снег беспрерывно падал на воду, превращаясь в шугу, которая, несмотря на ветер, смерзлась, быстро заполняя все пространство лагуну. Вот уже и у подветренного берега осталась небольшая полоска поды. На ней скопилось множество «серушек», которые отважно боролись с непогодой. Но спасительная полоска воды суживалась с каждым часом. Ночью ветер неожиданно стих, и вода покрылась тонким ледком, Подранки вмерзали в лед. Они из последних сил пробивали себе дорогу во льду или шли пешком по его поверхности. Утки уже не в силах были пробить лед. Они группками и в одиночку сидели на льду, подальше от берега. Над ними кружились вороны, подсаживались рядышком чайки, ожидая их кончины.
Среди подранков было много и таких, которые, восстановив на воде свои силы, перелетали в бушующее море.
Я шел по гребню косы. Справа грохотало море, соленые брызги вместе со снегом летели в лицо. Иногда передо мной, над самой землей перелетали в море утки. Я повернулся спиной к ветру и присел на выброшенную полной большую корягу.
Противоположный берег лагуны был скрыт пеленой снегопада. На льду резко выделялись небольшие стайки уток. Вот от одной стайки оторвалась гага и, тяжело взмахивая крыльями, направилась к морю. Копчик крыла у нее был перебит, перья торчали в разные стороны, как растопыренные пальцы. Пролетев метров пятьдесят, она села на лед. Но инстинкт гнал ее дальше, спасение было только в море. Даже с громадными волнами бороться легче, чем со льдом, который не пробьешь клювом, чтобы нырнуть и поймать маленького бычка, наважку или нахватать креветок.
Передохнув, гага снова взлетела, но перебитый кончик крыла парусил на ветру и мешал лететь. Взмахи крыльев становились все медленнее, птица выбивалась из сил. Вот она снова опустилась на землю, недалеко от меня, распласталась на снегу, вытянув шею и тяжело дыша.
— Кр!! Кр!! — зловеще раздалось над моей головой.
Два ворона, свободно паря против ветра, пролетали над берегом. Они вертели головами, высматривая на земле добычу. Вдруг один из них снизился и направился к обессилевшей утке, которую хорошо было видно на снегу. Сделав над уткой несколько кругов, ворон каркнул от удовольствия и сел в двух шагах от жертвы. Утка не шевелилась. Ворон подскакал еще ближе, вытянул шею и уставился на утку, наклоняя голову то вправо, то влево. Утка привстала, пригнула к земле шею и, взмахивая крыльями, попыталась взлететь. Ворон легко взлетел, догнал утку и заставил ее шлепнуться на снег. И сам присел рядом. Утка неловко повернулась к нему, пытаясь защититься своим клювом. Но ворона это нисколько не обеспокоило. Он деловито, с чувством превосходства, обскакал утку кругом, зашел сзади и, улучив момент, ловко клюнул ее в спину, стараясь попасть клювом в позвоночник. Ослабевшая утка снова попыталась повернуться к нему. Ворон, спокойно прыгая, все время занимал удобную позицию. Вот он метнул головой, клюнул гагу в затылок, но неудачно. Утка привстала на лапках, расправила крылья и поднялась в воздух. Сильный встречный ветер прижимал ее к земле. Утка уже чувствовала родной запах моря, соленые брызги долетали до ее клюва. Но ворон, не желая бросать свою добычу, летел над уткой, почти касаясь ее лапами и даже на лету пытаясь клюнуть в спину. Наконец ему удалось ее сбить. Утка кувыркнулась в воздухе и камнем упала в снег. Она лежала в снегу, распустив крылья, вытянув шею, раскрывая клюв. Она сдалась. Страшный сильный ворон, победно каркая, безжалостно наносил ей удар за ударом в спину, метя в одно и то же место…
Я бросился утке на выручку. Ворон не обращал на меня никакого внимания.
— Пошел вон!.. — в бешенстве крикнул я.
Ворон глянул на меня, как на что-то несущественное, и продолжал свою кровавую расправу. Когда я был метрах в пяти, он взмахнул крыльями, сердито закаркал, сделал надо мной несколько кругов и улетел.
Утка даже и не попыталась убежать от меня. Я взял ее в руки и бережно понес к будочке. Моя пленница, тяжело заковыляв, скрылась в темном углу под лавкой, а я в окошечко стал наблюдать за лагуной и косой.
Целая стайка подранков, четко выделяясь на белом снегу, шла пешком через косу в море. Над ними кружились вороны и чайки…
