Речь хозяев походила на собачий лай. Такая же резкая, гортанно-злая и абсолютно непонятная. И бичи хозяева пускали в ход не задумываясь. Анна и Алевтина быстро догадались следить за поступками других рабынь. Те речь господ понимали.

Скот напился и женщины-рабыни понесли воду рабам - мужчинам. Их оказалось две группы: большая цепочка из пятнадцати человек разного возраста и в разной одежде. К ней присоединили Мишаню. Руки и ноги у этих пленников были свободны, а рядом с ними, на траве, лежали шесты с подвешенными тюками. Малая группа из шести человек сидела отдельно. Одеты эти шестеро были одинаково, как горожане, которых Мишаня, Алевтина и Аня видели через волшебный стол у Сириуса. Парни все были молодые, крепкие, на ногах у них звенели кандалы, как у рабынь, руки впереди скованы, ошейники соединены цепью.

Поскольку вся хорошая вода из колодца пошла на приготовление пищи и скоту, людям осталась лишь жидкая грязь, Аня задержалась возле малой группы. Осторожно, как черпаком, она собирала обломком старого, овечьего черепа верхний слой, из рук поила пленников. Мутный взгляд и замедленные движения предпоследнего в короткой цепочке, привлекли её внимание. Чисто инстинктивно она коснулась лба скованного и испуганно отдёрнула руку. Жар. Парень очень и очень болен. Наверно завтра убьют его. Движимая жалостью, она спросила:

- Что с тобой?

Парень молчал, равнодушно глядя в сторону.

- Ты болен?

Теперь напряглось лицо последнего в цепочке. В глазах мужчины читалась явная угроза. Аня поспешно зачерпнула воды с поверхности грязи, протянула ему импровизированный ковшик:

- Пей.

Человек выпил, недобро следя за девушкой.

- Очень грязная вода, - повинилась Аня. - Я потом постараюсь почище принести.

Она разделила грязные, скудные капли, последнюю порцию выделив больному. Никто от питья не отказался. Вид запавших, серых лиц мужчин, их почерневшие от жажды губы, объяснили девушке такую небрезгливость. Чуть поджатая нога больного сдвинула её мысли. Она резко откинула полу затёртого плаща парня и невольно отпрянула, едва сдержав восклицание: бедро, под оборванной штаниной, раздулось переливаясь багровыми и синими цветами, а в месте укуса вздулась опухоль с мертвенно-белой верхушкой - огромный гнойник. Страшное зрелище. Но не для будущего медика. Как-никак Аня уже полных полтора года отучилась в медицинском техникуме и была знакома как с теорией, так и с практикой. Да уж, немудрено, что у парня такой жар. Тут бы антибиотики и операция бы не помешала. И хозяевам такое видеть действительно не следует. Аня аккуратно поправила на раненом одежду, встала, вытряхнула из ведра грязь. Даже рану промыть нечем. И инструментов никаких нет.

Инструмент, как ни странно, нашёл её сам. Колючий куст зацепился за одежду, распоров заодно ткань платья и кожу. Крючья колючек на кусте оказались на редкость длинными и острыми. Аня отломила одну веточку, рассмотрела находку. Каждая колючка формой напоминала кошачий коготь, а их внутренний, режущий край по остроте мог поспорить с бритвой. Аня посмотрела на шип, на ранку, наливающуюся кровью. Да, скальпель у неё есть. Нужен перевязочный материал. Впрочем, можно оторвать капроновое кружево с покрывала. Оно длинное, прочное. А на рану - положить лоскут от того же покрывала. Хлопчатобумажный батист впитает кровь не хуже марли или ваты.

Раздобыть хорошей воды не удалось. То, что Ане удалось сцедить, переливая воду из ведра в ведро, цветом напоминало чёрный кофе, и так же похрустывало на зубах. Пить такое, от большой жажды, конечно можно, но промывать гнойные раны не стоит.

Больше всего Аня боялась, что раненый начнёт отбиваться, выдаст себя криком, но всё то время, пока девушка ковырялась в его воспалённой ране, удаляя гной, он лежал неподвижно, стиснув зубы и вцепившись пальцами в истоптанную траву. Даже дышал через раз. Ругался его товарищ. Тихо. Почти шёпотом, он выговаривал все неприличные слова, которые только пришли ему на ум и Аня убедилась, что прекрасно его понимает. Впрочем, операции мужчина не мешал. А это - главное.

Покончив с грязной работой, Аня перевязала рану, разделила между пленниками воду. Последняя порция естественно досталась последнему в цепочке - ругателю. Мужчина скрипел зубами от злости, но выпил всё до капли. В таком положении не до гордости.

Кормили рабов в последнюю очередь, уже в темноте. Каждый получил приличный ломоть резиново-твёрдой каши из не провеянного, грубо растолчёного зерна. Кажется, ячменя. Приятели так устали, что и есть не могли. Впрочем, пищу никто не бросил.

Аня проснулась раньше всех и сразу вспомнила о раненом. Кожаное ведро с ремнём у неё никто пока не требовал и девушка поспешила к колодцу. Чудо произошло. За ночь вода отстоялась, грязь осела и ей удалось зацепить три четверти ведра вполне приличной жидкости.

Раненый при виде своей мучительницы стиснул зубы и отвернулся. Его товарищ сквозь зубы же помянул мерлузию - чудовище ночных кошмаров. Благодарности Аня не ждала. С какой стати? Она без церемоний размотала кружевную ленту. Забавная всё-таки картинка: мускулистое мужское бедро и повязка из тонкого, капронового кружева на нём. Второе чудо тоже свершилось: зловещая краснота, предвестница сепсиса (заражения крови), поблекла. Более того, опухоль уменьшилась и стала заметно мягче. Уже с лёгкой душой, Аня рванула присохший к ране, окровавленный лоскут белого батиста, осторожно убрала багровую, пополам с гноем кровь, хлынувшую из вскрытой раны. Нет, дело действительно идёт на лад. Если парень выдержит сегодняшний переход, то за него можно не волноваться. Свежий лоскут ткани на очищенную рану, тоже кружево вместо бинта, и несколько черепков воды каждому - награда за хорошее поведение. И скорее обратно. Пока не заметили хозяева. И воды зачерпнуть про запас не лишне. Судя по всему, дневной переход будет жаркий.

- Где ты была? - раздраженно спросила её Алевтина. Голод победил отвращение с нервным напряжением, и она дожёвывала вчерашний кусок своей каши.

- За водой ходила, - ответила Аня, показывая на полупустое ведро и подавая подруге черепок с водой, - пока не замутили.

- Правильно, - одобрила её ответ Алевтина, принимая подношение - Почти чистая. Сейчас там, наверно одна грязь.

Аня утвердительно кивнула и тут взгляд её встретился с затравленным взглядом рабыни-подростка.

- Пить хочешь? - вопрос сопровождался жестом. Малявка поняла, осторожно взяла черепок, выпила, стараясь не пролить ни капли. Тощий, измученный ребёнок. И Аня вдруг вспомнила, как вчера, вечером две старшие рабыни зажали эту мелюзгу. Именно после того, как хозяева раздали рабам ту, мерзкую кашу. Неужели они отобрали у девочки еду? Бедняга. Движимая сочувствием, Аня отломила четверть своей, нетронутой пока порции, протянула ребёнку:

- На, ешь.

Девочка почти с ужасом взяла пищу, отщипнула крошку, пожевала, не сводя с дарительницы изумлённых глаз. Аня протянула ей полный черепок воды:

- Пей, не стесняйся.

- Если у тебя еда лишняя, лучше бы со мной поделилась, - возмутилась такой расточительности Алевтина.

- Что-то есть совсем не хочется, - повинилась Аня и, отломив половину остатка, протянула подруге. - Ешь, мне не жалко.

Есть действительно не хотелось вообще. Тело била нервная дрожь, но сознание оставалось на удивление ясным, почти хрустально-прозрачным.

Хозяева быстро подчищали котлы: ели сами, кормили собак. Рабам утренняя кормёжка не полагалась. Короткие сборы - и орда двинулась в путь. Воины ехали верхом, старики, женщины и дети - в скрипучих повозках на огромных колёсах и запряжённых медлительными, длиннорогими волами, рабы и скот шли пешком. Рабам, в отличие от скота, полагался ещё и груз. Не зря хозяева оставили им свободные руки. Тюки подвесили к крепким шестам. Каждый шест несли двое носильщиков. Так что девочка-подросток осталась без ноши, чем привела двух старых рабынь прямо-таки в неописуемую ярость. Они плевались, ругались, всячески понося малявку. Та, естественно, жалась к Ане с Алевтиной.