***

Если мужчина решил стать офицером, значит, он готов рисковать жизнью. Работа такая. А жена офицера? Она не принимала присягу. Она не собиралась жить под обстрелами. А если она всё–таки хочет быть рядом с мужем даже под пулями, только бы не разлучаться на несколько лет? В этом гораздо больше героизма, чем в исполнении долга. Но вот орденов за это не дают. И никаких ветеранских льгот, и ни почёта, ни славы. А сколько у нас женщин, которые вместе с мужьями–офицерами прошли через «горячие точки», через самое пекло? Кто хоть раз про них вспомнил? Сейчас муж Нины Васильевны — генерал, но она совершенно не чувствует себя генеральшей. Это скромная, очень простая и милая женщина. А Владимир Васильевич считает, что он никогда не стал бы генералом, если бы не жена, и в его звании значительная заслуга принадлежит ей. В Российской империи было установлено официальное обращение к жене генерала, так же как и к самому генералу: «ваше превосходительство». В этом была высшая справедливость. Что такое генерал без жены? Армия без службы тыла.

Как известно, «за генералов замуж не выходят». А они познакомились и поженились, ещё когда он не был и лейтенантом. Тогда им было по 18 лет. (Кстати, в мае они буду отмечать сорокалетие своего знакомства). Нину Васильевну направили в Кичменгский Городок после медицинского училища, где её будущий муж начинал трудиться на юридическом поприще. Жили в неблагоустроенной квартире, с печкой. Жили, как все. Потом его пригласили в Вологду на работу в органы госбезопасности. Нина Васильевна рассказывает: «Когда мужа пригласили в Вологду, это, конечно, порадовало, прежде всего потому, что жильё будет благоустроенное. Но в Вологде у нас вообще не было знакомых, а в Кичменгском Городке — все друзья, свой круг общения. Но и в Вологде толком обжиться не успели. Вскоре мужа перевели в Великий Устюг начальником отделения КГБ. Мне это тогда было очень некстати. Училась на 2‑м курсе ВЮЗИ, была беременна. Устюг для нас теперь не только родина Деда Мороза, но и родина нашей дочери. Впрочем, там тоже не успели обжиться. Мужа направили в Москву на учёбу в Высшую школу КГБ. Жили в Подмосковье, в городе Железнодорожном. Из Москвы домой с учёбы возвращались по несколько часов. Потом мужа направили в Афганистан. В этом случае семье должны были сразу же дать квартиру в Вологде. Ведь это была командировка на войну, откуда не все возвращаются. Квартиру нам выделили, только дом был ещё не достроен. С трудом добились разрешения на вселение. Так я осталась с двумя детьми одна во всём доме в квартире без газа, без горячей воды, без мебели. Этот период был, наверное, самым тяжёлым для меня. От Володи 5 месяцев не было вообще никаких вестей. Письма оттуда доставляли очень нерегулярно, потом за раз целую пачку привезли. То, что муж в Афганистане, надо было от всех скрывать. Не знала, что с ним, жив ли он. Тогда я поняла, что нам надо быть вместе. Первый раз приехала в Афганистан в гости. В Москве в назначенное время в метро меня встретил сотрудник КГБ, вручил билет на самолёт. Всё было как в фильмах про разведчиков. Потом мы с женой Володиного сослуживца смеялись: «Ну мы с тобой прямо как жёны декабристов». Нина Васильевна рассказывает об этом с лёгкой иронией, как будто не желает оценивать свой поступок серьёзно. А я вот подумал о том, что декабристки–то ехали пусть в очень суровую, но вполне безопасную Сибирь. Они многим пожертвовали ради своих мужей, но не рисковали жизнью. И условия жизни в Сибири были не такими уж кошмарными, если у Волконского было фортепиано, на котором жена вечерами музицировала. А вот в Гардезе… Это был не фильм про разведчиков. Это была жестокая и беспощадная реальность работы современных спецслужб.

Владимир Васильевич рассказывает: «Первоначально меня направили в центр провинции Пактия — город Гардез, недалеко от границы с Пакистаном. В представительстве КГБ была неофициальная установка — в исключительных случаях разрешать приезд жён сотрудников в те провинции, где возможно обеспечить их безопасность. В Пактии первый год мы прожили относительно спокойно. Тогда там не дислоцировались крупные формирования советских или афганских войск, поэтому крупных боевых операций не проводилось. Оставалась проблема с жильём, однако, и здесь нашли выход: привели в порядок одну из заброшенных комнат и поставили в ней перегородку из глины, поскольку другого материала просто не было. Правда, наша стена быстро поросла травой, накренилась в сторону, да и звукоизоляция была как за простынёй, но видимость отдельного помещения всё же была создана. Такие условия мы смогли подготовить для моей жены Нины и жены моего коллеги — Татьяны. Жизнь у них, конечно, была серой и однообразной. Дальше дворика дома они выходить не могли, и время в основном проходило в ожидании мужей с работы». Спрашиваю у Нины Васильевны: — Как вам показался Гардез? — Гардез мне приснился «один к одному» ещё до того, как я туда приехала: снег, холод и чувство опасности. Этот сон показался мне тогда нереальным: почему холод, если Афганистан — жаркая страна? Но на деле именно так и оказалось: Гардез расположен высоко в горах, 2800 метров над уровнем моря, зимы там суровые. Утрами в рукомойнике приходилось лёд разбивать, умывались ледяной водой. Безопасность там была относительной. Ещё до меня в наш дом попала ракета, след от которой был хорошо виден. Володя пошутил: «Ракета дважды в одно место не попадает». Готовили на керосинке. Продукты большей частью привозили из Кабула. Вода тоже была привозная. — В таких условиях недалеко и до депрессии… — Нет, депрессии не было. Там всё время солнце, это самый лучший антидепрессант. Дождей почти не было, и мы по ним не скучали. А вот в Вологде я потом долго не могла привыкнуть к тому, что солнца мало. Разве это не удивительно? В условиях, по сравнению с которыми любое неблагоустроенное русское жильё показалось бы хоромами, а свобода передвижения резко ограничена, Нине Васильевне больше всего запомнилось яркое солнце, которое так хорошо лечит душу. Может быть, потому, что она была вместе с мужем?

Психологическая атмосфера в Гардезе была очень непростой. Афганских женщин там нигде не было видно, с ними жёны русских офицеров общаться не могли. На рынок ходили только мужчины. Единственная попытка «выхода в свет», на рынок, закончилась для русских женщин весьма безрадостно.

Владимир Васильевич вспоминает: «Однажды мы попытались вывезти женщин в город на базар, но реакция местного населения оказалась очень напряжённой. На базаре вдруг наступила жуткая тишина, мы мгновенно оказались в громадной толпе афганцев, кажется, весь город сбежался посмотреть на диковинное зрелище. Многие здесь никогда не видели иностранок, да ещё с открытыми лицами. Когда мы подходили к духану, образовался коридор из бородатых мужчин, которые с любопытством разглядывали Нину и Татьяну. Один древний старик украдкой дотронулся пальцем до одной из них, будто бы сомневаясь, что она настоящая. В такой обстановке ни о каких покупках речи быть не могло, от дальнейших попыток вывезти наших женщин на базар пришлось отказаться». Согласитесь, что после подобных ситуаций очень трудно было воспринимать местное население как «братский афганский народ». Ощущение чуждости наших национальных культур могло породить между советскими и афганскими союзниками не только напряжённость, но и враждебность на бытовом уровне, и потому вполне естественным был мой вопрос Нине Васильевне: — Как у вас складывались отношения с афганцами? — Никакой враждебности не было. После Гардеза в Баграме и в Кабуле мы жили в одних домах с афганцами, причём безо всякой охраны. Заводили знакомства, начинали понимать местные обычаи и традиции, по возможности даже соблюдали их. В основном окружавшие нас афганцы были вполне доброжелательны. Это очень добрый, многострадальный народ. Жалко их. С тех пор, как Афганистан лишился короля, в этой стране уже не было нормальной жизни. Мы полюбили Афганистан. Покинув эту страну, всегда мечтали вновь побывать там, когда на афганскую землю придёт, наконец, мир. — Вы спрашивали себя, ради чего приходится претерпевать все эти лишения и опасности? — Мы всегда помнили: если здесь не будет нас — будут американцы. Как выяснилось, мы были правы. Теперь мир ещё не скоро придёт на эту многострадальную землю. А самое главное — в этот тяжёлый и опасный период мне хотелось быть рядом с мужем. — Бытовые условия в Баграме и Кабуле были, очевидно, уже не такие, как в Гардезе? — В Баграме у нас была небольшая вилла, несколько, впрочем, странная, со стеклянной дверью на улицу. Когда кругом война — это не всегда удобно. Как–то принесли к нам домой много оружия, изъятого у банды, а его с улицы было видно. А в Кабуле жили в обыкновенной пятиэтажке вместе с местными жителями, в квартире, арендованной у афганцев. — А питание как? — Питались в основном консервами, которые получали в посольстве. Потом на консервы много лет смотреть не могли. Можно было и местные продукты покупать. Мясо там замораживать не принято, нас уверяли, что если кусок мяса на рынке облеплен мухами — это хорошее мясо. Мы долго не могли к этому привыкнуть. — Что больше всего запомнилось вам в Афганистане? — Люди. Советских специалистов для службы в Афганистане отбирали очень жёстко. Был, например, случай, когда в биографии одного специалиста нашли маленькое пятнышко — однажды в автобусе без билета проехал — в Афганистан его уже не отправили. Вы представляете? На войну не взяли. Так что люди там служили очень хорошие. Наша группа являла собой настоящий интернационал — азербайджанец, латыш, чеченец, украинец, таджик и так далее. Тогда нам и в голову не приходило, что мы принадлежим к разным народам. Представление о том, что мы — граждане одной страны, было совершенно незыблемым. — Вы тогда знали, что муж по характеру своей работы постоянно подвергает себя опасности. Сильно за него переживали? — Ещё бы. Когда жили в Баграме, он каждый день ездил на работу за 22 километра через «зелёнку». Каждая такая поездка — это смертельный риск. Знаете, с каким сердцем ждала его с работы? Один раз был случай, когда Володя ушёл днём на час, а вернулся утром. Они попали в окружение, всю ночь отстреливались, чудом остались живы. Конечно, я всю ночь не спала, хотя и не знала, что произошло, но не трудно было догадаться, что ничего хорошего. А ночные отлучки в «зелёнку», на территорию, контролируемую душманами, когда Володя уезжал вдвоём с афганским подсоветным на переговоры с бандглаварями? Я уж не говорю о периодах участия его в боевых операциях вместе с афганскими и советскими войсками, например, в том же Пандшере. Очень не просто было постоянно жить в таком тревожном ожидании. — Что помогало пережить всё это? — Надеялись на мамины молитвы.