– Ну сами видите! – пискнул Сигалов. – Просто по-хамски!..
– А ты встань, Андрюша, встань, – ласково сказал Юрий Дмитриевич. – Сержантский гнев – это страшная сила.
– Да как я встану! – вскричал обиженно Сигалов. – Он своей тушей меня задавил совершенно... Сережа, отойди, ну что ты, в самом деле! А вы, Юрий Дмитриевич, свои кадры не распускайте, а то ведь... Надо же соблюдать, право слово... Фу, Сережа, от тебя табачищем воняет!
– Мальчику не нравятся мужские запахи? – вкрадчиво поинтересовался Кротов и распрямился. – Или наоборот?
Какая пошлость! – воскликнул Сигалов, отворачивая лицо. – За такие шутки в кадетском корпусе...
– О, мальчиков-дезертиров так и тянет на военное! Знаете, Андрюша, что бы с вами сделали в кадетском корпусе?
– Перестаньте, прошу вас, – с легкой гримасой сказал Валерий Павлович. – Они всегда так пикируются, или это концерт для гостей? – спросил он, обращаясь к Чемагину. Тот пожал плечами: какая разница, мое дело – сторона, мне барские причуды тихо по фигу.
– Я бы чего-нибудь съел, – сказал Кротов.
– Или кого-нибудь, – буркнул Сигалов.
– Допивайте кофе, – посоветовал Чемагин. – Минут через двадцать все будет готово. Сюда подавать или выйдем на берег?
– На берег и всенепременно! – Валерий Павлович изобразил энтузиазм. – Иначе стоило лететь в такую даль...
В сенях Чемагин выдал каждому по легкой куртке с капюшоном и эмблемой «СНГ» слева на груди и на спине, и Кротов в который раз усмехнулся совпадению аббревиатуры «Севернефтегаза» с позывными некоего содружества якобы независимых вроде бы государств, которые Лузгин давно уже расшифровал не иначе, как «самое настоящее говно». Впятером они спустились с деревянного крыльца и двинулись вверх на пригорок по узкой тропинке: впереди шел Чемагин, за ним Юрий Дмитриевич с Андрюшей, замыкали шествие Кротов и Валерий Павлович.
– Что нового в высоких сферах? – спросил Кротов.
Идти рядом по узкой дорожке было неловко, и Кротов из вежливости пропустил Валерия Павловича немножко вперед и теперь спрашивал как бы в затылок, что тоже было неловко, и Валерию Павловичу приходилось оборачиваться и отвечать через плечо, отчего разговор приобретал до смешного заговорщицкий оттенок.
– Высокие сферы определяются.
– Все еще определяются?
– Процесс перманентен.
– Как дела у Шафраника?
– Проблемы с господином Евтушенко.
– Что, Юрий Константинович так и не стал «системным» человеком?
– Доступ к телу ограничен. Да вы же сами были в ЦэТэКа, Сергей Витальевич, зачем же спрашивать про очевидное?
Я был там весной. Ситуация могла поменяться.
– Она и поменялась. Не в лучшую сторону.
– А что у нас вообще меняется в лучшую сторону, Валерий Павлович?
– Ну, например, ваше благосостояние, Сергей Витальевич, – сказал профессор и подмигнул через плечо.
– А ваше? – спросил Кротов и тоже подмигнул.
В начале марта ему пришлось побывать с визитом по фондовским делам в офисе Центральной топливной компании, президентом которой работал Шафраник – бывший министр топлива и энергетики, занимавший ранее пост тюменского областного губернатора. Повидаться лично не удалось, президент компании готовился к заседанию совета директоров, однако нужную подпись он получил через помощников и немного поболтал со знакомыми ребятами, в основном про количество автоматчиков в здании ЦТК. Едва он вошел в дверь углового здания в Китайгородском проезде, как увидел нацеленные ему в живот два автоматных ствола. Третий автоматчик сидел за столом. Кротов представился и показал удостоверение. Охранник за столом достал из папки пропуск размером в полный лист, с несколькими печатями и подписями, сверил фамилию и позвонил по телефону. Получив подтверждение, охранник кивнул и передал пропуск другому автоматчику. Тот прошел с Кротовым в лифт и нажал кнопку нужного этажа. Когда подъем закончился и двери разъехались, Кротов увидел нового автоматчика, который принял у Кротова пропуск и сопроводил по коридору до матовой стеклянной двери, где и сдал очередному охраннику – уже не в камуфляже, а в черном деловом костюме. «На вас что, наезжают?» – спросил он знакомых ребят, когда пили кофе и курили в кабинете. Ребята захмыкали и принялись пожимать плечами, а потом сказали Кротову, что количеством автоматчиков нынче определяется рейтинг солидной фирмы, такая вот новомодная московская «фишка», приходится соответствовать. Завершив визит, Кротов повторил процедуру в обратном направлении, и когда вышел из подъезда на мокрое гранитное крыльцо, то едва сдержался, чтобы не крикнуть сквозь пелену свалившегося на Москву большого снегопада: «Не стреляйте, граждане бандиты, я не местный!». Мысль была веселая, и все-таки он с неподдельным облегчением вздохнул, когда спустился в близкое метро и затерялся там в вечерней круговерти пассажиров.
У фонда был свой автопарк, но в центре Москвы в пиковое время передвигаться было и быстрее, и удобней на метро.
Перевалив пригорок, они спустились на берег, где уже дымил костерок и стояла знакомая Кротову конструкция из дюралевых планок и затемненных стеклоподобных пластин – нечто вроде веранды, огражденной от ветра и глаз с трех сторон и сверху и открытой в пространство реки. Двое мужчин в таких же куртках с эмблемой «СНГ» неторопливо хозяйничали у костра, Кротов узнал одного – здешний повар Иван, гордость Вайнберга; второй, пониже ростом и посуше, был, очевидно, местным рыбаком. На краю воды и песка лежала большая моторная лодка, слегка завалившись набок, с поднятым мотором и грудой подсыхающих сетей. Ветер дул в спину, унося и дым, и запахи в сторону реки, и Кротов был этим доволен: рыбные запахи он не любил.
– Вот оно, тихое счастье, – сказал Валерий Павлович.
– Капюшон наденьте, вас продует, – сказал Кротов.
Внутри веранды стоял на козлах деревянный оструганный стол, и вдоль него две лавки такого же светлого дерева. Повар Иван с красивым достоинством поклонился гостям и что-то сказал подошедшему Чемагину; рыбак стыдливо улыбнулся и спрятал за спину большие кисти рук.
– Прошу к столу, – сказал Чемагин.
Четверо уселись на дальнюю лавку лицом на реку, и только Чемагин сел напротив, но сбоку, возле казана с ухой, чтобы не загораживать другим речного вида. Посреди стола лежало плоское блюдо с кусками нарезанной рыбьей мякоти, и Чемагин предложил выпить по первой за встречу и закусить свежайшим малосолом. Водку разливал Юрий Дмитриевич, по половине стакана; Кротов прикрыл свой стакан ладонью и помотал головой.
– А как же мастер? – спросил Валерий Павлович. –Надо пригласить, нехорошо.
– Миша! Михаил! – прокричал Чемагин, наклонясь с лавки, чтобы видеть. – Иди к нам, гости зовут. – Он поставил рядом с собой еще один стакан и наполнил его до краев. – У Миши норма, – сказал он почтительно. – Ни больше, ни меньше.
Пришел рыбак Миша, перешагнул через лавку и сел напротив Кротова, пряча руки под столом и улыбаясь. На фоне блестящей от солнца реки его лицо казалось почти черным. Кротов налил себе минералки из пластиковой бутыли. Юрий Дмитриевич поднял стакан и осмотрелся.
– А вот скажите, Миша, – спросил он, немного щурясь против солнца, – это правда, что на вашем языке слово «мужчина» звучит... не совсем прилично? Да? Ну и как оно звучит?
Миша произнес, все засмеялись.
– Это по-хантыйски, – подсказал Чемагин.
– Очаровательно, – сказал Валерий Павлович. – Предлагаю выпить за вековую мудрость маленького народа, раз и навсегда определившего самое главное в мужчине.
– И очень коротко, – добавил Сигалов.
– У кого как, – сказал Юрий Дмитриевич. – Лично у меня отнюдь не коротко.
Снова засмеялись и чокнулись. Миша выпил водку, как пьют воду в пустыне: осторожно, со строгим лицом.
Пришел повар Иван и стал разливать по мискам уху. Кротов быстро выхлебал свою порцию – было очень вкусно, даже пахло как-то не по-рыбьи – и закурил. Соседи наливали по второй.
– Как вы тут живете, Миша? – спросил Валерий Павлович, вытерев губы платочком.