— Перед фронтом тридцать третьей дивизии огонь ослабел, и пехота с орудиями сопровождения продвинулась на юг до километра. Успеху способствовало умелое использование минометов. Они были объединены для сопровождения пехоты огневым валом.
Альмендингер понял свой просчет. С наступлением темноты он стал спешно снимать с нашего участка свои резервы, которые были изрядно потрепаны в боях за эти дни.
8 мая наступил перелом. В шесть утра после мощного артиллерийского налета и огня сотен орудий прямой наводки наши дивизии начали успешно продвигаться вперед. Сопротивление врага заметно ослабло. Правофланговая 387-я стрелковая дивизия, преследуя отходящего противника, овладела высотой 76.9, заняла Любимовку и совхоз имени Софьи Перовской. Другие части ворвались на Мекензиевы горы.
Отсюда открылась панорама Севастополя. Город был объят огнем.
Я предложил командарму переехать на передовой артиллерийский наблюдательный пункт.
— А где он? — спросил Захаров.
— Севернее Любимовки. Полковник Утин уже там.
— Поехали!
Через полчаса мы отправились на шести «виллисах» с подвижными радиостанциями. У высоты 76.9 нас встретил командир штабной батареи и сообщил, что надо ехать строго по колее — кругом противотанковые мины.
Наблюдательный пункт находился на краю крутого обрыва у берега моря. Отсюда хорошо видна Северная бухта. Над гладью воды торчат мачты затопленных кораблей. Над ними висит множество белых и черных дымовых облачков, уплывающих в синее небо. Идет жестокая схватка.
Командиры батарей, двигаясь вместе с пехотинцами, мгновенно по рациям передавали точные данные о целях, и расчеты незамедлительно открывали огонь, нанося врагу огромные потери. У гитлеровцев все смешалось, нарушилось управление. Не раз немецкий батальон атаковал во фланг свой же полк. Были случаи, когда на одну и ту же высоту, занятую немцами, с одной стороны нападали советские пехотинцы, с другой — немцы. А впереди нашего наблюдательного пункта, в долине у самого моря, валялись трупы сотен лошадей, пристреленных эсэсовцами, чтобы они не достались наступающим.
Наши артиллеристы, обгоняя вторые эшелоны дивизий, к вечеру 8 мая заняли открытые позиции, чтобы помочь пехоте форсировать Северную бухту. Всю ночь не прекращался бой. Гитлеровцы под прикрытием артиллерийского огня удирали через бухту. Утром весь берег был очищен от неприятеля. Пехотинцы при поддержке отдельных батарей и дивизионов начали форсирование бухты. В ход пошли все плавучие средства: двери, окна, ставни. Бойцы бросали их в воду, связывали в плоты и плыли на другой берег бухты.
По ним непрерывно били немцы из орудий, минометов и пулеметов. Но ничто не могло остановить могучий вал наступающих войск.
Прежде чем рассказывать о переправе, мне хочется вспомнить один эпизод, связанный с подготовкой к решающим боям за Севастополь. Это было в ночь на 8 мая. Мы с Черешнюком зашли в блиндаж командарма. Захаров, волнуясь, разговаривал по телефону с генералом армии Ф. И. Толбухиным:
— Да, да! Федор Иванович, я прошу включить Севастополь в полосу наступления армии. Со всей ответственностью утверждаю, что вторая гвардейская успешно освободит город от врага. Ведь пятьдесят первая и Приморская армии задерживаются.
— К сожалению, это верно. Крейзеру и Мельнику сейчас очень трудно, — доносился с другого конца провода голос командующего фронтом генерала армии Ф. И. Толбухина. — Альмендингер снимает с вашего направления войска и бросает против Приморской и пятьдесят первой.
— Вот, вот! — радостно кричал в трубку Захаров. — Потому я и прошу изменить левую границу армии.
— Да, — медленно проговорил Толбухин, — хорошо бы переключить вашу армию на Севастополь, но перед вами Северная бухта. Это не река! Вряд ли преодолеете ее без должной подготовки.
— Ничего, форсируем. Порыв у гвардейцев такой, что мигом переправимся.
— На чем же? Ведь у вас всего несколько понтонов, а подбросить чего-нибудь в такие короткие сроки не сможем.
— Федор Иванович, армия форсирует бухту на подручных средствах. Только разрешите.
Толбухин наконец уступил настойчивым просьбам командарма. Захаров торжествовал и тут же взялся за карту: жирно красным карандашом стал отмечать новые разграничительные линии корпусов.
Дальнейшие события показали, что командующий фронтом не ошибся, доверив 2-й гвардейской армии формирование Северной бухты и разгром неприятеля на этом трудном направлении.
В момент переправы мы с командующим находились на передовом наблюдательном пункте, а совсем рядом действовал 70-й стрелковый гвардейский полк под командованием майора А. С. Дрыгина.
8 мая, еще до захода солнца, головной батальон, с боями прорвавшись через железнодорожную выемку и глубокую балку «Голландия», достиг высот у Северной бухты. К этому времени полк понес большие потери. Легкораненые уже не уходили в медсанбат и пусть медленно, но двигались за своими ротами, желая помочь товарищам.
— Золотой народ! — с восхищением говорил командир о своих бойцах, всматриваясь в противоположный берег бухты.
Майор Дрыгин с группой офицеров, не обращая внимания на непрерывный обстрел, проводил рекогносцировку местности, отыскивая подходящие места для переправы. К нему подбежал с картой в руках офицер штаба дивизии капитан Владимир Адольфович Бальбах, отважный эстонский патриот. Не успел он передать приказ комдива, как прямым попаданием малокалиберного снаряда в грудь был смертельно ранен. Карта покрылась алой кровью. Так погиб капитан Владимир Бальбах, человек большой души.
— Мы отомстим за тебя, дорогой друг! — сказал Дрыгин.
Солдатам, окружившим командира полка, не терпелось сделать это как можно скорее. Гвардии сержант Константин Висовин, бывший матрос, первым попросил разрешения пойти в разведку на тот берег.
— Я уж и место причала присмотрел, — убеждал он Дрыгина. — Да кому же, как не нам, морякам, первыми на ту сторону ногой ступить!
— У нас всего одна лодка, — с горечью отвечал майор, — а надо не менее двух. Ищите вторую, тогда разрешу.
Поиски оказались безрезультатными, и Висовин убедил командира полка отправить разведчиков на одной лодке.
— Скрытно подойдем к берегу, комар и тот не услышит, — не унимался Висовии. — Да вот и ребята просятся. — И он показал на комсомольцев — лучших разведчиков Соценко, Дубинина и Романова.
— И меня тоже прошу пустить с ними, — обратился к командиру полка сапер лейтенант А. Ф. Земков[14].
Майор Дрыгин понимал, что нельзя форсировать бухту без разведки, но и рисковать людьми он тоже долго не решался. Наконец майор коротко сказал:
— Добро. Желаю успеха.
Под покровом ночи смельчаки отчалили от берега. Гребли тихо, так, как только могут грести бывалые матросы. Вот уже и середина бухты. Вокруг — густой туман. Вдруг подул ветер — дымка рассеялась. До берега оставались считанные метры. И тут вода покрылась всплесками от пуль и мин. Но лодка продолжала идти к цели, вот она уже уткнулась в каменистый берег. Едва сержант Висовин ступил на землю, как тут же упал, сраженный десятками пуль.
Другие разведчики, стреляя на ходу, укрылись в развалинах небольшого каменного дома. Несколько часов четверка бесстрашных во главе с лейтенантом А. Ф. Земковым стойко держалась в осажденном здании. Им помогали женщины. Но вот вышел из строя один, потом второй. Раненые продолжали сражаться. Кончились патроны, израсходована последняя граната. Кто-то из бойцов откопал в завале несколько немецких автоматов и гранат. В неравной схватке разведчики уничтожили около пятидесяти фашистов. Когда в полдень началась переправа гвардейского полка, враг не мог оказать большого сопротивления, так как его огневые средства были подавлены артиллерией 24-й дивизии и 101-го гаубичного полка. Так разведчики расчистили своим товарищам путь через Северную бухту.
Трудно рассказать о всех героях форсирования водной преграды. Тысячи солдат действовали смело, отважно и безупречно. Люди забывали об опасности, но зато помнили о главном: приказ командования надо выполнить во что бы то ни стало. С этими благородными думами шел в бой и младший лейтенант Г. Стрельченко. Он мог и не быть среди тех, кто находился в первом эшелоне атакующих, но он был не в силах ждать, когда пойдут в бой резервы.
