Увидев это, Вениамин Васильевич дал себе слово во что бы то ни стало добиться, чтобы на этом самом месте действительно поставить памятник первым землепроходцам. Пока это осталось неосуществленным. Но Вениамин Васильевич об этом не забывал.
И семья у него вроде сложилась. Сын растет. Шустрый такой. Учится в четвертом классе чуть ли не лучше всех. Заядлый рыбак. Летом целыми днями пропадает на реке. Ловит рыбу. И лодкой умеет править.
— Рыбак! В деда пошел! — любит приговаривать Вениамин Васильевич.
А дед его манси. Был когда-то бригадиром рыболовецкого колхоза. Мало кто мог с ним состязаться на промысле. Жена окончила Педагогический институт в Ленинграде. Теперь преподает русский язык и литературу в средней школе. А на родном, мансийском языке говорит редко: только когда приезжают из соседних деревень старики. Зато она любит слушать песни на мансийском языке. Сама же ездит по деревням, записывает. Зачем, непонятно. Наверно, просто так, для души.
Любил Сергей бывать в этом доме. Здесь всегда весело. Жена Вениамина Васильевича — выдумщица, необыкновенно веселый человек. Она любой обычный вечер может превратить в праздничный. Накроет стол — и жди начала представления. Включается магнитофон. Строгий женский голос, высоким штилем приглашая гостей за стол, говорит примерно следующее: «Дорогие гости! Просим к столу, где таежные духи уже наслаждаются запахами диких лесных и речных лакомств. Строганина из нельмы, малосольный муксун, уха из осетра… Сегодня день последней мансийской рыбы… Великодушная стерлядь подплыла к столу, чтобы вы, цивилизованные дети культурных родителей, прикоснулись к ней, трепещущей, и оценили сладость ее живительной крови. Не хмурьтесь! Не будьте лицемерами! Ведь не одной зеленью питаетесь? Говорите — дикость? Ну и что? И ваши предки были такими же! Прикоснитесь к лакомству ваших предков. А все они — уже за столом. Они приглашены мною. Уважающие своих потомков предки — всегда к столам детей прилетают. Вместе со всеми они наслаждаются естественными запахами первозданной жизни… Сегодня — день последней живой рыбы. Первый тост…»
То она устраивала импровизированный «медвежий праздник» с головой медведя на телевизоре, то закатывала широкий «русский стол» с самоваром, с пирогами, с известными и полузабытыми русскими блюдами, а в дни советских праздников накрывала «большой стол» с речами и тостами, как на званых банкетах.
Возможно, не всем нравились эти стилизованные представления, эта игра, но Сергею было приятно на этих застольях. Он наблюдал, как преображался Венька, его друг. Он был игровой. И неизвестно, кто из них был инициатором подобной игры. И в том ли дело.
Хорошо было Сергею в этом доме.
Но в последнее время собираться вместе стали реже. И холодок появился в отношениях между друзьями. Чем он вызван? Никак не мог понять это Сергей. Ему было больно. Ему просто не хватало друга, с кем он привык делиться, советоваться, спорить.
Минувшим летом Сергей ездил на новый участок промысла, который нужно было подготовить к эксплуатации. Протянута была уже и нитка газопровода, построена и компрессорная станция с оборудованием по самому последнему слову техники, возведены здания культурно-бытового назначения.
Но по мелочам где-то чего-то не хватало. Нужен был опытный глаз и рука мастера. Вот и командировали Сергея Лугуя. Он был специалистом широкого профиля. Годы работы в экспедициях не прошли даром. Освоил он не только сейсмическую аппаратуру, но и в дизелях разбирался, как в любом лодочном моторе. А когда началась промышленная добыча газа, не стоило ему большого труда переквалифицироваться из дизелиста в оператора компрессорной станции. Освоил и другие специальности. В отличие от буровиков-кочевников, добытчики газа были людьми оседлыми. А Сергею надоела кочевая жизнь. Семья, дети требовали внимания. Вот и перешел к газовикам. И не жалеет…
Участок промысла находился на небольшом островке, поднятом выше намытым песком. Кругом — вода. Большая вода большой реки. На десятки километров ни кусочка земли. Узенькие гривы березняка и тальника, разделяющие заливные луга, протоки, в воде. Они будто тоже куда-то плывут. Стоит среди плещущихся струй один островок, на котором приютились и газосборная станция, и общежитие, и столовая, и электроцех… Здесь постоянно мало кто живет. На работу — прилетают. На вертолете. Отстоял вахту — домой, на центральную базу, где благоустроенная квартира, семья, управление…
Летом можно приезжать сюда на катере, на речном трамвае, на моторной лодке. Только это не быстрая езда. Ведь сотни километров отделяют промысел от поселка…
Может, расстояние, которое разделяет места их работы, стало играть какую-то свою отрицательную роль? А не сказывалось ли что-то более глубинное, связанное с мироощущением предков, пытливая, чуткая душа которых жаждала общения со всей окружающей природой, олицетворяемой ими в духах, в лесных божествах?
— Венька, Венька! Настройся на мою телепат-волну. Ведь когда-то мы понимали друг друга с первого слова. Что же произошло между нами? Мы должны объясниться! Потом уж!..
— Что потом уж?! Объясняться — так сейчас же, сию минуту. У меня как раз свободное время. Откуда ты? Говори погромче!
— Я из Юности, Венька. Ты слышишь меня? Ты помнишь?
— Из какой это «Юности»? Из журнала, что ли? Был тут один корреспондент.
— Зачем нашу Юность путаешь с журналом? Я из нашей с тобой Юности звоню тебе. Понял, из нашей таежной Юности.
— Ну и чудак же ты. Нашел время для воспоминаний. Стройка. План. Комиссии. Столько дел, что некогда вздохнуть, оглядеться. А ты в воспоминания ударился. Неужто стариком себя уже почувствовал?
— Нам с тобой по тридцать семь.
— Это я знаю.
— Правда, мы не стары?
— Ну-у!
— Да, нам по тридцать семь. Пора зрелости. С этим-то ты согласен?
— Конечно. Но что тебя смущает? Наша жизнь? Так ведь она у нас с тобой настоящая. Не у каждого она бывает такой интересной.
— Все правильно. Но ведь надо же когда-то ее осмыслить.
— Ничего, придет время, и мы посидим с тобой.
— Будет ли оно? Ты и сейчас торопишь меня.
— Да, дела, дела… Хорошо, что сегодня никто из высокого начальства не приехал. Нет никаких комиссий из области. Могу переговорить с тобою. Живем рядом, а для встречи и сердечной беседы действительно времени нет. Здесь я согласен с тобою… Прием… Прием… Тебя слушает старый друг…
— Старый друг… Наконец-то связь, кажется, установилась. Слышимость неплохая.
— Говори, раз неплохая. Я слушаю. Наверно, что-то стряслось?
— Не совсем так. Не стряслось, а даже успокоилось, я взглянул на нашу дружбу и вдруг увидел, что мы в последнее время перестали понимать друг друга.
— Объясни, почему?
— Начну по порядку. Только, пожалуйста, не перебивай. Помнишь, когда меня в первый раз выдвинули депутатом областного Совета, ты был моим доверенным лицом. Ты хорошо говорил на собраниях избирателей, расхваливал меня на все лады. Я краснел. Не знал куда себя девать.
— Разве я говорил неправду? Разве ты не заслуживал похвалы? Слово — полководец человеческой силы! Тебе-то это лучше знать. Ладно, шучу. Я слушаю тебя.
— Да, все было правильно. Ты говорил честно и прямо… Но в какой-то момент я уловил, что ты завидуешь мне. И я оказался прав. Помнишь, через несколько дней после последнего собрания ты мне признался, что сначала была твоя кандидатура. И тогда ты впервые посмотрел на меня как-то отчужденно. И мне стало больно. Почему, не знаю, — но ты перевел наш разговор на другую тему… Ты меня слышишь?
— Слышу. Продолжай.
— Я мог бы понять это так: ты завидуешь по-доброму. Но помнишь, как было дальше? Когда я стал депутатом, я искренне надеялся защищать интересы охотников и рыбаков. Я настоял на повышенной оплате оленеводам, а ты вдруг надулся… «Переманивать кадры, нужные на промыслах». Я выступил на сессии в защиту тайги, ее зверья и птиц. Ты обвинил меня в узколобом «местничестве». Но дело даже не в этом. А дело все в том, что с того момента, как мне кажется, ты переменился.
