— А была попытка?

— Слушай, Семен Васильевич, давай не будем. Ты ж к рассказам зеков привык, они все у тебя невинные.

— Ну, твоему рассказу я бы поверил.

— Сомневаюсь, — сказала Клавдия.

— Пожелания?

— Душ бы принять.

— Сделаем.

— И из одиночки переселить.

— Уверена?

— Уверена.

— Ладно. Еще что?

— Пока все.

— Мы тебя из офицерской столовой кормить хотели, но если ты в одиночке не желаешь — извини.

— Я сейчас меньше всего хочу есть.

— Это пройдет, — весело пообещал Котляров. — И еще, в качестве исторической справки: отсюда еще никому не удалось бежать.

— Я что, похожа на подкопщицу?

— Так ты и на зека не похожа, — улыбнулся Котляров и ушел распорядиться, чтобы Клавдию отвели в душ.

Вот теперь у нее было время все спокойно обдумать.

Но спокойно не получалось. Мысли прыгали, как зайцы, разбегались, издевательски дергая короткими хвостиками. Обойти главное — я сижу в тюрьме! — Клавдии не удавалось.

Она посмотрела на стены — да, такие не пробьешь, не подкопаешь. «А ведь вот же психолог чертов, — подумала она про начальника тюрьмы. — Первая мысль действительно — бежать».

«А что он сделает в первую очередь? — подумала она о Малютове. — Наверное, попытается найти Инну Кожину. А той спрятаться не так уж легко — у нее больной мальчик на руках. Если он ее найдет — все. Он может даже меня из тюрьмы выпустить. Ему уже ничего не страшно будет».

Инна Кожина работала в «Импэксбанке» менеджером по рекламе. И проституткой по совместительству. Но не вокзальной, не уличной и даже не телефонной.

Она совместительствовала в борделе, которым владели следователи из одной московской районной прокуратуры. Следователи эти понатыкали в комнатах борделя всякой видеозаписывающей аппаратуры и собирали компромат на тех, кто пользовался сексуальными услугами прокурорского публичного дома. И все у них шло так ладно и так чудно, пока не оказалось, что официальный хозяин квартиры тоже собирал компромат, но уже на всех, включая и владельцев. Началась какая-то дикая охота за этим компроматом. Со стрельбой, взрывами, убийствами. Уже были мертвы и хозяин квартиры, и следователи той районной прокуратуры, уже лежал в реанимации следователь городской прокуратуры (где, собственно, работала и Клавдия), пытавшийся найти и убить Инну Кожину. Дежкина, к счастью, успела его арестовать. Но кровавый ком все катился.

Клавдия, которой приходилось разбираться со всеми этими жуткими делами, никак не могла поспеть, она всегда оказывалась на шаг позади. Спасти ей удалось только Инну Кожину. Та даже какое-то время жила у Клавдии на даче, но потом пропала. Она не поверила Клавдии, что главный негодяй, тот, кто так жестоко заметал следы своих «невинных шалостей», будет разоблачен и посажен.

Этим негодяем, хотя Клавдии это слово казалось чуть ли не ласкательным в применении к преступнику, оказался городской прокурор Малютов. И его в самом деле волновал не столько компромат, хотя и это тоже, сколько довольно крупная афера с мэрией и тем самым «Импэксбанком».

И теперь все замыкалось на Инне. Она, во-первых, была единственным оставшимся в живых свидетелем, а во-вторых, у нее были те самые видеозаписи, из которых следовало, что Малютов неосторожно пооткровенничал в постели о своих делишках.

Но Инну они найдут. И тогда все будет кончено.

Почему Клавдия так была в этом убеждена?

Потому что искать будет Калашникова. А та знает, как это делается. Слишком хорошая оказалась ученица.

«Да почему же я решила, что Ирина меня предала? — наконец задала себе самый главный вопрос Клавдия. — Мы были друзьями почти два года. Не просто коллегами, а друзьями. В прокуратуре, как и в политике, это явление из ряда вон выходящее и потому дорогого стоит. И только из-за того, что Ирина пришла меня арестовывать, я решила, что она предала?»

Клавдия посмотрела на умывальник. Чугунная раковина и два латунных крана. Почему-то ужасно захотелось вымыть руки. Даже без мыла, просто теплой водой. Она открыла левый кран — в нем вода была холодной, а в правом — кипяток. Вот такое удобство — чуть не ошпарилась. Это что-то новое в сантехнике.

Клавдия минуту посоображала, а потом сняла носок и натянула его на оба крана. Теперь горячая и холодная струя соединялись и с грехом пополам воду можно было отрегулировать до нужной температуры.

Это простое изобретение очень обрадовало Клавдию. Тут даже было чем гордиться. Просто и гениально. Она не знала, что таким же способом исправляют сантехнические причуды Бутырской тюрьмы во всех камерах. Но, в общем, она могла гордиться собой — изобрела она смеситель из собственного носка совершенно независимо.

«Да нет, не потому, что арестовала. А потому, что это вообще пришла не Ирина Калашникова, это пришел какой-то совсем незнакомый человек. Чужой, холодный, официальный, но не играющий все это в силу обстоятельств, а настоящий».

Клавдия вдруг с ужасом поняла, что прежняя Ирина как раз и была маской. Вот тогда она была неестественной, вот тогда не очень-то умело притворялась, но Клавдия почему-то принимала это за такой стиль поведения, что ли.

«Но даже если отбросить все эти психологизмы, а только пойти по фактам: Малютов меня из прокуратуры увольняет, а Ирину — нет. Хотя он прекрасно знал, что мы работаем вместе, что мы дружим. Все, что было известно мне, знала и она. Так ее он оставил, а меня — нет, меня даже арестовали. Неужели этот перестраховщик Малютов вот так просто взял и поверил, что Ирина будет к нему лояльна? Он себе-то не всегда верит, а тут такое благодушие?!»

Клавдия стала вспоминать о последнем деле, и картинка получилась страшная.

Малютов вдруг — сам! — предложил взять в помощницы Ирину. Хотя всегда был против.

Тогда в газетах опубликовали подслушанные телефонные разговоры между городским прокурором и чиновником мэрии. Клавдия нашла человека по фамилии Сарычев, который якобы поставил «жучок» в кабинете Малютова. Якобы — потому что никакого «жучка» Сарычев не ставил. А сделал это сам Малютов. Сарычев был только прикрытием. И вся та история затевалась лишь для того, чтобы припугнуть тех самых чиновников из мэрии, которые перестали отчислять липовой фирме самого Малютова деньги. У Малютова был на них компромат как раз из борделя, вот он и решил им напомнить, что они все у него «под колпаком».

А когда Клавдия нашла Сарычева и договорилась, что тот даст показания, несчастного убили.

А кто знал о том, что Сарычев найден? Только Ирина. Только ей она сказала, только ей.

От бессильной обиды Клавдия чуть не завыла. Нет, ей по-прежнему не жаль было, что она потеряла подругу. Дежкиной было жаль, что теперь она не сможет спасти Инну.

Дверь громыхнула, отворилась.

— Дежкина, с вещами.

Клавдия сняла носок с крана и вышла в коридор.

— Руки назад, не разговаривать. Вперед.

Ее долго вели по путаным коридорам (обратно она бы сама не добралась, заблудилась бы), потом приказали:

— Лицом к стене.

Снова громыхнула дверь.

Клавдия вошла в камеру.

Пять женщин смотрели на нее с интересом.

— Ну, будем знакомиться, — сказала одна из них, пожилая и красивая. — Вера Федоровна Красильникова.

Впрочем, та могла и не представляться. Клавдия и так знала эту знаменитую актрису.

Дверь в кабинет Дежкиной была приоткрыта. Ирина мимоходом заглянула, но увидела не уборщицу, а какого-то парня, который по-хозяйски раскладывал в столе бумаги.

Не смогла не остановиться.

— Здравствуйте, — заметил ее парень. — Заходите.

Ирина распахнула дверь, но входить не стала.

— Я новый ваш следователь, — почему-то смутился парень. — А вы ведь Калашникова, верно?

— Да.

— А я Вадим.

— И все?

— Старков Вадим. Игоревич.

— Очень приятно. — Калашникова уже повернулась, чтобы уйти, но парень перехватил ее у двери:

— На минуточку можно вас? По делу.