Кий хохотнул, замолчал. Потом добавил:

   — А вообще-то он человек неплохой. С нами, рабами, обращается намного лучше других хозяев.

Снова тягостное молчание. «Чего бы ей такое рассказать, чтобы расшевелить? — мучительно думал Кий, шагая рядом с красивой, но упрямой девушкой. — Байку какую-нибудь?»

Но ничего путного на ум не приходило. Наконец он увидел на крепостной стене стражника, охранявшего лагерь рабов, сказал смеясь:

   — Гляди, торчит как филин на сучке! Ну чистый филин, ты не находишь?

   — Ты не находишь, — снова эхом ответила она ему.

Кий вконец измучился и больше не проронил ни слова.

Возле барака, где она жила, немного постояли. Наконец он протянул руку на прощание, спросил:

   — Завтра придёшь?

   — Завтра придёшь, — сказала она и нырнула в дверь.

Раздосадованный Кий отправился обратно. «Наговорились, называется, — думал он про себя. — Так она вела себя из-за того, что ей про мои любовные похождения рассказали, и она не верит ни одному моему слову. Но ничего, обломаю. С завтрашнего дня прикинусь послушной овечкой, все её прихоти буду исполнять. Никуда не денется, всё равно будет моей. Может, даже женюсь на такой недотроге. Сколько можно по закоулкам прятаться? Два десятка стукнуло, семью пора заводить...»

Так рассуждал он, шагая в темноте между бараков. Внезапно услышал истошный крик:

   — Спасите! Помогите!

Кричал смертельно напутанный мужчина. Кий кинулся на крик. За углом барака в темноте кружилось несколько фигур. Не размышляя, он подскочил к ним и увидел: трое мужчин избивали какого-то человека, лежавшего на земле; у одного из нападавших он заметил блеснувшее лезвие ножа. Не замахиваясь, врезал ему кулаком в висок. Тот рухнул, будто подкошенный. Инстинктивно чувствуя, что слева стоящий от него мужчина сейчас ударит его, Кий резко повернулся и влепил ему ребром левой ладони прямо в горло. Мужчина как-то странно хрюкнул и откинулся назад, нелепо взмахнув руками. «Успею третьего достать!» — мелькнула радостная мысль, но тут же почувствовал острую колющую боль в боку. Тогда он шагнул назад, сделал разворот к последнему противнику и чётко увидел в его полусогнутой руке нож, который был нацелен теперь ему в живот. «Ах, вот как!» Кий резко вскинул ногу и подсек руку снизу; увидел, как взлетел выбитый нож. Но в то же мгновение острая, невыносимая боль прорезала всё его тело, и он упал на спину. «Теперь каюк, — понял он. — Лежачего он меня добьёт». С трудом приподнялся, чтобы увидеть того, от кого придётся смерть принять. Но его уже не было. Испугавшись, он сбежал, а двое сбитых им уползали в стороны.

Кий, пересиливая боль, подполз к тому, на защиту которого он так опрометчиво бросился. Тот лежал недвижимый. Кий провёл рукой по его телу и ощутил что-то липкое. «Кровь», — догадался он. Прислонился ухом к груди. Сердце билось. Слава богам, жив. Теперь надо спасать человека. И Кий пополз, таща за собой безвольное тело.

Некоторое время полз, потом отдыхал, потом снова полз. Терял сознание, приходил в себя, снова полз... И уже в полузабытьи влез в свой барак, стал звать слабым голосом:

   — Братцы, на помощь... на помощь, братцы...

И потерял сознание.

Когда пришёл в себя, увидел, что лежит на своём месте в бараке, а рядом суетится лекарь-травник, щуплый сгорбленный старичок с ласковыми глазками и певучим голоском.

   — А, очнулся, чудо-богатырь, — обрадовался он. — Напугал ты нас, сокол ясный, премного напугал. Но теперь всё позади, вылечим мы тебя и на ноги поставим. И будешь ты ещё крепче, чем был, потому что залатали мы тебя надёжно, а молодые силы твои неисчерпаемы и на необыкновенные чудеса способны. К тому же за тебя молятся и желают выздоровления все обитающие в бараке, а также все знающие тебя люди. Так ты полюбился им. А доброе чувство и любовь многих людей творят чудеса, поверь мне, человеку, повидавшему на своём долгом веку много страждущих и ищущих исцеления!

К Кию постепенно возвращалась память. Спросил:

   — А тот, которого я... Он жив?

   — Жив, жив. Он из аваров. Я перевязал, а потом его увезли в Акрополь. Тоже много крови потерял, но жить будет.

   — Ошва Всевышнему, — промолвил Кий и снова уснул.

Вечером пришёл рабочий люд. Каждый подходил к Кию, трогал за руки, гладил или просто ободряюще улыбался, многие говорили:

   — Молодец! Троих одолел! Не каждый может...

Явился и мастер Ярумил, он жил в другом бараке. Присел рядом, улыбнулся одними глазами, подмигнул:

   — Ну как ты?

   — Ничего. Молотом ещё помахаем!

   — Надеюсь.

И, наклонившись к Кию, спросил шёпотом:

   — Ты хоть знаешь, кого от смерти спас?

   — Нет. Темно было.

   — Нашего хозяина!

   — Да что ты!

   — Сам посуди. Является утром сегодня его брат в кузницу, говорит: «Теперь несколько дней буду замещать Савлия. Его вчера грабители порезали, еле живой лежит». Ну вот мы и решили, что это ты его к бараку приволок.

   — И какое лихо занесло его в рабский городок?

   — Спроси сам! Наверно, спьяну. Помнишь, он с утра был выпивши? А пьяным, сам знаешь, какие он кренделя выделывает!

   — Чудеса в решете!

   — Но тебе-то хуже не будет! Может, подарок какой даст или денег.

   — Ещё чего! Я его раб, а раб обязан защищать своего хозяина. Я вот думаю, дал бы он мне вылечиться как следует. Хоть отосплюсь за все годы...

   — И то верно. Я бы тоже не против. В какое-то время спали мы вдоволь?

Две недели Кий лечился, отлёживался. На третью погнали на работу. Ярумил выбрал изделия полегче — скобы и прочую мелочь, сам взялся за молот, а Кий занял его место. Но всё равно скоро покрылся испариной, тяжело давалось каждое движение.

Перед обедом пришёл брат хозяина, двадцатилетний долговязый рыжий парень с неприятным липким взглядом синих глаз, обрамленных поросячьими ресницами. Он отозвал в сторону Ярумила, стал что-то втолковывать, вытягивая тонкие губы. Кий присел на скамеечку, чувствуя слабость во всём теле. И тут он заметил, что Ярумил стал поглядывать на него, да и брат хозяина вроде бы косился в его сторону. У Кия защемило в груди. По опыту он знал, что излишнее внимание хозяев ничего хорошего рабу не сулит. «Может, и не обо мне вовсе речь», — старался успокоить он себя. Но нет, Ярумил вдруг изменился в лице, глаза его расширились, теперь он не отводил взгляда от Кия. «Во что-то влип, — холодея внутри, окончательно решил Кий. — Сколько нашего брата рабов пропадали ни за что...»

Наконец Ярумил жестом подозвал его к себе. Кий подошёл, низко поклонился авару.

   — Вот он, значит, и есть тот самый Кий, — угодливо произнёс мастер. — Он спас твоего брата от разбойников.

У Кия отлегло от сердца. «Слава Перуну, обойдётся на сей раз без порки».

Авар молча смотрел на него немигающими глазами.

   — И вот за то, что ты спас своего хозяина от верной смерти, жалует он тебя вольной, — радостно, сообщил Ярумил.

   — Премного благодарен, — не совсем поняв сказанного поклонился Кий.

   — Дурак! В ноги падай за такую милость! — прикрикнул на него Ярумил. — Свободным человеком становишься по воле хозяина!

Кий привычно упал на утрамбованный, пахнущий пылью земляной пол, замер, стараясь уяснить сказанное мастером.

   — А теперь вставай. Вот тебе знак вольноотпущенника, — и Ярумил протянул Кию кусок пергамента с замысловатыми письменами и печатью. — Можно ли ошейник с него снимать? — подобострастно обратился он к авару.

Тот молча кивнул головой и, даже не взглянув на Кия, направился к выходу. Они молча и почтительно провожали его взглядом. Но лишь тот скрылся за дверью, как Ярумил кинулся к Кию, облапил его здоровенными руками и стал тискать, приговаривая:

   — Ай да Кий! Ай да молодец! Вольную завоевал! Кровушкой своей свободу приобрёл! Ай да Кий! Пойдём, я сниму с тебя позорный ошейник раба, никому не доверю!