Глупые мальчишки. «Дети, играющие в опасные игры с наступлением темноты», - как говорил Сорен. Так бездарно окутанные похотью друг друга, что они даже не заметили, как Мари-Лаура затеяла собственную опасную игру с ними.

Теперь Нора могла закончить как эта беглянка на заснеженной земле. Поэтому у Кингсли не осталось другого выбора, кроме как сделать то, о чем он мечтал тридцать лет назад.

Он увидит свою сестру мертвой.

Зазвонил телефон, и Кингсли немедля ответил.

- Докладывай.

- Я скучаю по вам, monsieur, - послышался густой, медовый голос на другом конце линии. - Как вам такой доклад?

Кингсли вздохнул, ощущая, как напряжение покидает его тело, словно лопнувший шар.

- Джулс, ты нарушаешь правила, - подразнил он. Все, что ему сейчас было нужно, и последнее, что он хотел слышать - это ее голос, ее смех.

- Можете наказать меня, когда я вернусь домой. Я знаю, что вы запретили мне звонить, пока сами не разрешите, но я должна была услышать ваш голос. Уже неделя прошла.

- Очень долгая неделя, мое сокровище. И она становится все длиннее.

Кингсли провел рукой по волосам и хотел, чтобы это была рука Джульетты. Сорен уничтожил его во время их совместной ночи. Он нуждался в прикосновениях Джульетты, чтобы восстановиться. Но придется подождать.

- Позвольте мне вернуться домой. Позвольте мне позаботиться о вас. Там мое место.

- Сейчас ты должна позаботиться о себе. Здесь небезопасно. - Он хотел сказать больше, сказать ей правду о происходящем. Но риск был слишком велик. Ни одна женщина в мире не подчинялась в спальне прекраснее и не вела себя так независимо вне ее. Если бы она знала, как плохи дела, она бы села на следующий же рейс в город, наплевав на все его приказы. - Ты сможешь вернуться домой, когда здесь будет безопасно. Не раньше.

- Так будет, начиная с сегодняшнего дня?

- Oui, - извиняясь, ответил он.

- Вы рассказали le prêtre?

- Non. Сейчас в его голове слишком много всего.

- Вы пытаетесь защитить всех нас, - сказала Джульетта, и в ее голосе он услышал любовь - любовь и раздражение. - Вы должны позволить кому-то позаботиться о вас. Позвольте мне позаботиться о вас.

- Я в порядке. Правда. Мы все в порядке.

- А он? Нора вернулась?

Кингсли сглотнул. Он ненавидел лгать своей Джульетте. Она была ему таким же духовником, как и Сорен для Норы.

- Бывало и лучше. И non, она еще не вернулась. Джульетта... - он замолчал, чтобы собраться с мыслями. С таким количеством лжи он должен рассказать ей немного правды. - Я и Сорен, были вместе.

Он услышал ее мелодичный смех прямо с Гаити.

- Неудивительно, почему вы такой уставший.

- Частично, oui. - Он тоже рассмеялся, но смех быстро утих. - Мое сокровище, ты знаешь...

- Знаю, - ответила она быстро и просто, без единого намека на осуждение или страх в голосе. - Я знаю, вы любите его. И знаю, что он тоже вас любит.

- Он любит меня? Твои бы слова да Богу в уши. Он любит только ее.

- Вы забыли, что мы любим больше, чем одного человека. Вы любите, она любит, он любит... я люблю.

- Ты уже влюбилась?

- Bien sûr. Теперь вам придется делить меня.

- До тех пор, пока ты принадлежишь мне по ночам.

Теперь он представил ее, его Джульетту, стоящую на балконе и смотрящую на океан, ее величественную красоту, ее темную кожу, блестящую в угасающем вечернем свете. Они встретились на пляже на берегу океана, он не мог замечать поднимающегося уровня воды, не думая о ней. Он никогда не забудет, как впервые увидел ее. Какие-то отдыхающие дети забрасывали птичье гнездо камнями. Джульетта решила дать им это отведать на собственной шкуре. Взрослая женщина бросала камни в избалованных отпрысков белых американских туристов. Он был обречен с самого начала.

- Каждую ночь, моя любовь. Все мои ночи ваши.

Кингсли услышал дверной звонок и голоса в холле - Гриффин и женский голос. Женский голос он никогда прежде не слышал.

- Я должен идти. Нет покоя грешникам, - сказал он.

- Mon roi [3] , - прошептала она, и сердце Кингсли сжалось от прозвища, которым она называла его в их самые интимные моменты. - Пожалуйста, будьте осторожны. Вы нужны мне.

Тысячу раз она шептала ему это... шептала сквозь шелковые простыни, пока ползла к нему, стонала ему на ухо, когда он проникал в нее. Но сейчас эти слова обрели новый смысл, который не был связан со страстью.

- Ты тоже мне нужна, - ответил он. – Нужно, чтобы ты делала так, как я говорю тебе. Оставайся там. Береги себя. Скоро ты вернешься домой.

- Обещаете?

Он замолчал, прежде чем ответить. Сейчас он не мог ничего обещать, не должен ничего обещать.

- Обещаю, - иногда ложь во спасение была меньшим грехом, чем правда.

Он повесил трубку и заставил мысли о Джульетте покинуть его разум. Не время для эмоций и сентиментальности. Не время для любви, не тогда, когда у него есть работа. И пока на земле нет никого, кто бы восхищался и обожал женщин больше, чем Кингсли, на поле боя им не было места, а он не мог отрицать, что его мир превратился в зону боевых действий. Он и Сорен найдут способ вернуть Нору. И ее жених, Уесли, который был молод и определенно не трус. Любого мужчину, которому хватило храбрости лечь в постель с Норой Сатерлин и выстоять гнев le prêtre, можно было назвать многими именами, но никак не трусом.

Кингсли выпрямился и глубоко вдохнул. Теперь он чувствовал себя лучше. Джульетта была в безопасности и далеко от этого безумия. Трое - Уесли, Сорен и он - найдут способ самостоятельно справиться с этим кризисом. Они больше не подвергнут женщин угрозе. На некоторое время он должен запретить им доступ в дом. Он изгонит их, отошлет подальше. Они были слишком хрупкими, слишком большая угроза висела над ними в такое опасное время.

Он направился к двери своего кабинета, но она открылась прежде, чем он добрался до нее.

Прекрасная рыжеволосая женщина, бледная кожа которой была усыпана веснушками, ворвалась в кабинет, обгоняя Гриффина.

- Мэм, вы не можете врываться в... - сказал Гриффин, но Кингсли поднял руку.

- Здравствуйте, - сказала женщина, обращаясь к Кингсли.

- Я могу вам чем-то помочь?

- Да, вы можете сказать мне, какого черта происходит? Где Нора?

- Я бы сказал вам, если бы знал, мэм. Может, вы расскажете мне, кто вы такая?

- Меня зовут Грейс Истон, я знаю, что это мало о чем говорит, но я подруга Норы. Я устала звонить ей и позвонила Уесли. Он сказал, что кто-то похитил ее и...

Она продолжала говорить с легким и музыкальным акцентом. Пока она говорила, Кингсли подошел к одному из шкафов с файлами, открыл его и пролистал папки. Он вытащил одну, подошел к ней и позволил ей закончить.

- ...и я не уйду, пока кто-нибудь мне не скажет, что происходит или, по крайней мере, не даст поговорить с Уесли. Знаю, что похожа на безумную женщину, появившуюся из ниоткуда, и вы не представляете, кто я, но я обещаю...

- Грейс Истон, в девичестве Роуэн, тридцать лет, - сказал Кингсли, открыл файл. - Мать - ирландка. Отец - валлиец. Как вижу, бегло говорит на уэльском. Думаю, это один из языков, на котором le prêtre не говорит. Ты гораздо красивее, чем была в школе, а в школьные годы ты была très jolie. Неудивительно, что профессор Истон лишил тебя девственности на своем столе. Хотя если бы я был на его месте, это произошло бы на столе, на полу, у стены, снова на столе, но сзади...

Он достал фотографию двадцати двух летней Грейс Истон в день ее выпускного, стоящей рядом с обнимающим ее мужем, Закари Истоном.

Она смотрела на него широко распахнутыми бирюзовыми глазами.

- Боже мой... Нора не преувеличивала.

Кингсли положил фотографию обратно в папку.

- Добро пожаловать в ад, миссис Истон. А теперь, если не возражаете, пошли вон отсюда.

Уесли стоял в гостевой ванной комнате, куда его провел Кингсли, прижимая влажное полотенце к затылку. Во время работы в больнице он достаточно видел черепно-мозговых травм и знал, что его не самая серьезная, и ему не стоит волноваться. Хотя пластырь все-таки понадобится. В противном случае, рана долго будет кровоточить, пачкая волосы.