Дважды просыпался Лопе этой беспокойной ночью и слышал шаги, видел неподвижную тень часового на белой стене, слушал беспокойное бормотание товарищей, лежавших рядом. По правую руку от него лежал Хуан де Торрес. Старый эконом мог бы остаться на «Санта Тересе» - капитан не стал бы посылать его в бой, - но вот пошел старик со всеми, не захотел отстать от товарищей и теперь лежал, прислушиваясь, с открытыми глазами; не спал, как все вокруг.

Индейцы били в барабаны; издалека доносились глухие ровные раскаты. «Точно кожаные мехи хлопают над чьим-то дьявольским горном!»- думал Лопе, прислушиваясь к ровному гулкому звуку. Беспокойные мысли томили солдата.

- Не спишь, земляк? - тихонько спросил Лопе соседа.

- Не сплю, - так же тихо ответил Хуан де Торрес.

Лопе живо привстал и наклонился к уху старика.

- Путь на суда чист, - прошептал Лопе. - Со стороны устья реки индейцев нет, и суда стоят на рейде наготове. Уходить надо, пока не напали на город индейцы. Их многие тысячи, нас малая горсть против них. Зачем Кортесу здешний берег и город Табаско? Не сюда мы держали путь и не за тем вышла в море армада. Уходить надо скорее!

- Теперь уж не уйдем! - хрипло вздохнул де Торрес. - Не уйдет капитан Кортес, не приняв от индейцев боя.

- Не надо бы ему заходить в эту проклятую реку, ах, не надо!.. - шептал Лопе. - Разобьют нас индейцы: их тысячи собрались со всего берега, - нас меньше пятисот человек.

- Поживем до утра, увидим, - сказал Хуан де Торрес.

Открытые холмы простирались на север от города Табаско, невысокие, круглые, поросшие колючей индейской травой. В полутора - двух милях от селения гряда холмов расходилась в стороны и снова замыкалась, образуя посередине ровное круглое пространство, похожее на цирковую арену. Вокруг этого природного цирка огромным амфитеатром расположились невысокие холмы.

Эту круглую равнину, похожую на цирк, табасканские индейцы называли «Синтла». Двое суток к Синтле стягивались воины четырех племен. В самом центре под навесами, наскоро сделанными из ветвей, сидели вожди - «калачуни», как называли их табасканцы. Вожди держали военный совет.

Вокруг, на равнине и по склонам холмов, расположилось войско: племя Волка, племя Змеи, Оленя, Собаки и племя Кролика.

Страшнее всех были Волки с севера: у каждого воина над головой торчала маска волка с оскаленными зубами. Груди и спины индейцев были расписаны полосами; пестрые перья вплетены в волосы, ожерелья из перьев надеты на шеи; каждый потрясал копьем или пикой с раздвоенным концом. Воины били в барабаны, дудели в дудки, гудели в раковины: индейцы ожидали врага.

На холмах день и ночь стояли дозорные и глядели в сторону города. Вожди индейцев были согласны в одном: не нападать на пришельцев, пока они в стенах города. Подождать, когда голод заставит их выйти из-за стен, и дать им бой в предгориях Синтлы.

Между первыми холмами Синтлы и городом тянулись низкие засеянные поля; здесь канавы и искусственные водоемы на каждом шагу перерезали путь. Пришельцы завязнут среди канав, и тогда легко будет засыпать их с холмов камнями, дротиками, стрелами, горящими головнями, навалиться сверху, окружить, раздавить. Их мало, несколько жалких сотен, - об этом рассказал вождям перебежавший от белых человек- воин из племени Лисы, захваченный и увезенный белыми тринадцать лет назад. Их мало, и они боятся смерти, - перебежчик сам видел: они умирают, их можно ранить, у них красная кровь,- как у всех людей.

- Вождя белых можно принести в жертву, - хорошая будет жертва богу Вицлопучтли, - сказал один вождь.

- Да, вождя белых и его слугу: он молод. Юноши угодны нашему богу, - сказал второй вождь.

- А всех остальных сделать рабами! - сказал третий вождь.

- Пускай приходят сюда, - племя Волков встретит их так, как волки встречают врага. Табасканские волки еще не потеряли своих зубов.

Воины дудели в дудки, били в барабаны, ждали врага.

Едва рассвело, Кортес собрал всю свою армию на площади города Табаско.

- Мои капитаны!.. Мои храбрые солдаты! - сказал Кортес. - Не станем сидеть и ждать, пока враг возьмет нас измором. Выйдем в поле, померяемся силами с неприятелем. Наступление - половина победы!

- Наступление - половина победы! - подхватили капитаны.

Начальником пехотного отряда Кортес назначил Диего де Ордаса; пушками ведал де Меса, а во главе кавалерии стал сам Кортес. Всего десять коней было в отряде, но Кортес еще по опыту войны на Кубе знал силу конного войска в стычках с индейцами и сильно надеялся на свою кавалерию.

Конный отряд - сам Кортес и девять его капитанов (Пуэртокарреро, Монтесино, Кристабаль де Олид, Альварадо и другие) - все лучшие наездники и искусные бойцы - должен был выйти из города позже, поска-кать берегом реки, в обход и напасть на индейцев неожиданно с левого фланга.

Пехотинцы выступили первыми, за ними вслед шла артиллерия. Позади, в арьергарде, шли еще сорок человек пехоты.

Разведчики нашли дорогу: по затопленным полям шла твердая насыпная дорожка, похожая на дамбу или на межу. Дорожка была узка: едва двое человек могли шагать по ней рядом, плечо к плечу. Идти пришлось очень медленно: пушки то и дело сползали с межи в сторону и проваливались в болото.

Место было открытое, потом пошли заросли. Высокие колючие кустарники скрыли солдат с головой. Из-за кустарника ничего не было видно впереди, но скоро стал слышен гул, грозный, колеблющийся гул тысячного войска, собравшегося на склонах Синтлы.

Пушки несколько поотстали, авангард вырвался из колючих зарослей вперед. Гул и свист оглушили солдат, и даже самые храбрые попятились назад, в заросли. Все склоны Синтлы, насколько хватало глаз, покрыты были народом. Ближние холмы и дальние, и те, что за ними, едва различимые под ослепительным солнцем, и склоны к реке, и вся круглая равнина - все пестрело людьми, шевелилось, шумело, оскалилось масками, ощетинилось пиками; все готовилось броситься навстречу, окружить, смять, уничтожить жалкую горсть кастильцев.

- Раны господни! - сказал Лопе. - Раны господни, мы отсюда не уйдем живые.

Он крестился, косясь на Хуана де Торреса. Но раздумывать времени не было. Капитан де Ордас обернулся к своим.

- Вперед!-сказал де Ордас.

Люди бросились вперед.

И тут Лопе показалось, точно само небо с воем и грохотом обрушилось на него.

Свет дневной потемнел от летящих камней, от тучи дротиков и стрел. От топота, свиста и воя загудела земля.

- А-ла-та-а-ла-а! - с устрашающим воем индейцы двинулись вперед.

- Огонь! - скомандовал Диего де Ордас.

- Ра-та-тах!.. Та-так!..

Стрелки разрядили мушкеты и аркебузы. Передние ряды индейцев дрогнули и смешались, попятились, но сейчас же задние, напирая, вынеслись вперед, и все войско плотной стеною снова надвигалось на испанцев.

- Они уже не боятся огня, пречистая дева! - сказал Лопе.

Снова ударили мушкеты; десятки раненых и убитых упали среди индейцев. Мушкетеры палили без промаха по такой густой толпе. Но сотни и тысячи смыкались вокруг упавших, позади набегали все новые и новые, расписанные полосами груди уже врывались в испанские ряды, волчьи головы грозили вплотную.

- Мне кажется, ты прав, земляк, мы отсюда не уйдем живые, - сказал Хуан де Торрес.

Десять - пятнадцать раненых свалились на землю среди испанцев; индейцы наскакивали с длинными пиками, целясь прямо в глаз, и солдаты, прикрываясь щитами, отбивались каждый от десятка таких пик.

- Не давайте себя окружить! Не давайте! - кричал Диего де Ордас.

Под таким напором невозможно было удержать строй, - каждого испанца готовы были окружить тридцать- сорок индейцев; солдаты вертелись во все стороны, отражая удары и направо, и вперед, и налево. Лопе шел плечом к плечу с Хуаном де Торресом, но почувствовал, что его оттесняют; справа шел Пако Арагонец, но того уже тоже оттерли; Пако вертелся волчком, отбивая удары; десять - двенадцать индейцев сразу насели на него. Лопе видел, как с Пако сбили шлем, как струя крови от удара индейской пики потекла у него по лицу; несколько секунд еще мелькало бледное лицо Пако с красной полоской крови на лбу, среди волчьих масок индейских воинов, потом исчезло. Арагонца смяли.