- Во-первых, - уголком рта улыбнулся Гастас, - верну монеты тебе. Как плату за пищу, пиво и кров.

- За пять золотых, вдвоём, можно прожить год. Даже с лошадьми.

- Год у тебя я жить не собираюсь. Завтра к городу подойдут собачники. Послезавтра, с утра я намерен наведаться к ним.

- Хочешь выкупить Лагаста?

- И не только. Две собачьи брони стоят дорого. Очень дорого.

- Потом вы наймётесь в охрану каравана... Ну что ж, дело доброе. Такому - не грех помочь.

- Ну так помоги.

- Прямо сейчас?

- А почему бы и нет?

- Чем?

- Во-первых, одолжи мне золотой.

- Золотой? - глаза хозяина блеснули. - Пожалуйста. Хоть сию минуту. А, когда сможешь, отдашь три.

- Согласен. Второе: мне нужны свидетели.

- Что засвидетельствовать?

- То, что я и госпожа Анна - свободные люди, а не беглые рабы.

- Ну, что касается тебя, то это просто. Я тебя знаю и мои друзья тебя вспомнят. Но что касается твоей спутницы... Сам понимаешь, она - женщина. Её слова судья во внимание не примет.

- Поэтому я и обращаюсь к тебе. Все в городе знают, что ты много путешествовал. Мог же ты побывать в далёкой Росси?

- Вполне, даже если и не был там никогда.

- Сможешь подтвердить, что эта девушка - из России? А я расскажу, как собачники захватили в степи мирных путников, что, кстати, чистая правда.

- Попытаться ... можно. Идём?

- Куда?

- К судье.

- Прямо сейчас?

- А почему бы и нет? - Лицо Тадарика так и лучилось добродушным самодовольством. Не поворачивая головы, он рявкнул, - Старуха!

Из дома выглянула всё таже женщина. Руки у неё были мокрые и она вытирала их о передник.

- Отведи гостью в дом. Подбери ей одежду. Пусть умоется, переоденется. Да! - Взгляд его упёрся в Анну. - Вот это! - Пальцем мужчина провёл себе вдоль шеи сверху вниз. - Сними. Так торговцы помечают рабынь-девственниц. А ты - не рабыня.

- Как я забыл! - Гастас буквально вскочил с лавки. - Госпожа въехала в город...

- Да не шуми ты так, - оборвал парня хозяин. - Сколько людей вас видело? Сколько запомнило? И не забывай! В нашем городе нет ни одного человека, который даст показания в пользу собачников. Старуха!

- Какое платье брать? - сухо уточнила женщина.

- Скромное. Платье, обувь, покрывало - всё скромное. Ибо девушку украшает скромность.

- И прозрачное платьице, - опять не удержалась от ехидной реплики Аня. На этот раз Тадарик чуть повернул голову в её сторону, как бы прислушиваясь. На лице его отразилось недоумение, медленно, по мере то как смысл остроты доходил до него, сменяющееся пониманием. Он захохотал. Громко, резко, во весь голос, хлопнул себя по коленям, заходясь неудержимым, гомерическим смехом:

- Прозрачное платьице?

Хохотали посетители, на разные голоса, смеялся Гастас, улыбалась Аня. Лишь служанка хранила высокомерное молчание, с лёгкой брезгливостью наблюдая за веселящимися мужчинами.

- Прозрачное платьице! - Тадарик вытер выступившие от смеха слёзы. - Надо же так ответить! Старуха, пусть платье будет не слишком прозрачным. Ох, не могу! Скромное и прозрачное платьице...

- Теперь ты веришь, что она из России?

- Теперь? Верю. Хоть и не был там ни разу. Ни одна из наших женщин так не ответила бы. Старуха! Ты долго будешь пялиться на нас? Солнце на месте не стоит.

Последняя реплика звучала особенно уместно. Не отставая от служанки, Аня вошла в дом спешно, на ходу сматывала с шеи уличающий её платок. Женщина уже зарылась в сундук, вынимая и откладывая в сторону аккуратно сложенные вещи. Наконец она нашла то, что искала.

- Мне бы ополоснуться, - робко попросила Аня.

- Это можно, госпожа. В саду. Те жеребцы ржут сейчас во дворе и вам не помешают.

Тёплая, настоявшаяся вода из огромной, долблёной колоды сладко пахла тиной. Аня тёрла себя пучком травы, женщина поливала её из долблёного, деревянного ковша с резной ручкой. Медный ошейник девушка заметила лишь под открытым небом:

- Ты - рабыня?

- Да.

- Как твоё имя?

- Старуха.

- Так тебя зовёт хозяин? - С трудом скрывая любопытство, Аня искоса разглядывала собеседницу: худощавая, но не заморенная, быстрая в движениях, глаза - карии, по возрасту конечно не девочка, но до "старухи" - далеко да и пришибленной не выглядит. - А имя...

- А зачем имя женщине?

Вопрос, конечно спорный, но ... что ни город - то норов, что ни народ - то новый обычай. Аня неопределённо пожала плечами:

- Ну, ... чтоб было. У нас имена есть у всех, - право, зря она подняла эту скользкую тему. - А хозяин твой как? (Добрый? Злой? Понятия добра и зла тоже могут быть разными) Справедливый?

- Хозяин как хозяин. Бывают хуже, - неохотно отвечает женщина, в свою очередь, исподтишка оценивая собеседницу: не юнница, среднего роста и сложения, светлокожая, сероглазая. Светлые волосы постоялицы коротки до непристойности. Да и ведёт она себя слишком вольно, хотя ... девушка из дальних краёв, голыми руками одолевшая двух боевых псов, не может быть такой, как все.

- Значит неплохой? - Ане показалось что она нащупала что-то общее. Рабыня её оптимизма не разделяла:

- Неплох, если всё по его воле делается. В городе его за глаза "Мясник" зовут и бояться.

Аня смутилась. Кличка - кличкой, но на кровожадного мясника хозяин дома совсем не смахивал. Скорее на медведя. Грубоват, опасен конечно, но и симпатичен.

- Мне показалось, что он умеет привлекать сердца...

Глаза собеседницы зло сверкнули:

- Ты - ведьма, тебе виднее.

Что это? Неужели ревность? Ощущение - будто идёшь по раскачивающемуся канату. Одно неловкое движение и... Интересно, а что будет? Она всё-таки гостья. И законы гостеприимства здесь, похоже, соблюдаются неукоснительно. Недаром, именно к ним недавно взывал Гастас. Но от гостя тоже требуют пристойного поведения. Да, она же для всех чужеземка и ведьма.

- Верно говоришь, - прошептала Аня как бы для себя. Перед её мысленным взором детали сложились в картинку, поражавшую своей ясностью: конечно хозяин спал с рабыней. Так же просто, как ел, пил, балагурил и, возможно, дрался. Но и рабыня не была бездушной вещью. Эта, раньше времени усохшая женщина, похоже безумно и молча обожала своего шумного, громогласного, несомненно харизматичного повелителя и ... столь же безумно и молча ревновала его к каждой юбке. Тоже похоже, не без оснований.

- Верно. - повторила девушка уже вслух. - Судьбе было угодно, чтобы мой путь и его путь пересеклись, но то, что вдруг пересеклось вдруг и расходится. А вот ваши пути, пожалуй, будут сплетены до последнего часа.

Аня не слишком рисковала изрекая своё предсказание. Она то в городе не задержится. По крайней мере на долго. А вот рабыне от хозяина никуда не деться. Ну, не похож этот медведь на жмота, способного ради пары медяков сбыть со двора постаревшую, но верную служанку. Скорей вторую, свежую работницу купит.

Бесформенное, похожее на мешок длинное платье подогнано по фигуре шнурками и заколками. Объёмистый шарф скрывает короткую стрижку. На ногах - кожаные подошвы с ремешками. И, поверх всего - покрывало, способное из-за своей обширности заменить плащ.

Мужчины естественно поворчали по поводу женской неторопливости, но скорее для проформы.

Гастас тоже ополоснулся у колодца, побрился, и даже помолодел. Совсем юнец. И двадцати лет нет. Хотя, наверно для этого мира и для этой эпохи - двадцать лет - серьёзный возраст, если за оружие в двенадцать - четырнадцать берутся. Он снял панцирь, переоделся: рубаха, штаны, короткий плащ, кожаные башмаки-поршни на шнурках с подшитой подошвой из толстой кожи. Выглядел юноша вполне симпатично, хотя и терялся на фоне Тадарика. Этот вырядился в пух и прах: меховая шапка, роскошный по местным меркам полосатый, длинный, до земли плащ, отороченный для пущей красоты ярко-рыжим, лисьим мехом; перевязь с медными бляхами, напомнили Ане наряд Портоса. Как тот книжный гигант, Тадарик явно не прочь был прихвастнуть своим достатком. Свита из нахлебников и посетителей харчевни добавляла ему внушительности. Пленника тоже решено было взять с собой. Его поволокли, как пса, на верёвке, не обращая внимания ни на стоны, ни на измученный вид. Крошечный, пеший переход буквально убил этого наездника "по жизни".