3. «Выходит, что ни разу не бывало, чтобы при землетрясении дул ветер?» — Бывало, но редко. Для этого нужно, чтобы дули одновременно два ветра, — а это и может быть, и бывает. А раз мы узнали — да это и общеизвестно, — что на земле могут дуть сразу два ветра, то почему же один из них не может мести воздух сверху, а другой — внизу?

1. К сторонникам того же мнения можно отнести также Аристотеля[458] и его ученика Теофраста[459], мужа, обладавшего хотя и не божественным, как казалось грекам, однако вполне приятным и без натуги гладким слогом[460]. Вот как представляли дело эти двое. Из земли беспрестанно выделяются какие-то испарения, иногда сухие, иногда с примесью влаги; поднимаясь с самого дна подземелий вверх, они в конце концов достигают места, откуда дальше двигаться невозможно; здесь, откатываясь назад, движущиеся потоки воздуха сталкиваются друг с другом и мечутся в борьбе из стороны в сторону, налетая на препятствия; останутся ли они взаперти или вырвутся через какую-нибудь щель наружу — в любом случае они производят грохот и сотрясение земли.

2. К той же школе принадлежит Стратон[461], исследователь природы вещей, занимавшийся преимущественно этой частью философии. Он пришел к такому заключению. Холодное и горячее не могут быть вместе и всегда расходятся в противоположные стороны; холод стекает туда, откуда ушло тепло, и наоборот: тепло оказывается там, откуда был изгнан холод. Что это истинная правда и что они действительно расходятся в разные стороны, ты поймешь из следующего примера.

3. Зимой, когда на земле холодно, в колодцах, пещерах и всех прочих подземельях тепло, ибо туда собралось все тепло, спасаясь от холода, царящего наверху. Вниз набирается столько теплого воздуха, сколько может вместиться, и чем гуще он становится, тем сильнее. Еще ниже тем временем давно уже собрался другой воздух, тоже сжатый в тесном помещении, и теперь он вынужден уступать место вновь прибывающему.

4. То же самое, только наоборот, происходит и летом, когда под землю спускается огромная масса холода: прятавшееся там тепло, отступая перед надвигающимся холодом, с великой силой устремляется в узкие и тесные закоулки, ибо природа обоих не терпит согласия и пребывания в одном месте. Итак, убегая прочь и стремясь вырваться во что бы то ни стало наружу, он крушит и ломает все на своем пути.

5. По этой же причине перед землетрясением бывает слышен рев: это ветер бушует в подземелье. Как говорит наш Вергилий:

а реветь там некому, кроме ветров.

6. Впоследствии повторяются те же стадии борьбы: собирается тепло, а затем вырывается наружу; отступает и загоняется в отдаленные углы холод, чтобы вскоре вновь обрести силу и власть. И вот, когда оба теснят друг друга то в одну, то в другую сторону, и воздушные потоки устремляются взад и вперед, тогда-то и происходит землетрясение.

1. Есть и такие, кто полагает, что землю заставляет дрожать только движущийся воздух (spiritus) и ничего больше; однако его воздействие они объясняют иначе, нежели Аристотель. Вот послушай, что они говорят. Наше тело орошается кровью и воздухом, движущимся по своим путям. При этом сосуды, по которым движется душа, бывают более тонкие, не вмещающие больше того, что через них проходит, и более обширные, в которых она собирается и откуда направляется в разные стороны. Точно так же и все тело земного шара пронизано сосудами, по которым течет вода, соответствующая нашей крови, и ветер, который правильно будет назвать его душой. В каких-то местах они только движутся, а в каких-то и собираются.

2. И вот подобно тому, как в нашем теле, пока оно в добром здравии, кровь и воздух бегут по жилам спокойно и без помех, а когда что-то не в порядке, пульс бьется чаще и дыхание становится прерывистым и судорожным, изобличая болезнь или усталость, — точно так же и земля в своем естественном состоянии не трясется; когда же что-то не так, она дрожит, как тело больного, ибо воздух, прежде спокойно текший по жилам, теперь движется толчками, сильно сотрясая свои сосуды. Немного раньше я излагал мнение тех, кто считает землю живым существом; здесь, однако, речь не об этом. В самом деле, живое существо, если заболевает, то все целиком; лихорадка не охватывает нас по частям, но с равной силой распространяется по всему телу.

3. Посмотри, ведь в землю проникает часть разлитого вокруг нее воздуха. Пока ему свободен выход, он скользит, никому не причиняя вреда. Но если что-то ему помешает или перегородит дорогу, он сначала будет сжиматься и тяжелеть, поскольку сзади вливается все новый воздух, а затем найдет какую-нибудь щель, в которую станет протискиваться с тем большей яростью, чем она теснее; ясно, что при том не обойдется без борьбы и ударов, и земля не может не трястись.

4. Но если воздух не находит и щели, сквозь которую мог бы просочиться наружу, он, сдавленный в тесном пространстве, начинает буйствовать там и бесноваться, круша и ломая все вокруг; тончайшая вещь на свете, он в то же время и самая могучая: он может пробраться туда, где, казалось бы, нет отверстия, а проникнув, изнутри разрывает и рассыпает в прах что угодно. Вот тогда-то и случается землетрясение; земля либо расступается, чтобы выпустить воздух, либо, выпустив его и лишившись опоры, обрушивается в ту самую полость, из которой он вышел.

1. Некоторые[463] думают вот как. Земля во многих местах пронизана отверстиями; причем это не только те проходы, которые с самого начала были у нее, служа чем-то вроде дыхательных отверстий, но и многие другие, образовавшиеся случайно. Где-то вода размыла и унесла верхний слой земли, где-то ее пробили низвергавшиеся с гор потоки, где-то дыры в земле открылись после сильных приливов. Сквозь эти отверстия под землю проникает воздух (spiritus). Если море накроет его и погонит вглубь, а течение не позволит ему повернуть назад, так что и выход впереди и путь вспять будет ему отрезан, тогда он закрутится вихрем и, не имея возможности двигаться прямо, что для него естественно, ринется вверх, пробивая стесняющую его землю.

1. Ну и вот, теперь мне осталось изложить мнение, разделяемое большинством авторов; может быть, в конце концов именно оно будет одобрено большинством голосов. Что в земле есть движущийся воздух (spiritus), совершенно очевидно; не только тот, благодаря которому она держится и который связывает между собой ее части, — такой есть и в камнях и в мертвых телах; я утверждаю, что в ней есть и тот животворный воздух, благодаря которому все питается и растет. В противном случае, как могла бы она вливать жизнь в столькие деревья и травы, у которых нет другого источника жизни, кроме земли? Как могла бы она приютить и обогреть столько корней, зарывшихся в нее, одни — у самой поверхности, другие — уйдя далеко вглубь, если бы она не обладала в избытке душой, которая порождает столь великое разнообразие, вспаивает его, вскармливает и взращивает?

2. Однако эти доводы еще не самые веские. Все это небо, ограниченное огненным эфиром — верхней частью мира, все эти звезды, которых не счесть, весь этот сонм небесных тел — впрочем, бог с ним, с сонмом — возьми хотя бы одно это Солнце, совершающее свой путь так близко от нас и по объему многократно превосходящее земной шар, — все они получают питание от земли и делят его между собой; жизнь их поддерживается только земным дыханием и испарением — это их единственное пастбище, единственная пища.