Малютов вскочил на ноги, сунул руку в карман и вынул пистолет.

— Я буду стрелять!

— В кого стрелять, Владимир Иванович? Я вас убивать не собираюсь. Это вот вы меня пытались, — она показала на синяк. — А я никого в жизни не убила, Бог миловал, думаю, и не придется. А пистолетик положите. Вот сюда, на стол.

Малютов послушно положил пистолет.

— И давайте сядем.

Они сели, Малютов подпер лоб руками.

— Единственным я могу вам помочь, Владимир Иванович, арестовать вас, — сказала Клавдия.

— Нет.

— Тогда — вот вам Бог, а вот порог — бегите.

— Я в тюрьму не пойду.

— Я это уже поняла. Больше ничем помочь не могу.

— Ты знаешь, что такое тюрьма? — вскричал Малютов и тут же осекся.

— Знаю, — Клавдия кивнула. — Жить можно. Я прослежу, чтобы вы жили.

— Ты не сможешь, они, знаешь, они везде, они…

— Они вас не тронут, если вы выложите все и сразу.

— Что все?

— Владимир Иванович, я хотела на озеро пойти, погода прекрасная. Мне сейчас неохота в прятки играть. Все — это все.

Малютов снова опустил голову на руки. Его поза сейчас красноречиво выражала тяжелое раздумье.

Вот странная штука. Еще десять минут назад Клавдия думала о Малютове, как о мерзкой твари, которую раздавить — только облагодетельствовать человечество. Но сейчас перед ней сидел жалкий и слабый человек, даже ударить которого нельзя было.

— Но ты гарантируешь? Ты меня не предашь?

Клавдия не ответила.

— Скажи мне, я буду жить?

— Не вечно, — констатировала Клавдия. — Но за ближайшее время я ручаюсь.

— Хорошо, я согласен. Я согласен, слышишь, Клавдия? Я все выложу, все. Они у меня попляшут.

— Вот и хорошо. Правда, давно вам собиралась сказать, люди пляшут от радости, а не от злости.

— Прекрати! — взвыл Малютов. — Ты хоть понимаешь, что сейчас происходит?!

— Явно не исторический момент в масштабах человечества, но для вас… Радоваться надо, Владимир Иванович. Чистота — это радость. Извините за сентенции. Сейчас посидите тут, а я вызову машину.

— У меня мобильник, — достал из кармана телефон Малютов.

— Не надо, машина на въезде.

— Паратова?

— Да. Но поедем мы не к нему, а к нам, в городскую. Посидите. Вот зелени поешьте, этого в тюрьме не дают.

— Ты еще можешь смеяться, — обиженно проговорил Малютов.

— Да уж наплакалась, — махнула рукой Клавдия и вышла из дома.

Машины не было.

Клавдия несколько раз оглядела короткую дорогу, где она оставила «мерседес», — нет машины.

«Может, поехал поесть. Неловко получилось. Надо было пригласить человека. Ну ничего, подождем. Или вызовем, действительно, свою машину».

Но ни того ни другого Клавдия не сделала.

Ирина видела, как Дежкина вышла из душа, как разговаривала с мужем, как потом всей семьей они стали собираться, очевидно, на озеро.

Она устроилась в садике напротив дома.

Сейчас выходить ей было вовсе не нужно. Она ждала.

Все разъяснения потом. Сейчас ждать.

А ждать пришлось совсем недолго.

Сначала семья вышла из дома, а потом, когда Клавдия вернулась, прямо из-за соседнего куста выскочил Малютов и побежал, пугливо озираясь, к калитке дачи Дежкиных.

Ирину он не заметил чудом.

А она чуть не вскрикнула. Не от испуга, а от неожиданности. Вот уж кого она здесь увидеть не ожидала.

Потом Клавдия отправила семью на озеро, а сама снова скрылась в доме.

Никого не было с полчаса.

Потом Ирина видела, как Клавдия побежала к дороге. Ну да, там ведь осталась машина.

Вернулась Клавдия ни с чем.

И Ирина уже собиралась выйти из укрытия, как сначала услышала шум мотора, но не «мерседеса», а нашего, российского автобуса, а потом увидела и сам автобус — окна в нем были забраны полосками железа.

Ирина слишком хорошо знала эти машины, чтобы ошибиться, — ОМОН.

Следом подъехал и «мерседес». А быстро они. Впрочем, за Малютовым, очевидно, следили от самой Москвы. А здесь решили брать.

Ой, а брать ли?

Может, собираются сразу все проблемы решить? Как удобно!

Автобус не доехал до дома Клавдии метров сто. Но омоновцы не выходили.

А из «мерседеса» вылез Паратов.

Малютов заметался по комнате, и Клавдии пришлось схватить его за плечи и хорошенько встряхнуть.

— Сидите спокойно. На людях они ничего с вами не сделают. Я сама поговорю с Паратовым.

И она вышла на порог.

— Ну, Джеймс Бонд, такого быстрого результата даже я не ожидал, — шел к крыльцу, улыбаясь, Паратов.

— Еще раз здравствуйте, Михаил Михайлович.

— Привет.

— Ну и охрана у вас.

— Это не охрана, Дежкина. Это за Малютовым.

— Можно было и армию позвать.

— Действительно, многовато народу.

— Хорошо, мы сейчас соберемся. Я поеду с вами.

— А вот это совсем не обязательно.

— А вот это обязательно, — сказала Клавдия. — Иначе вы Малютова не получите.

— Ты с ума сошла, Дежкина? Мы его получим, и на тебя не поглядим. Ты хоть подумала, что ты одна?

— Ну почему же, Михал Михалыч, Клавдия Васильевна совсем не одна.

Клавдия удивленно обернулась на мужской голос.

Из-за дома вышел парень. Встал рядом с Клавдией на крыльцо.

— Меня Андреем зовут, — представился он, — хотя ваша подруга знает меня как Вадима.

У Паратова перекосилось лицо.

— Вы что, в игры тут со мной играете? Я не посмотрю, что ты фээсбэшник. Да вас двоих сметут мои ребята…

— Нас трое! — закричала, перебегая дорогу, Ирина. — Трое нас! Как мушкетеров!

— Цирк, — криво ухмыльнулся Паратов. — Ну-ка, с дороги.

— А ты что подумала? — спросила Ирина, беря Клавдию за руку.

— Прости.

— Нет, я тебя ни за что не прощу, если ты решила…

— Я дура, — сказала Клавдия.

Они стояли на крыльце, закрывая вход в дом. А в этом доме сидел и трясся от страха преступник, которого они все последнее время пытались поймать за руку, которого, может быть, мечтали даже убить.

— Так, ребята! — обернулся к омоновцам Паратов. — За дело.

Из автобуса нехотя высыпали омоновцы. Автоматы на изготовку.

— Михаил Михайлович, мы не уйдем, — сказал бывший Вадим. — Остановите людей. Вы же не станете стрелять среди бела дня.

— Я не стану?

— Погоди, — шепнула Ирине Клавдия. — А как же снайпер?

— Снайпер — это наш человек. Он не в вас должен был стрелять, а в оперативников, если бы они, не дай Бог, вздумали чего, — пояснил фээсбэшник.

Паратов отошел от калитки, чтобы пропустить омоновцев.

Андрей, Клавдия и Ирина взялись почему-то за руки. Смешно и страшно.

— Пропустите их, — сказал Паратов, — последний раз прошу.

— Даже не просите, — почему-то игривым голосом ответила Ирина.

— Вперед.

Клавдия невольно зажмурилась. Убить их, конечно, не посмеют, но изобьют точно.

Но она ошиблась. Когда шаги омоновцев уже были совсем близко, раздался выстрел.

Клавдия невольно вздрогнула, открыла глаза — ничего не понятно.

Омоновцы тоже замерли.

И только тут Клавдия поняла, что стреляли в доме.

— Идиот! — закричала она, решив, что это Малютов начал стрельбу.

Она бросилась в дом и на бегу больно наткнулась на Инну.

У той было какое-то потустороннее лицо.

— Инна? Это ты? — задала самый глупый из возможных вопросов Клавдия.

И здесь увидела, что в руке Кожина держит пистолет.

— Вот и все, — сказала Инна тихо и вдруг улыбнулась. — Вот и свободна.

У Малютова была прострелена голова.

Он лежал на полу, под ним растекалась бурая лужа крови.

Паратов растолкал столпившихся в прихожей Андрея, Ирину, Клавдию и Инну, посмотрел на труп, развернулся на каблуках и, сказав: — Что и требовалось доказать, — вышел из дома.

Когда омоновцы уехали, а Клавдия по мобильнику мертвого Малютова вызвала милицию, Ирина произнесла:

— А что-то никакого катарсиса. Да просто даже не верится, что все уже кончилось.