Издержки, требовавшиеся возведением плотин для защиты польдеров, не позволяли прибегнуть здесь к системе новых поселений. Чтобы приступить в крупном масштабе к такому предприятию и довести его до конца, нужны были большие капиталы. Как и в предыдущую эпоху, за дело решительно принялись графы фландрские. Филипп Эльзасский построил большие звинские плотины; в своих хартиях он хвалился тем, что высушил «за свой счет» обширные территории[566]. Его преемники продолжали работать в том же направлении. Гюи де Дампьер передал в 1282 г. и 1286 г. своему сыну, Иоанну Намюрскому, земли, отвоеванные у моря в области Четырех Округов, и большая плотина, проведенная тогда от Бланкенберга до Тернейзена, еще и теперь называется плотиной графа Иоанна (s'graven Jans dijk)[567]. В 1293 г. тот же самый Гюи приказал защитить плотинами в один прием 1045 мер земли в Осенессе, т. е. приблизительно 450 гектаров[568]. В то же самое время колоссальные площади болот и засыпанных землею пространств (schorre) были переданы аббатствам или уступлены в качестве феодов вассалам. В одном только округе I юльста дюнское аббатство владело в 1245 г. 5000 мерами защищенной плотинами земли и 2402 мерами незащищенной земли[569]. В XIII веке богатые горожане тоже принялись за дело осушки почвы. Когда море снесло плотины Зандлифта и Бейрендрехта, то собственники близлежащих земель доверили восстановление их сиру ван Гистелю и гентскому горожанину ван Свинардену[570]. Среди лиц, имена которых носят еще и до сих пор многие польдеры, вероятно, немало восходит к каким-нибудь капиталистам-предпринимателям XIII века.

С середины XII века в источниках появляется слово «польдер», начавшее заменять тогда старое название «moer», которое до тех пор носили аллювиальные земли, защищенные от наступления моря[571]. Появление этого нового термина указывает, несомненно, на какое-то усовершенствование в искусстве возведения плотин, усовершенствование, ставшее возможным благодаря новым обширным ресурсам, которые предоставляло предпринимателям экономическое развитие страны. Быстрота, с какой производились работы, неопровержимо

свидетельствует о том, что страна была очень богата. Победы над морем шли так быстро, что в некоторых хартиях уже заранее предвидели перенос сбора пошлин из одного места в другое, из-за aque interclusionem[572] (запруженной воды).

Польдеры, величина которых была не одинаковой и границы которых в том случае, если они принадлежали какому-нибудь аббатству, отмечались крестами, делились на известное число «мер» (gemeten)[573]. Часть этих мер сохранял за собой собственник, обрабатывая ее сам, а остальная часть сдавалась в аренду или за ценз[574] Собственники, несмотря на протесты церкви, обычно оставляли себе десятину с нови польдера. В построенных на определенных расстояниях друг от друга амбарах хранились продукты соседних польдеров. В 1245 г. дюнское аббатство имело такие амбары в Зандуме, Нортгофе и Франкендике[575], и еще в настоящее время можно любоваться замечательным образчиком их в Дудзеле, около Аисвега.

Различные польдеры одной и той же области были по необходимости связаны друг с другом. Их плотины входили в одну и ту же систему защиты от моря и взаимно охраняли друг друга. С другой стороны, приходилось принимать совместные меры для устройства стока вод, постройки шлюзов и т. д. Благодаря этому с ранних пор возникли объединения, которые появились в XIII веке в источниках, под названием «wateringen» (wateringues) и которые еще и в настоящее время существуют во всей приморской части Бельгии[576]. В территориальной конституции Фландрии эти «wateringues» занимали такое же место, как и гильдии в городских конституциях Брабанта. Действительно они были в одно и то же время автономными корпорациями и государственными учреждениями, ибо государство постоянно контролировали их при помощи особых надзирателей «watergrafen» и «moermeesters».

Капиталистическая система эксплуатации, результаты которой оказались столь эффективными в применении к польдерам, была применена также к пустошам и болотам внутренней части страны. В XIII веке эта форма эксплуатации земли сделалась, по-видимому, более распространенной, чем основание новых городов. Граф Фландрский приказал распахать за свой счет обширные пространства земли, а другие передал аббатствам; аналогичные факты наблюдались в Брабанте[577]. Обширные пустыри, поросшие вереском, отделявшие приморскую Фландрию от внутренней части страны, начали исчезать. Как и в польдерах, распаханная земля была разделена на две части: одна, окруженная обыкновенно рвом, составляла крупную ферму, эксплуатировавшуюся самим собственником, другая, разделенная на участки, сдавалась «летам» (laeten).

Интенсивная распашка земли предполагала, кроме наличия капиталов, значительное население, и, действительно, мы уже констатировали, что с конца XI века число жителей — по крайней мере во Фландрии — сильно выросло. С тех пор оно не переставало быстро увеличиваться. В течение всего XII века эмиграция фламандцев в Германию и Англию продолжала быть значительной. В XIII веке она замедлилась и под конец совсем исчезла. Объясняется это, несомненно, тем, что в это время крестьянам, нашедшим в городах клиентов, всегда готовых покупать их продукты, стало хватать труда по обработке земли у себя на родине. Поэтому плотность населения стала быстро увеличиваться.

В 1218–1220 гг. территория Брюггского превотства, не очень обширного, заключала 2000 очагов[578]. Жилль ле Мюизи определял численность населения одной villa campestris (деревни) в 1500 жителей[579]. Если эта цифра, несомненно, преувеличена, то список фламандцев, убитых в битве при Касселе, все же показывает, как многолюдны были в начале XIV века приморские деревни. Гондсхот потерял 122 человека, Адинкерке — 76, Альверингем — 77, Беверн — 80, Варгем — 76 и т. д.[580] На основании этого можно заключить о чрезвычайно большой рождаемости, ибо не все крестьяне примкнули к восстанию 1328 г., а кроме того, не следует забывать ужасающей смертности, вызванной страшным голодом 1315 г. Далее следовало бы прибавить для каждой деревни число людей, вернувшихся домой, к числу лиц, погибших на поле битвы. Мы это знаем, для двух из них: для Эльвердинга, весь отряд которого состоял из 49 человек (8 погибших и 41 оставшихся в живых) и Вату, выставившего 172 человека (71 погибших, 101 оставшихся в живых). Если принять в расчет женщин, детей и стариков, а также крестьян, отказавшихся принять участие в войне, то можно прийти к выводу, что число жителей обеих этих общин значительно превосходило цифру в 200–400 душ, являвшуюся, по-видимому, средней цифрой населения деревень в большей части Западной Европы. Кроме того, если трудно выразить в числах увеличение народонаселения, то оно обнаруживается ясно в фактах. В середине XIII века оно приняло такие размеры, что пришлось приступить в широком масштабе к созданию новых приходов. В 1258 г. епископ Турнэ разделил приходы Горена и Рамкруа по причине «множества верующих и обильных доходов церкви»[581]. Другой епископ, Вальтер Марвинский (1219–1251 гг.), поступил таким же образом во многих местностях Западной Фландрии[582]. Прекрасные готические церкви, встречающиеся еще и в настоящее время во многих деревнях этой области, построены по одинаковому плану: они состоят из трех нефов одинаковой ширины, без фасадов; такое расположение, позволявшее легко расширять здание храма, было принято, по-видимому, в расчете на непрерывный рост числа верующих.