— Где вы это слышали, Масгров? — нахмурился Эванс. Разглядывая носки своих ботинок, тот робко улыбнулся и облизал губы.
— Извините, сэр. В машинном отделении все говорят об этом…
Главмех холодно посмотрел на него.
— Вам следовало бы остановить их. Нет ничего лучше языка за зубами!
В неловком молчании они один за другим вышли из помещения.
Дасти Миллер взглянул через иллюминатор кладовой в кают-компанию.
— Полно греющихся на солнце тюленей, — язвительно заметил он. — Посмотри сам.
Таргет ковырял спичкой в зубах.
— Черт возьми, — воскликнул он, выглянув в иллюминатор, — прямо как боровы!
Килли и Саймингтон полулежали в креслах, а рядом с ними на кушетке растянулся доктор. Четвертым в кают-компании был Госс, который, сидя в кресле, рассматривал какой-то журнал. Внезапно он швырнул журнал в младшего лейтенанта. Килли сонно открыл глаза. «Ну, чего вам?..» — не просыпаясь, произнес он, переворачиваясь на другой бок.
— Вы храпите, как свинья! — отрезал Госс.
— Извините, сэр, — пробормотал младший лейтенант и вновь закрыл глаза.
Саймингтон беспокойно заерзал в кресле: «Хватит ворчать… Не даете людям спать…»
— С кем вы разговариваете, черт возьми?! — взорвался Госс.
— Который час? — выпрямился доктор.
Никто не ответил, и О’Ши обернулся посмотреть на часы, висевшие на переборке.
— Семь склянок… Так, так… А что, если мы поинтересуемся морем вокруг нас?..
— Если увидишь одну волну, это все равно что увидеть их все, — зевнул Килли, протирая глаза. — Не могу понять, почему родители настояли на том, чтобы я пошел служить на флот!
— Чем это вас не устраивает? — раздраженно спросил Госс. — День уже давно начался, а вы еще не продрали глаз…
— Мы не выспались, — объяснил доктор. — Вчера немного позволили себе на берегу.
— Оно и видно по вашим физиономиям. Что же вы делали? Девицы?
— Сэр! — укоризненно вздел брови Саймингтон.
— Мы весело провели время в «Пеликане», — отозвался доктор и окинул взглядом кают-компанию. — А где же представитель флота Соединенных Штатов?
В этот момент вошел Дуайт Галлахер.
— Привет, ребята! Как самочувствие?
— Отличное, — отозвался Саймингтон, но голос его свидетельствовал об обратном. — А у вас?
Галлахер сел и приложил руку ко лбу.
— Отвратительное! Хуже быть не может…
— Позор вам, сэр! — сурово вскинулся на него младшая лейтенант.
— Простите, — переспросил Галлахер, — что вы сказали?
— Я имею в виду ту несчастную девушку…
— Как она подскочила, бедняжка, — добавил доктора
Глаза Галлахера сузились.
— Она просто взбесилась, — он оглядел кают-компанию, словно желая узнать, находится ли он среди друзей или среди врагов. — Или какой-то сукин сын разыграл меня?…
— Хотелось бы поверить вам, Дуайт, но… — произнес доктор, разглядывая свои ногти. — Давайте лучше не говорить об этом.
— Да, — сказал Саймингтон, — лучше помалкивать…
— Но почему она вдруг завопила? — спросил Килли.
Доктор раскурил сигарету и хмуро посмотрел на него.
— Может быть, вспомнила свою мамочку?
— Бедная сиротка! — подхватил Саймингтон.
— Заткнитесь, хватит! — взорвался американец.
Мистер Баддингтон был обрадован и озадачен, услышав рассказ Шэдде о результатах расследования в кают-компании. Он никогда не верил в то, что Кайль причастен к неполадкам с рулевым управлением, хотя обстоятельства до некоторой степени, казалось, были против механика. Мистер Баддингтон был доволен, что его мнение подтверждалось, и озадачен, что Шепард с такой готовностью удостоверил слова Кайля относительно лоскута серого шелка, так как это еще больше бросало тень на самого Шепарда. Он долго размышлял относительно двух шелковых тряпок, которые когда-то составляли один кусок.
В одной из них, обнаруженной в рулевом отделении, была завернута контргайка, другая оказалась в кармане у Кайля. Шелк принадлежал Шепарду, и он признал, что дал лоскут Кайлю. Что же он сделал с другим куском? Мистер Баддингтон посоветовался с Рисом Эвансом, и сообща они решили, что главмех расспросит об этом Шепарда.
Первый помощник понимал, что должен спешить. Было уже далеко за полдень, и командир мог в любой момент вручить Грэйси радиограммы для передачи. Было нелегко разобраться в происходящем, и если он желал сберечь в чистоте свой послужной список, то ему надлежало быть предельно осторожным. Как только Саймингтон посвятил его в это дело, он должен был, с одной стороны, предпринять необходимые меры для предупреждения возможного бедствия, а с другой — не желал вызывать подозрений, будто ему что-то известно. Эта двойственность мучила его. В конце концов, это касалось штурмана, и если кто и мог вмешаться, так только Саймингтон — он был богат, независим и безразличен к карьере. Он не раз говорил, что подумывает бросить морскую службу и заняться какой-нибудь деятельностью на берегу. Так или иначе, но Каван, в конце концов, счел, что он и так достаточно честно ведет себя, пообещав содействие на крайний случай…
Покончив о этической стороной проблемы, он задумался над ее технической стороной. К счастью, он запомнил лекцию, посвященную системе электрического запуска «Поларисов», которую слушал, проходя обучение в Штатах. Лектор был человеком с юмором, его рассказ показался Кавану забавным и с тех пор навсегда засел у него в голове.
Получасом позже Каван подробно рассказал Саймингтону, что нужно сделать.
— Но не совершите ошибки, Джордж, — твердо заявил он. — Если вас застукают, я не сумею прийти к вам на помощь. Хочу быть предельно откровенным с вами на этот счет. Даже под клятвой я стану отрицать, что знал о том, что вы делаете или что мы когда-либо разговаривали с вами на эту тему.
Саймингтон встревоженно посмотрел на него.
— Вы даже более откровенны, чем думаете, первый.
Каван не понял, что хотел сказать Саймингтон, да это было ему совершенно безразлично, коль скоро Саймингтон понял ситуацию. Однако ему все же хотелось, чтобы штурман оценил помощь, которую ему оказывал первый помощник.
Из центрального поста Саймингтон отправился в боевую рубку. Двое матросов возились там с оборудованием. Он побыл с ними, поглядывая на кабель, протянувшийся от цоколя до переборки и через подволок до того места, где кабель уходил в шлюзовую камеру. Затем, оставшись один, штурман вошел в пост управления ракетами. Как и следовало ожидать, там никого не было. Он задраил за собой дверь и взглянул в смотровой люк, желая удостовериться, что никого нет в торпедном отсеке. Открыв герметическую дверцу, он протиснулся в небольшую шлюзовую камеру размером шесть на четыре фута. С величайшей осторожностью он прикрыл за собой дверь в затянул скобы. В камере было совершенно темно. Он нащупал выключатель и зажег свет. Открыв соединительную коробку, он натянул резиновые перчатки, достал из кармана плоскогубцы а принялся за работу. В течение нескольких секунд он отвернул кольцо, вывернул из гнезда кабель и обернул конец изоляционной лентой. Готовясь закрыть крышку распределительной коробки, он вдруг услышал шум за дверью. Кто-то поворачивал запорные скобы! Он покрылся холодным потом, мгновенно выключил свет и прижался в угол, притаясь в темноте и сдерживая дыхание. Послышался скрип открываемой двери, затем чье-то затрудненное дыхание и металлический скрежет запорных скоб. В ограниченном пространство шлюзовой камеры он и новый пришелец почти касались друг друга, и ему было слышно каждое движение, которое делал новоприбывший, он даже ощущал теплоту излучаемую его телом. Он еще крепче прижался к переборке. Если пришелец откроет дверь и пройдет через шлюзовую камеру, не зажигая света, — все обойдется. Но надежды Саймингтона рухнули: по стене в поисках выключателя зашарила рука. Раздался щелчок — и камера залилась светом. В нескольких дюймах от него стоял главмех. Широко раскрыв от удивления глаза, он смотрел на резиновые перчатки на руках штурмана, на плоскогубцы, на изоляционную ленту, на открытую распределительную коробку над головой. Растерянность на лице валлийца сменилась подозрительностью.