Иногда сам советник садился в машину с обучаемым на роль инструктора. Однажды в дождь эфиопский вертолётчик в условиях плохой видимости запаниковал, не зная, как заходить на посадку. Пришлось Борису Васильевичу самому сажать машину. Как было за них не переживать? Уже в августе, через три месяца, свежеобученные эфиопские экипажи были брошены в бой. С кем?
В 1974 году в Эфиопии свергли императора. Новое правительство Менгисту Хайле Мариама избрало «социалистический путь развития» и соответственно дружбу с СССР. За 17 лет пребывания у власти просоветского лидера пожить без войны Эфиопии так и не довелось. Вскоре произошёл переворот в соседней Сомали, где было свергнуто «социалистически ориентированное» правительство. Наших советников с семьями сомалийцы тут же арестовали — их потом вывозили на вертолётах. Американцы, организовав переворот в Сомали, теперь уже руками сомалийцев ударили по русским в Эфиопии. Тогда в Эфиопию с подачи русских был введён кубинский контингент. Потомки ацтеков и конкистадоров были прекрасными солдатами: африканцы боялись их как огня. Блокировав эфиопско–сомалийскую границу, кубинцы сумели остановить войну. Они и позже перекрывали подступы к эфиопской столице Аддис — Абебе, железно гарантируя защиту от нападения.
Кубинцев было мало, у них не хватало сил на активные боевые действия. Надо было заставлять воевать самих эфиопов, потому что началась новая, теперь уже гражданская война. Против правительства Менгисту восстала провинция Эфиопии — Северная Эритрея. В правительственной армии русские советники и инструкторы были во всех подразделениях, начиная со взвода. На них, собственно, всё и держалось. Сами эфиопы довольно лениво защищали «завоевания революции». Мой собеседник вспоминает, как подразделение правительственных войск ближе к вечеру окружило группу «повстанцев». Уничтожение противника беспечно решили отложить до утра, но к утру в кольце уже никого не было. Врагов отпустили, вероятнее всего, вполне сознательно. В стране, населённой разными племенами, не у всех есть чувство общей родины, и воевать хотя бы за сто километров от дома не очень хочется.
Русские советники жили далеко от района активных боевых действий, и всё–таки на их городок по ночам постоянно нападали. Это были местные жители, которые очень любили и русских, и социализм, но только от заката солнца. У тех, чья политическая ориентация зависела от времени суток, силы внутри страны были немалые. Однажды, узнав, что аэродром покинули три батальона из четырёх, они попёрли по–настоящему. Им едва не удалось захватить шесть вертолётов. После жаркого кровопролитного боя у аэродрома «повстанцы» отступили, оставив более четырёхсот трупов. В том бою сторонники Менгисту дрались на совесть. Они понимали, что вместе с русскими, вместе с вертолётами им самим придёт конец. А русские гибли, гибли, гибли…
В Москве проходила Олимпиада, по такому случаю в Доме офицеров Аддис — Абебы был устроен торжественный приём. Пришёл сам Менгисту Хайле Мариам. Присутствовали семь русских советников, среди них — подполковник Кривуляка. Эфиопы очень благодарили русских. Зачитали список наших погибших. Одно только перечисление фамилий заняло больше 10 минут. Ещё один «парад убитых». Потом был обильный «шведский стол». На этом странном празднике, говорит подполковник, русские офицеры чувствовали себя смертниками.
Отношение к человеческой жизни у эфиопов вообще далеко от европейского. Борис Васильевич вспоминает, как на полигоне, устроенном близ одной деревни, они стреляли НУРСами (неуправляемый ракетный снаряд). Эфиопы кстати, очень боялись этого оружия — выстрел НУРСа накрывал очень большую площадь. Так вот, во время стрельб советник увидел, что оттуда, где разорвался снаряд, бегут дети. Он тут же скомандовал: «Не стрелять!». Но эфиопский офицер только улыбнулся: «Почему? Наоборот, надо стрелять. Больше рядом с полигоном бродить не будут».
Ни о чём не спрашивать
Наши так и не научились понимать «загадочную эфиопскую душу». Однажды советник вне службы подошёл к эфиопскому вертолётчику с необычной для Африки фамилией Дыбянко. «Я ему весело, шутливо говорю: «Так мы же земляки!» А он сухо, без улыбки отвечает: «Нет, мы не земляки». Тогда я пригласил его в ресторан, он принял приглашение, но наотрез отказался, чтобы я его угощал. Мне просто хотелось с ним по душам поговорить, благо, этот эфиопский парень достаточно хорошо знал русский язык. Спрашиваю: «Как ты вообще к социализму относишься, к вашему лидеру Менгисту Хайле Мариаму?» Он прекрасно понял мои вопросы, но отвечал одно: «Не знаю». Попытался спросить, что у них за противоречия с Эритреей, но ответ был опять односложный: «Война». Эфиопы с нами всегда молчали».
Кстати, попытки таких разговоров по душам советское военное руководство не приветствовало. Непосредственный начальник подполковника Кривуляки, советник командующего ВВС Эфиопии генерал–майор Мелюхин предупреждал своих офицеров: «Ни о чём эфиопов не спрашивать». Генерал понимал, что в откровенных разговорах с «африканскими братьями по оружию» наши офицеры могли напрочь потерять боевой дух. Но русскому человеку совершенно необходимо любить боевых друзей. Борис Васильевич тепло вспоминает своего подсоветного, командира полка Бранэ Москале: «Очень хороший мужик». Советник полтора года ни на шаг не отходил от полковника Бранэ, а между тем за всё это время они ни разу не общались вне службы. Только один раз эфиопский полковник приоткрыл завесу личной жизни, рассказав, что у него две жены. От первой четверо детей и от второй двое. На вопрос, как же он с ними живёт, сказал, что неделю — с одной, а неделю — с другой. Похоже, он думал про себя: «Вечно эти русские в душу лезут». Даже если наши советники и инструкторы шли в ресторан вместе с эфиопскими офицерами, они всегда сидели за разными столиками.
Борис Васильевич вспоминает, как много среди этого народа красивейших женщин (эфиопы вообще не такие чёрные, как другие африканские народы). Однако советское начальство предупреждало своих, чтобы во время вечернего отдыха они ни в коем случае не приглашали жён эфиопских офицеров на танец. Когда здесь стояли американцы, с их стороны приглашение на танец всегда равнялось приглашению в постель. Эти «господа жизни» явно не умели себя вести. Может быть, поэтому их сменили русские?
И всё–таки наши прекрасно чувствовали: часть эфиопских офицеров русских ненавидит. Стычек у наших с этими «антисоветчиками» никогда не было, но их вечно недовольный вид и злобные взгляды говорили обо всём. Полковник Бранэ сказал советнику про эту часть своих офицеров: «Не надо обращать на них внимания».
Приспособиться к эфиопским условиям было, оказывается, очень просто. Надо было только ни о чём не спрашивать и не на что не обращать внимания. А ещё по одному никуда не ходить. Генерал Мелюхин жёстко напутствовал своих: «Здесь очень много русских погибло. Вечером «в город» — ни ногой. В 19 часов вы должны быть у себя». Один раз подполковник с сослуживцем задержались в городском баре. Уже в 19 часов 10 минут к ним подошли двое русских в штатском и с твёрдой вежливостью сказали: «Вам уже пора быть у себя». Незнакомцы не представились, но офицеры тут же последовали их совету. «Секретные» люди не любят ни вопросов, ни возражений.
Со всеми этими предосторожностями хозяева страны Советов совершили роковую трагическую ошибку: вооружённых людей нельзя использовать «втёмную». Солдат должен знать, во имя чего рискует жизнью, ему надо предложить цель — понятную и близкую сердцу простого человека. А наши? «Ни о чём не спрашивать!»… Да, русских научили не задавать вопросов. Поэтому у нас на всё один ответ: «Просто правители — идиоты».
Потомки Соломона
Эфиопия — удивительная страна. Наверное, самая удивительная в Африке. На всём Чёрном континенте она единственная никогда не была ничьей колонией. Именно Эфиопия — родина кофе, хотя это и пытаются оспаривать арабы, утверждающие, что родина кофе — Йемен. Зато никто не оспаривает эфиопских корней Пушкина. Эфиопы очень гордятся тем, что в жилах русского гения текла их кровь, и даже поставили поэту памятник. А ещё Эфиопия — христианская страна, несмотря на плотное кольцо мусульманского окружения. Эфиопские императоры считали себя потомками Соломона и царицы Савской (если верить этой версии, то Александр Сергеевич тоже потомок Соломона). А ещё там растёт картошка, такая же, как в России. Если бы не это родное кушанье, умереть бы нашему офицеру от страшно переперченной пищи. Борис Васильевич вспоминает:
