- Я не кролик.
Он проводит пальцем по моей щеке, и я осознаю, что Кейс тем самым вытирает мои слезы. Поднимаю взгляд к его глазам. Сколько раз я хотела оказаться так близко к этим глазам? Они яркие, словно солнце. Не карие, не зеленые, не голубые. Они цвета лесного ореха. С желтыми капельками, дарящими им янтарный отлив, когда парень стоит в тени между тьмой и светом.
Я глубоко вдыхаю и выдыхаю.
- Я не знаю, что это означает, Сидни. В смысле твоя связь с кроликом. Это еще одно спусковое слово? Ты увидела кролика по телевизору и что-то в тебе запустилось?
- Ага, - говорю я тихо, желая просто свернуться калачиком и умереть. Какой смысл и дальше с ним бороться? В чем суть? Кого я хочу тут защитить? Мысленно я пробегаю по списку имен и всплывает только одно.
Но это несправедливо. Так несправедливо, что меня снова кинут, когда все будет кончено. Поэтому я решаю получить ответы, прежде чем сдаться. Возможно, я могу умереть с миром, если получу хоть несколько ответов.
- Ты включил то шоу по ТВ, чтобы запустить во мне ту самую реакцию?
- Нет, - отвечает он. Без малейшего колебания. - Я не знаю, какие у Гаррета были спусковые слова для тебя, Сидни. Если бы знал, то было бы гораздо легче. Я мог бы помочь тебе. Если бы знал. Я мог бы попытаться исправить все это дерьмо. Ты знаешь все эти спусковые крючки, Сид?
- Красная рысь.
- Не думаю, что это оно. - Кейс отпускает меня, убирая руки, и встает. - Я не думаю, что это слово подходит. Если бы красная рысь и дикая кошечка были бы спусковыми и перезагрузочными словами, мы бы продвинулись. Выбрались бы из этой темной дыры. Но мы все еще там. Ты все еще падаешь глубже и глубже, ковгерл.
- Иисус Христос, - бормочу я в подушку. - Куда ж еще глубже мне падать?
Он садится на край освещенной луной половины кровати и облокачивается о колени, а затем прячет лицо за ладонями. Предполагаю у него нет ответов. Как и у меня.
- Больше наркотиков, - говорю я. - Дай мне больше наркотиков. Дай мне столько, чтобы я никогда не проснулась.
Он даже не отвечает мне. Просто берет и уходит. Я слушаю звук каждого шага и скрип ступеней под его ногами. А затем прислушиваюсь к шуму, который для меня, по сути, не имеет значения. Наконец, спустя почти двадцать минут, дверь захлопывается.
Он вышел на улицу.
Собирается ли он уехать? Кейс сказал, что спасет меня, но потом взял и ушел.
Я закрываю глаза и снова пытаюсь уснуть. В этой комнате очень светло. Мне нужна тьма.
Когда я просыпаюсь, на улице сумрак, и он почти так же хорош, как сама темнота, но я не могу снова заставить себя уснуть. Так что сажусь и выглядываю на улицу. Опять идет снег. Но следы от снегохода все еще видны.
Сбрасывая одеяло, я ползу к краю кровати и опускаю ноги на пол. Голова не кружится. Так что что бы он мне там не давал, доза была небольшой. Просто достаточной для того, чтобы меня успокоить.
Я голодна и хочу пить. Так что спускаюсь на второй этаж и останавливаюсь у первой ванной комнаты, которую вижу, вхожу в туалет, а затем пью воду из-под крана.
Выпрямляясь, я вытираю рот и гляжу на себя в зеркало. Мои длинные и темные волосы спадают на грудь растрепанными волнами. Они спутанные, но красивые. И на секунду я улыбаюсь этому. Тому, что могу стоять здесь и какое-то время глядеть на свои волосы. Мое лицо украшено царапинами и синяком, доставшимся мне от множественных ударов кулаком в голову. Мои глаза уставшие, но яркие.
Однако, я бы не сказала, что чувствую себя соответствующе. Но мне точно лучше, чем несколько дней назад. Или недель. В общем, если брать в сравнение период от момента, когда он забрал меня, и до сейчас.
Я трогаю синяк и морщусь. Но ненависть, которую чувствовала к Гаррету, каждый раз, когда он становился причиной подобных отметин на моем теле, не возникает по отношению к Кейсу.
Мне следует его ненавидеть. Но не могу.
Мне следует желать мести. Но не хочу.
И это не связано со Стокгольмским синдромом. Я пыталась любить Гаррета. Пробовала заставить себя заболеть этим самым синдромом по отношению к нему. Думала, мне станет проще, если буду считать избивающего меня мужчину сексуальным и буду хотеть с ним трахаться.
Но это так и не сработало с ним. Так что, думаю, я не восприимчива к этому Стокгольмскому синдрому.
К тому же, я любила Кейса годами у себя в голове. Задолго до этого. Он был моим спасителем. Так что к черту. Мне можно и сейчас его любить. Он даже не представляет, что здесь происходит. Просто пытается изо всех сил разобраться в этом. И если бы я хотела заставить его прекратить причинять мне боль, то могла бы просто все ему рассказать.
Но я не какой-то великодушный благодетель. Нравится вам это или нет, но я такая же безжалостная личность, как и он. И я хочу того, чего хочу.
Я хочу ему нравиться. Хочу, чтобы он сказал "Прости, что оставил тебя в прошлом. Я облажался." Я жажду, чтобы он хотел меня так же, как я хочу его. Мне нужно, чтобы он полюбил меня. Я так сильно хочу быть любимой.
Включаю свет и вижу большую спальню за двойными распахнутыми дверями. Я вхожу в комнату. Знаю, он уехал. И я услышу звук снегохода, если он вернется.
О, боже. А что если он так и не вернется? Что если я спущусь вниз и найду кучу одежды и записку с просьбой отвязаться от него? Что если он решил двигаться дальше? Следует ли и мне это сделать?
Вместо того, чтобы сосредоточиться на этом, я начинаю осматривать комнату. Здесь есть примыкающая ванная. Все его ванные принадлежности стоят на столешнице. Мыльница. Я беру ее и вдыхаю запах сандалового дерева. Качественная щетка для намыливания лица. Я провожу пальцами по мягкой щетине и представляю, как наблюдаю за процессом его бритья.
Нет. Никакой это не Стокгольмский синдром.
Я выключаю свет и возвращаюсь в спальню, садясь на край его кровати. С обеих сторон расположены прикроватные тумбочки из отполированного дерева, такого темного, что оно кажется почти черным. Его дом обставлен именно так, как вы бы ожидали от огромного дорогого сруба. Большинство элементов современные и новые.
Я открываю ящик прикроватной тумбочки и нахожу там пистолет.
Конечно, ты его находишь здесь, Сид. Он же наемный убийца. Я беру его в руку, пробуя на вес и проверяя все ли патроны на месте - да - а затем кладу его обратно в ящик.
Я никогда не хочу использовать оружие снова. Никогда.
В ящике второй прикроватной тумбочки находится закрытый черный кейс и аптечка с препаратами. Не один из них не подходит по свойствам на тот коктейль, что он вводил мне. Все таблетки здесь - это обезболивающие, сердечные, сорбенты и эпинифриносодержащие препараты. Набор на все случаи первой помощи. Чтобы спасти жизнь.
Приятно знать, что мужчина, к которому я испытываю сексуальное притяжение, не связанное со Стокгольмским синдромом, готов к тому, чтобы спасти меня от передозировки, если это потребуется.
Я поднимаю черный кейс и замечаю на нем замок, поэтому ожидаю, что он окажется закрытым.
Но это не так. Должно быть здесь бывает не так уж много людей.
Это вызывает у меня хихиканье. Думаю, я и правда могу сойти с ума. Ну, то есть бесповоротно.
Внутри кейса два пистолета и они... великолепны. Черный матовый FN Five-SeveNs с выполненной на заказ рукоятью и лазерным прицелом. На рукояти есть надпись, так что я поднимаю один пистолет и поворачиваю его боком, чтобы прочитать.
Единственный пистолет, который тебе когда-либо понадобится. С днем рождения, Мэрк - Целую
- Смурфик
Не имею ни малейшего представления, кто такой этот Смурфик, так что просто кладу оружие обратно в кейс и гляжу на три обоймы, выложенные в линию, словно указывая на что-то. На них тоже есть надписи, так что я беру одну, чтобы разглядеть слова. С любовью, Саша, - и так три раза.