- Хм, мы живем в такую эпоху, сударыня, что разбираться в моде должен каждый, вы так не думаете?

- Я думаю, что в мире есть вещи, гораздо более важные, чем наряды, - ответила Жоржетта с ноткой наставительности в голосе.

- Забавно… - отозвался Госкар. И, вроде бы, замолчал. Жаль, что не на долго: - А какие, позвольте спросить?

Какие, какие!… Разумеется, в мире полно важных вещей, но Жоржетта была так рассержена, что все вылетело из головы.

- Вы что, действительно считаете, что самое главное в жизни - правильно выбрать платье?! - уже с явным раздражением спросила она.

Госкар негромко рассмеялся:

- Разумеется, нет. Просто мне очень хотелось услышать от вас что-нибудь о голодающих детях в Африке или о бедняках Парижа. Из уст дамы, которая надела на себя столько бриллиантов, это звучало бы просто изумительно.

- Вы считаете, что я ношу слишком много бриллиантов? - уточнила Жоржетта, уже даже не злясь - злиться на такого беспардонного человека, кажется, бесполезно.

- Да, считаю, - подтвердил тот, не изменившись в лице. - Это вас старит.

- Вы всегда говорите то, что думаете? - уже со смехом спросила она.

- Стараюсь. А это плохо?

- Да, это плохо! - в лицо ему заявила Жоржетта, после чего выдернула свою ладонь из его руки и, подобрав юбки, покинула центр залы прямо посреди танца.

Она видела, что остальные танцующие оборачивались то на нее, то на Госкара, и даже музыканты сбились, решив, что происходит что-то из ряда вон выходящее.

Разумеется, бросать партнера во время танца, да еще так демонстративно - было верхом неприличия. Но Жоржетта все же радовалась, что сделала это: пусть-пусть окружающие подумают, что мсье Госкар сделал или сказал нечто отвратительное, чего даже такая сдержанная дама, как мадам де Руан стерпеть не смогла. Тем более что это не так уж далеко от истины.

Усевшись на прежнее же место, Жоржетта снова начала обмахиваться веером и старалась не замечать косых взглядов. Раз или два она находила в толпе Госкара, чтобы увидеть его негодование, и как только убеждалась, что он поймал ее взгляд и увидел, насколько она презирает его, поспешно отводила глаза.

Какой же все-таки мерзкий сегодня день! И куда пропал Шарль!

Наконец, устав ждать, она поднялась с кресла, чтобы найти его. Только не успела сделать и двух шагов, как увидела направляющего к ней сквозь толпу Госкара. С обычной свей полуулыбкой, переходящей в усмешку, он поклонился ей.

- Желаете еще раз со мной станцевать? - с деланной любезностью осведомилась Жоржетта.

- Нет, мадам, оного раза было вполне достаточно. Я хотел извиниться, если невольно обидел вас чем-то. Поверьте, я не хотел. Его Милость барон де Виньи с супругой уезжают, так что вынужден попрощаться с вами, сударыня, - с этими словами он взял руку Жоржетты и легонько коснулся ее губами. Когда же он выпрямился - то ли у него приключился нервный тик от усталости, то ли Жоржетте просто показалось, но было ощущение, что он ей подмигнул.

Но больше всего взволновало мадам де Руан даже не это, а то, что отныне руку ее жег маленький бумажный комок, зажатый в ладони и оставленный мсье Госкаром. Это что же - записка?! И где этот наглец натренировался так ловко вкладывать их дамам?

«Жду Вас сегодня в полночь в саду Тюильри. Мог бы Вам описать истинную цель нашей встречи, но, так как правду Вы не любите, то приглашаю Вас полюбоваться маргаритками из Аквитании».

Дорогу из дворца в гостиницу, где они остановились, Жоржетта почти не помнила, так как мысли ее находились в смятении. Записка Госкара была прочитана раз пятьдесят, а потом в суматохе спрятана за отворот перчатки. Во время поездки в карете Шарль несколько раз спрашивал у нее что-то, а Жоржетта отвечала невпопад, потому как волновалась только о том, не выпала ли записка?

Жоржетта не знала, что ей делать. Разумеется, и речи не могло идти о том, чтобы явиться на это… свидание. Но как быть с самим фактом того, что этот мерзавец, этот подлец, этот распутник посмел оскорбить ее подобным предложением?! У Жоржетты даже мелькнула мысль показать записку Шарлю - вот бы тот вызвал его на дуэль и сбил с него спесь! Но она быстро отвергла эту идею.

Потом ее начали мучить мысли другого плана: а что, если Госкар лишь орудие в руках… скажем, все той же Ирен де Жув? Жоржетта отлично помнила, что и пока они танцевали, и пока Госкар передавал ей эту записку, мерзавка Ирен крутилась все время поблизости. Что, если история с Мари ее так ничему и не научила, и она решила «пошутить» теперь над ней?

При этой мысли Жоржетта даже побелела от злости, представляя, как собственноручно вцепится в отбеленные волосенки Ирен и отучит ее не только шутить, но и смотреть в ее сторону!

Позже, когда супруги уже вернулись в снятые комнаты - благо они были у них разные - Жоржетту начали изводить новые мысли. Вдруг все же Госкар действовал по собственной воле, пусть и движимый самыми низменными порывами, но лишь потому, что она ему… допустим, чем-то приглянулась. Как женщина.

Эта мысль даже заставила Жоржетту зажечь в спальне свечу и тщательно рассмотреть в зеркале свое лицо, как не рассматривала, наверное, лет с пятнадцати, когда поняла раз и навсегда, что является дурнушкой.

В тот день их с бабушкой осчастливила своим визитом матушка, которую Жоржетта не видела уже года два. Мама обещала, что проведет у них целый месяц, и радости Жоржетты не было предела. В первый же день за обедом мама задержала вдруг взгляд на ее лице и с досадой молвила:

- Я замечала, дорогая, что ты пошла в родню отца, а значит красавицей тебе быть не суждено, но, право, не думала, что ты выйдешь настолько невзрачной. Боюсь, здесь даже краски не помогут: ресницы у тебя не только бесцветные, но и редкие, а брови… бровей у тебя вообще нет. - И с огорчением покачала головой. - Передай мне соусник, дорогая.

Жоржетта помнила, как после того разговора полночи сидела у зеркала и ревела, убедившись в собственной никчемности, ведь бровей у нее действительно не было.

Не было их и сейчас, когда она стала взрослой замужней дамою. Только бесцветные золотистые волоски, почти не заметные, если не искать их специально. И ресниц не было, отчего лоб казался слишком большим и нависающим над нижней частью лица, не позволяя уже обращать внимание ни на серые с достаточно необычной черной окантовкой глаза, ни на аккуратный аристократичный нос.

В очередной раз придя к неутешительному выводу, что мама была права, Жоржетта с досадой засунула ручное зеркало в ящик комода и твердо решила, что позариться Госкару здесь не на что. Все больше Жоржетта утверждалась в мысли, что это - дурацкая шутка. Издевка. Причем, достаточно обидная. И лучший способ ответить обидчику - проигнорировать приглашение. Они ждут, что она напридумывает себе, черт знает что, нарядится в лучшее платье и покорно явится на свидание? Не на ту напали!

С этой мыслью Жоржетта достала измятую записку Госкара, надежно спрятанную в ящике с нижним бельем, разорвала ее на мелкие клочки и швырнула в пылающий камин.

Так-то!

У нее вообще есть красавец-муж - на зависть многим, и она с ним безмерно счастлива. А они - Ирен и Госкар - пускай стоят на холоде и ждут ее хоть до второго пришествия. И думают, что ее ни капли не заинтересовала та записка, и вообще, что она сейчас занята любовными утехами с законным мужем. Жоржетта в красках начала представлять, как они ждут ее, как постепенно теряют надежды, что она явится, и как, совершенно продрогнув, ссорятся, обвиняя друг друга, и расходятся. И в этот момент ей так остро захотелось видеть выражение лиц Ирен и Госкара воочию, что не было никакого терпения усидеть на месте.

В самом деле, что это за месть, когда нет возможности даже видеть негодующие лица обидчиков? Ничего ей не помешает тайком явиться в сад Тюильри и понаблюдать, кто придет, да посмеяться над ними. И Жоржетта немедленно начала собираться.