По закону раб не мог считаться свидетелем, но в глазах судьи блеснул откровенный интерес:

- Этот юнец преследовал вас?

Гастас поддёрнул верёвку, прошипел достаточно внятно:

- Отвечай, падаль.

- Да, господин, - убито подтвердил парнишка. - Я и мой соплеменник преследовали этих людей.

Ломанная, но внятная речь пленника ещё больше заинтересовала служителя закона:

- Ты из племени "Собачьих людей"?

- Да, господин. Собаки - наши кровные родичи. Мы делим с ними жизнь и пищу.

- А обучать собак ты умеешь?

- Да, господин.

Тадарик бросил на Гастаса пристальный, почти пронзительный взгляд. Тот демонстративно развёл руками, типа: мол раз так сложилось, то ...

- Почтенный хранитель закона, - вклинился Тадарик в беседу судьи с рабом, - не буду скрывать: кошелёк моего гостя не слишком переполнен, а телячьей кожи ваши уважаемые и многоучёные помощники исписали немало. Так может быть вы проявите ваше, всем известное великодушие и возьмёте этого раба в счёт исписанных листов и прочих судебных издержек?

Похоже, натуральная оплата в этом мире была в ходу наравне с деньгами. Судья благосклонно кивнул просителю, прикрикнул на помощников:

- Хватит хихикать. Записывайте. Никаких вопросов у меня больше нет. Всё ясно.

Через пол часа необходимые документы были оформлены и выданы просителям. Уже на улице, Тадарик счёл возможным дать выход своему возмущению:

- Вот она! Добыча воина! Берёшь с кровью и риском, а в городе каждая, трусливая тварь, боящаяся высунуть нос за стены, норовит обжулить тебя, да ещё и обижается, если ей это не удаётся. Мол, тебе-то это добро с неба, само упало. Раб стоил не меньше пяти золотых, а ушёл меньше, чем в четверть цены!

- Скажите, уважаемый Тадарик, - обратилась к нему Аня. Раньше, в Питере, она бы ни за что не заговорила бы так, сама с малознакомым мужчиной, но что-то менялось в ней с каждым днём, каждым часом, проведёнными в этом очень некомфортном, но, по-своему привлекательном мире. - А собачники могут подать жалобу городским властям на наш побег?

- Могут, госпожа Анна, - неожиданно серьёзно ответил девушке Тадарик. - Только теперь этот хорёк уже не пересмотрит своего решения. Во-первых, побоится ссориться со мной. Вы - мои гости и находитесь под моей защитой. А во-вторых, если он признает вас рабами собачников, то своего раба должен будет признать свободным и отпустить. А уж на такое он не пойдёт никогда.

- А что бы вы сделали, если бы он пошёл против?

На мгновение мужчина задумался, недобро прищурив свои рыжие, "рысьи" глаза:

- Поговорил бы с друзьями. Они - со своими друзьями, а те - со своими. Судья - должность выборная. Ну а потом, когда бы он перестал быть судьёй, вызвал бы его на поединок.

- Старика?!

Тадарик хмыкнул:

- Ну, да он - старик и драться со мной откажется. Но вызов то будет обращён не только к нему, но и ко всему его роду. Поэтому его примет кто-то из сыновей этого проныры, или племянников. Но мне-то какая разница?

Итак, прозвище "Мясник" бывший вояка в родном городе заработал честно. А Тадарик уже вспомнил ещё кой о чём и обратился к Гастасу:

- Гастас, а монета-то твоя цела. Не вернёшь часть долга?

- Верну. Обязательно верну. Но не часть долга, а весь и сразу. И не сегодня. Сегодня я думаю с тобой за барахлишко рассчитаться. Коим ты так великодушно нас снабдил. Трёх серебряных за всё хватит?

- За всё? - казалось, от возмущения глаза Тадарика вылезут из орбит. - Две пары кожаных поршней! Твои, между прочим, на тройной подошве!

- Ну да, второй слой проносился, вот и пришлось третий подшивать.

- А рубаха?

- Что и говорить: заштопана отлично.

- А плащ?

- Доброе сукно. Здесь ткали?

- А одежда госпожи Анны

- Как ты и сказал: скромно. Ладно, четыре серебряных за всё.

- Меньшее - восемь!

- Ты хотел сказать: пять? Мне ведь оно тоже не с неба упало.

- Ладно. Именно это я и хотел сказать. Сейчас отдашь?

- Не на улице же.

- Ну, хоть сегодня?

- Если золотой разменяешь.

* * * * * *

Остаток дня мужчины обошлись без её общества. Рабыня уложила девушку спать на кухне (ею ограничивалась в доме "женская половина"), на широкой лавке. Овчина - на доски, вторая, свёрнутая валиком, - под голову, лёгкий плащ - вместо одеяла. После ночёвок на голой земле - поистине сказочный комфорт.

Проснулась Аня от ощущения зябкой прохлады. Рабыня, поднявшаяся раньше неё, распахнула дверь кухоньки и впустила в тёмное помещение без окон свет и свежий воздух из сада. Сама женщина энергично месила тесто в ёмкой и низкой, деревянной долблёнке-квашне. Аня поднялась. Одежда девушки сейчас состояла из широкой и длинной рубахи, мягкого от бесчисленных стирок, небелёного холста. Спросила робея перед суровым обликом служанки:

- Доброе утро, хозяйка. Где бы умыться?

- А где и вчера. В саду, - ответила женщина не слишком приветливо и не прерывая работы и, поняв её робость, смягчилась, успокоила, пояснив пренебрежительно, - те жеребцы зАполночь гомонили, теперь долго отсыпаться будут.

Успокоенная Аня вышла в сад: кадка, с парящейся туманом водой, десяток больших грядок с луком, чесноком и репой, какие-то низенькие кусты с ягодами и без между ними, кусты высокие, почти деревья вдоль забора, заросли малины и ежевики под ними, дорожки, обсаженные узкими рядами мелких диких цветов и просто красивой травой. Аня не удержалась, сорвала с одного из кустиков пару переспело-красных ягодок, пожевала. От кислоты свело челюсти. Да, селекция здесь в самом начале своего развития. Цветы - неяркие, ягоды - кислые, но почин-то сделан. Наслаждаясь утренним запахом трав и свежести, Аня умылась, расчесалась кое-как, пальцами. Даже гребня у неё нет. Благо - волосы короткие. Даже в хвостик не завяжешь. Вернулась в дом.

Рабыня на кухне укутывала долблёнку с тестом чистым полотном, покосилась на гостью, сказала чуть в сторону:

- Мне на рынок надо, госпожа Анна...

- Можно я с тобой?

- Да, госпожа.

Скромная одежда имеет свои преимущества. Одевание не заняло много времени: только обернуть бёдра поверх рубахи толстой, полосатой тканью и закрепить её лентой пояса. Этакая примитивная юбка. И шарф на голову накинуть. Женщины здесь простоволосые не ходят.

Вот они уже идут по улочкам утреннего города к площади с рынком. На руке у рабыни, отягощённой несколькими медными браслетами, (вроде незапаяных колец, пластинчатых и проволочных, разной толщины), висит большая корзина. Ну да, такую ораву нахлебников так просто не прокормишь. Целью похода оказалась свежая рыба. Она хлопала хвостами в объёмистых, плоских корзинах рыбаков, топорщила плавники, разевала рты, шевелила жабрами. Большая и маленькая, узкая и широкая. Тут же, горожанки-покупательницы наперебой спорили с рыбаками, сбивая цену. Рабыня присмотрела крупных, в две ладони длиной, рыбин, похожих на плотву, но более плотных и округлых. Аня догадалась, что именно этих рыбок смаковала вчера в пирогах. А вот девушке приглянулись полосатые, шипастые рыбы, похожие на окуней. Она помнила, что в её мире мясо окуня не имело мелких костей. Хозяйка на такое предложение поморщилась: "Сухие" - но "окуней" купила. Они действительно стоили дешевле "плотвы". Сама она одарила особым вниманием длинных рыбёшек, извивавшихся в корзине с крышкой. Одним своим видом они вызывали у Ани мелкую дрожь. Преодолевая соблазн, женщина отстранилась от торговца:

- Возни с ними... - но свободная рука женщины уже снимает один из обручей с запястья. Так вот значит какие здесь деньги.

- Я помогу, - храбро ободрила её Аня, преодолевая свой страх. И покупка состоялась.

Отчуждению пришёл конец. Корзину с рыбой они несли уже вдвоём. И рабыня даже спросила:

- Госпожа Анна, ваши волосы... - она смутилась и Аня помогла ей:

- Коротко острижены?

- Да. Очень коротко. Так стригут провинившихся рабынь. Очень провинившихся.