Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Впрочем, инициаторами этой политики были не города. Приняв ее, они лишь последовали примеру дворянства. Недовольство последнего учреждением института бальи и постоянным ограничением его прерогатив побудило его с начала XIII века вступить в союз с французским королем против графа. Дворяне с радостью приняли тот пункт Меленского договора, который обязывал их, в случае войны с Францией, покинуть своего сюзерена. В первой половине XIII века лишь очень немногие дворяне не видели во французском короле своего естественного покровителя. Самые крупные из них, находившиеся в родстве с высшей французской аристократией, охотно сливались с ней и фактически не признавали больше графской власти. То же самое относилось к некоторым из крупных аббатств, со своей стороны пытавшихся добиться покровительства французской короны. В 1287 г. аббат монастыря св. Петра в Генте заявлял перед парижским парламентом, что он находится под защитой короля, а не графа[745].

До тех пор пока одни только дворяне и аббаты апеллировали против своего сюзерена к верховным правам короны, ничто не угрожало серьезно положению Дампьеров. Но опасность надвинулась вплотную, когда ту же позицию заняли и города. Действительно, было совершенно очевидно, что в тот момент, когда граф не сможет больше рассчитывать на повиновение и, в особенности, на финансовую помощь этих могущественных коммун, питавших его казну, власть его, подточенная в корне, должна будет рухнуть от малейшего толчка.

Опасность эта обнаружилась уже в царствование Филиппа Смелого (1270–1285 гг.), но она не была тогда еще очень серьезной. Уже в 1275 г. члены коллегии XXXIX, в ответ на отмену их Гюи и Маргаритой, апеллировали к парижскому парламенту. После расследования им было отказано в их жалобе и семь из них были смещены. Однако их коллег парламент оставил на прежних местах, и данное городу новое устройство не могло быть проведено[746]. Это была первая и очень осязательная неудача графской политики. Тем не менее отношения между Гюи де Дампьером и его сюзереном из-за этого не испортились. В царствование Филиппа Смелого фландрский дом распространил свое влияние на все части Нидерландов, и, если королевские распоряжения и вмешательство агентов короны в дела графа должны были быть ему крайне неприятны, то с другой стороны, король, поддерживавший все его начинания, тем самым давал ему более чем достаточную компенсацию, чтобы побудить его терпеливо сносить кое-какие унижения[747].

В тот момент, когда Филипп Красивый вступил на французский престол (1285 г.) Гюи де Дампьер был самым могущественным из нидерландских государей. Этот граф, в котором большинство историков видело только хорошего отца семейства, озабоченного будущностью своих многочисленных детей и вечно занятого поисками денег для их приданого, был в то же время большим честолюбцем и политиком. До этого времени он знал в своей карьере одни лишь удачи. Он восторжествовал над домом д'Авенов, приобрел Намюрскую область, распространил свое влияние на Льежскую область, Люксембург и Гельдерн. Помощь, которую ему постоянно оказывали французские короли, играла огромную роль в этом быстром возвышении. Но должен был наступить момент, когда французская корона откажется помогать росту фландрской династии, когда она увидит опасность, которой грозит ей образование на ее самых незащищенных границах княжества, становившегося по мере своего расширения все более независимым, и когда она попытается подчинить его своей власти.

Чем более укреплялась монархия, чем более управление государством концентрировалось в руках короля в ущерб крупным вассалам, чем более выдвигалось благодаря деятельности парламента и легистов понятие о суверенитете короны, а значит — и суверенитете государства, тем более неизбежным становилось столкновение. Если оно разразилось между Филиппом Красивым и Гюи де Дампьером, то ни тот, ни другой во всяком случае не ответственны за это, ибо ни один из них не мог бы помешать этому.

Политический кризис, от которого страдала Фландрия в конце XIII века, дал новому королю отличный повод вмешаться в ее дела. В 1287 г. он вмешался в нескончаемый конфликт между графом и коллегией XXXIX[749], причем в его поведении видна та холодная решимость и сознательная грубость, которые характерны для всей его политики. Уже не один только парламент поднял перед ним вопрос об этой тяжбе. Филипп пустил для этого в ход своих чиновников. Вермандуаский бальи стал своего рода королевским прокурором во Фландрии. Он наблюдал и контролировал все действия графа, он присутствовал на заседаниях его суда, он обращался с ним, как с одним из подсудных ему лиц. Иногда он не удостаивал даже самолично показываться. Вместо него делегировались сен-кантенский прево или простые судебные «сержанты» («sergents»). В 1289 г. король отдал приказ, что если на графском суде будет присутствовать один из его «сержантов», то при разбирательстве дела следует пользоваться французским языком, для того чтобы этот «сержант» мог без труда следить за прениями. Не остановившись перед неслыханным до тех пор актом самовластия, он в то же время поручил «сержанту» Онорэ де Мустье отправиться в Гент и взять под свою защиту тамошних граждан.

Члены коллегии XXXIX поспешили торжественно принять «блюстителя» («rewaert», «gardien»), которого посылал им король. Находясь благодаря ему под непосредственной защитой короны, они могли теперь безнаказанно игнорировать графа и его бальи. Вышитый лилиями стяг, поднятый на городской башне, делал город неприкосновенным, и патриции оказывали ему такие же почести, как некогда союзники римского иарода оказывали консульским фасциям. Они повсюду афишировали этот грозный символ верховной власти, и ремесленники в насмешку назвали их «Leliaerts», т. е. приверженцы лилии.

Но этим еще не кончились унижения графа. Недостаточно было отнять у него юрисдикцию над гентцами; он должен был, кроме того, еще согласиться платить жалованье тому самому «сержанту», который лишил его власти над ними. Вскоре в Брюгге и Дуэ были назначены тоже королевские «блюстители». Поощренные многозначительным поведением короля, все недовольные поспешили воспользоваться благоприятным случаем. Не только города, но и частные лица стали апеллировать к парламенту, а последний постановил, что во время процессов тяжущиеся будут совершенно освобождены от власти графа.

Можно задать себе вопрос: почему Гюи де Дампьер согласился покорно примириться со столь нетерпимым положением? Однако его поведение легко понять, если принять во внимание тогдашнюю политическую обстановку. Порвать с Филиппом Красивым, отказаться от старого союза фландрского дома с французской короной и, в одно мгновение, уничтожить связанные с этим крупные выгоды, — значило вступить в борьбу с графом Генегауским, который не отказался от своих притязаний на имперскую Фландрию и ненависть которого не улеглась. Кроме того, произошли события, на основании которых граф мог предполагать, что тот самый французский король, который не переставал унижать его в его собственном государстве, во внешней политике был склонен подстрекать его к новым приращениям его владений.

В 1290 г. Валансьен восстал против Иоанна д'Авена[750]. Это восстание было вызвано теми же причинами, которые определяли тогда поведение фландрских городов. Опираясь на «бедный народ», граф желал покончить с правлением патрициата. Началась война, и Иоанн повел осаду города. Чтобы избавиться от угрожавшей им опасности, патриции обратились к Филиппу Красивому. Они составили докладную записку, в которой доказывали, на основании Меровингских и Каролингских дипломов, что их город принадлежал французскому королевству, а не Германской империи. Филипп не мог, конечно, упустить такой прекрасный случай расширить свои владения. Он согласился принять просьбу Валансьена и позволил ему отдаться под покровительство Гюи де Дампьера или одного из его сыновей (1292 г.). Возможность приобретения самого крупного города Генегау, являвшегося одновременно превосходной базой для военных операций против своего соперника, должна была заставить графа Фландрского забыть много унижений. Он вообразил себе, что сможет с помощью французского короля вернуть часть наследства своей матери, которое было отдано д'Авенам, соединить, в случае овладения Генегау, свое Фландрское графство со своим Намюрским графством и, наконец, установить свою гегемонию Над всеми южными Нидерландами. Но его иллюзии вскоре рассеялись. В 1293 г. Иоанн д'Авен примирился с Филиппом Красивым, и заманчивые планы, которыми одно время тешил себя Гюи, рухнули.

вернуться

745

Van Lokeren, Chartes et documents de l'abbaye de Saint-Pierre., t. I, p. 434, № 926.

вернуться

746

Ch. V. Langlois, Le regne de Philippe III le Hardi, p. 212 и далее. (Paris, 1887).

вернуться

747

Об отношениях Гюи де Дампьера с Филиппом Смелым см. Langlois, op. cit., p. 210.

вернуться

748

В своем изложении событий, касающихся распри между Филиппом Красивым и Гюи де Дампьером, я, в общем, придерживался точного и исчерпывающего изложения Ф. Функ-Брентано (Funck-Brentano, Philippe le Bel en Flandre, Paris, 1897). Но в оценке событий я в ряде пунктов расхожусь с этим трудом. В «Revue Critique» от 6 декабря 1897 г. я указал на вопросы, в которых я не согласен с г. Функ-Брентано, и на причины этого расхождения.

вернуться

749

Кроме того, в том же году между королем и графом возникли трения по поводу Турнэ. A. d'Herbomez, Bulletin de la Commission royale d'Histoire, 5 serie, t. III [1893], p. 26.

вернуться

750

Об этом см. A. Wauters, Le Hainaut pendant la guerre du comte Jean d'Avesnes contre la ville de Valenciennes. Bullet, de la Comm. royale d'Histoire, 4 serie, t. II [1875]; D. Franke, Beitrage zur Geschichte Johanns II von Hennegau-Holland. Westdeutsche Zeitschrit fur Geschichte und Kunst. Erg'anzungshet V [1889], s. 90 u. f. Мобеж восстал почти одновременно с Валансьеном. См. Е. Poncelet, Le soulevement de Maubeuge en 1293, в «Melanges Godefroid Kurth», t. I, p. 149 и далее (Liege, 1908).

89
{"b":"578429","o":1}