Затем он задумался об отношениях, которые возникли у него с офицерами корабля, и туго стиснул пальцы. Уэдди; ссора из-за него с Каваном; поведение Саймингтона и доктора на приеме в посольстве; стычка с Галлахером из-за радио. Все были против него, все, за исключением Риса Эванса. Почему? Ему вспомнилась сухопарая фигура Саймингтона, и он почувствовал, как мышцы где-то в глубине желудка собрались в тугой, болезненный узел и его голову охватила невыносимая боль. Почти истерически он произнес вслух: «Я должен заснуть! Я не могу больше терпеть этого!» Но сон не приходил. Шэдде включил свет. Был уже четвертый час. Он позвонил вестовому и велел позвать доктора.

— Сейчас, сэр! — удивленно повторил вестовой.

— Да. И побыстрей.

Через несколько минут явился О’Ши в накинутом поверх пижамы плаще, растрепанный, с мутными от сна глазами. Шэдде встретил его в халате, сидя за столом.

— Вы посылали за мной, сэр?

— Да. Я не могу заснуть.

— Давно ли это с вами?

— Сейчас дошло до точки. В голову лезут всякие мысли и не дают уснуть.

— Как у вас с аппетитом, сэр?

— Плохо. Почти ничего не ем.

— А желудок?

Нахмурившись, Шэдде посмотрел на О’Ши. Он недолюбливал врача, и вопрос показался ему оскорбительным.

— При чем тут желудок? — вызывающе спросил он.

— Регулярно ли работает?

— Какого черта это имеет отношение к бессоннице?!

— Огромное, сэр. Я хочу помочь вам…

— Очень нерегулярно, — нехотя ответил Шэдде.

— Головные боли?

— Да. Острые. Вот и сейчас… — Шэдде взглянул на доктора. — Они мучают меня, не дают заснуть…

Доктор невольно ощутил жалость к командиру. Он вдруг увидел одинокого, снедаемого комплексами человека.

— Когда вернемся домой, вам следует показаться флотскому специалисту.

Глаза Шэдде сузились, губы угрюмо сжались.

— Позвольте узнать, к какому именно специалисту? — ледяным тоном спросил он.

— К диагносту, сэр. — О’Ши хотел было сказать «к психиатру», но не осмелился.

Шэдде встал и зло посмотрел на него.

— Я послал за вами, О’Ши, потому что не могу уснуть. Мы выходим в море в восемь тридцать. Я хочу уснуть сейчас, понимаете, сейчас! Я не могу ждать ваших знахарей! Я должен выспаться!

— Я мог бы дать вам снотворного, сэр, — с серьезным видом произнес О’Шн, — но уже половина четвертого. Действие снотворного не пройдет до восьми тридцати…

Шэдде отвернулся.

— Благодарю, — холодно проговорил он. — Вижу, вы не хотите помочь мне. Вы похожи на остальных офицеров лодки, О’Ши, у вас уйма бойких отговорок, никогда не лезете в карман за словом, у вас припасен ответ на все, но когда доходит до дела, вы прячетесь в кусты. — Он взглянул доктору в лицо. — Я спрашиваю, вы действительно не знаете, что со мной?

О’Ши молчал. Он не мог рассказать Шэдде о том, что Рис Эванс поведал ему сегодня утром.

— Я могу только сказать, сэр, что у вас не в порядке с нервами, — наконец произнес он.

Шэдде побледнел. Слово «нервы» означало «Сэйбр», пролив Ломбок… Вот, значит, на что намекает этот паршивый костоправ! Шэдде подскочил к двери и растворил ее настежь.

— Вон отсюда! — закричал он. — Убирайтесь, пока я вас не вышвырнул!

Как только доктор ушел, Шэдде послал за Грэйси.

— Садитесь, Грэйси, — Шэдде указал главстаршине на стул. — Вы помните нашу беседу относительно радиограмм?

— Да, сэр, — кивнул Грэйси.

— Я хочу получить их сегодня.

— Сейчас, сэр?

— Позднее, когда мы выйдем в море. Я продумаю все детали и вызову вас.

Шэдде безостановочно мерил каюту шагами, и Грэйси встал. Ему было неловко сидеть, когда командир стоял.

— С тех пор, как вы впервые упомянули про это, сэр, я подумал о некоторых сложностях… — произнес он с тревогой.

— Сложностях? Каких сложностях?

— Да вот, сэр… Радиограммы, связанные с готовностью ракет и их запуском, являются сверхсекретными. Я не знаю адреса групп и коды…

— Об этом не беспокойтесь, — улыбнулся Шэдде. Улыбка была сухая и озабоченная. — Я все знаю и сам заготовлю текст. Вам останется только передать его по закрытой цепи и принять на ваш телетайп.

— Еще одна трудность, сэр. — Грэйси сморщил лоб. — Чтобы быть похожим на истинный, приказ об открытия огня должен заключать в себе координаты цели, а у меня их тоже нет. Они совершенно секретны.

Шэдде шагал по каюте, сжимая руки за спиной.

— Не беспокойтесь. Все это у меня имеется. Я за всех прослежу.

Наступило долгое молчание, прерванное наконец Грэйси:

— Это все, сэр?

Командир не ответил; казалось, он был озабочен, и Грэйси хотел было повторить вопрос, как вдруг Шэдде остановился.

— Все? — повторил он, словно пытаясь что-то вспомнить. — Да, пожалуй, все. За исключением… — он обернулся к радисту, и его воспаленные глаза, казалось, впились в главстаршину. — Никому об этом ни слова. Понимаете? Ни слова!

— Слушаюсь, сэр.

— Хорошо. Очень хорошо.

Перед отходом из Копенгагена главмех Рис Эванс и мистер Баддингтон прошли в рулевое отделение. Закрыв за собой водонепроницаемую переборку, они тщательно осмотрели крышку левого цилиндра, то опуская, то вновь подтягивая запор, дренажный спуск и запорную контргайку. Они проделали это не один десяток раз при самых различных положениях рулевого устройства.

— Весьма вам благодарен, — сказал наконец мистер Баддингтон.

Главмех почесал в затылке.

— У меня нет ни малейшего представления, зачем все это понадобилось, но надеюсь, что это вам пригодилось.

— О, конечно! — воскликнул мистер Баддингтон с несвойственной ему живостью. — Весьма пригодилось! Я потерял много времени между Стокгольмом и Копенгагеном, но именно тогда у меня зародилась одна идея. А сегодняшние поиски, в которых вы так любезно помогли мне, дали вене возможность найти то, что я искал.

— Не хочу совать нос в ваши дела, но… — Главмех пристально посмотрел на собеседника. — Вы думаете, что вашего человека?

Нет, нет еще! — поспешно отозвался мистер Баддингтон. — Но я напал на след…

И тут произошло нечто удивительное. Выходя из рулевого отделения Рис Эванс заметил в дальнем углу какой-то темный предмет. Он сразу бросился ему в глаза, особенно потому, что рулевое отделенно, как правило, содержалось в исключительной чистоте. Никогда и ничего не оставлялось здесь на стальной палубе. Приблизившись, он увидел сложенную вахтенную робу. Он поднял ее и взглянул на нашивку с фамилией.

— Роба Кайля, — обернулся главмех к мистеру Баддингтону. — Должно быть, он забыл ее здесь, когда пьянствовал тут ночью.

Но мистер Баддингтон заметил и еще кое-что: замасленный лоскут серого шелка, торчащий из кармана робы.

К девяти часам утра лодка уже следовала со скоростью семнадцать узлов по окутанному свинцовым туманом Зунду. Корабль возвращался домой, и настроение у экипажа было приподнятое. Через двое суток они придут в Портсмут, и тогда — увольнение домой, встреча с женой, возлюбленной, друзьями, семьей. Во всех отсеках люди обменивались улыбками и весело подтрунивали друг над другом. Завершался еще один патрульный поход, и впереди их ждала Англия, дом и отдых. Пронизывающий ветер потянул с северо-запада, ероша поверхность моря. Время от времени встречались пассажирские лайнеры, а слева и справа по борту тянулись берега Дании и Швеции. Казалось, что лодка плывет по широкой реке, вдоль сочных и зеленых берегов, освещенных слабыми лучами утреннего солнца.

В офицерской кладовой Дасти Миллер по секрету делился с Таргетом умопомрачительными новостями. Доктор в кают-компании невольно слышал их беседу.

— В половине восьмого вызывает меня старик и говорит: «Миллер, отвези этот пакет в полицейский участок инспектору Йенсену. Да поторапливайся, мы отходим в восемь тридцать. Возьми такси за мой счет. И слушай, Миллер, — говорит он, — надеюсь, ты понимаешь, что это поручение конфиденциальное?»