Кириленко распахнул дверцу с его стороны.

— Вылезай, сука!

Денис выбрался из салона. Кириленко направил ствол ему в лицо.

— Пожалуйста, не надо, — прошептал Денис. За спиной послышался голос Китаева:

— Смотри, не пристрели его. Ты ж у нас нервный.

На затылок юноши обрушился тяжелый удар рукояткой пистолета. Его ноги подогнулись, асфальт бросился в лицо.

Родители, Настя, Спирин, похищенный мальчик — все скрылось за черно-багровым занавесом.

Он очнулся и сразу ощутил жгучую боль в затылке. Когда его глаза привыкли к полумраку, Денис огляделся.

Он сидел на полу в тесной комнате, ранее служившей кладовой. Здесь не было ни садовых инструментов, ни забытого хлама, но в воздухе до сих пор витал запах хлорки.

Руки Дениса были связаны за спиной, и уже онемели. Если он просидит здесь достаточно долго, их придется ампутировать. Кружилась голова. Тошнило. В волосах засохла некая масса, испускающая кисло-сладкий запах. В первые секунды Денис решил, что его рвало, пока был без сознания, и он снова перепачкался блевотиной. Но спустя секунду с отвращением и ужасом осознал — это мозги таксиста.

Паника обожгла холодом каждую мышцу его тела. Юноша часто заморгал, на глаза навернулись слезы. Пресс стал жестким, дыхание давалось с трудом.

Зачем они схватили его? Что им нужно?

Вся жизнь промелькнула у Дениса перед глазами. Материнские руки, смех друзей, Настина улыбка. Первая школьная любовь. Та девушка сама первая с ним познакомилась. Денис был горд и счастлив, потому что девушка многим нравилась, все парни в классе мечтали о ней и сочиняли всякую похабщину. Денис встречался с ней три месяца. Однажды гуляли в парке, дама сердца попросила его остановиться.

Глядя в глаза, сказала:

— Извини. Ты был таким красивым, но стеснительным, и девушки у тебя не было…

— Я не понимаю, — сказал Денис.

Она подняла глаза и, еле сдерживая смех, призналась:

— Мы с подругой поспорили на шоколадку, что я затащу тебя в постель. Нет, не подумай чего, ты мне нравишься, но… я люблю другого.

Единственным источником света в кладовой была щель под дверью. Слышались шаги, смех, глухие голоса и странные звуки, будто щелкали костяшками домино. Через минуту юноша сообразил — это стук бильярдных шаров. Они играют в бильярд. Судя по голосам, их там четверо. Трое мужчин и одна женщина. Один из мужчин говорит по-английски.

В темноте рядом с ним кто-то пошевелился. Денис вздрогнул. Вгляделся.

Мальчик. Сидит на полу, прислонившись к стене, и смотрит в угол пустым взглядом. Из уголка рта по подбородку течет слюна.

«Он под наркотиком».

Мальчик сидел у противоположной стены. А совсем рядом с Денисом сидела старший лейтенант Вилкова. Она тоже таращилась в угол, и взгляд ее был еще более пустым. Во лбу зияла аккуратная круглая дырка с ровными краями, покрытыми пороховой гарью. Форменная юбка Маши задралась, открыв взору любопытных темные чулки на застежках. Трусиков на ней не было. Между ног текла кровь. Кто-то женской шпилькой пригвоздил к ее груди кусок картона. На нем кровью огромными кривыми буквами намалевали:

«Чья кровь? — подумал Денис. — Не моя ли?».

За дверь послышался стук каблуков. Он стал громче, каблуки застучали у самой двери. Полоску света внизу перерезали две длинные тени от женских ног.

— Не ходи туда! — сказал кто-то.

— Ой, Володь, можно, я позырю, а? — Язык женщины заплетался. Голос звучал капризно. — Мне жаба американская сказала, мальчик красивый.

— Меня Камышев убьет. — Голос Китаева тоже зазвучал у самой двери. Тени от его ног пересеклись с тенями ног дамы. Он встал рядом с ней.

Дама перешла на интимный полушепот:

— Но он же не узнал о нас с тобой, верно?

Она пьяно засмеялась. Китаев что-то ответил — голос его звучал ласково, нежно, твердо.

Чмокающий звук сочного поцелуя. Денису вспомнились Настины губы. Сладковатый запах ее парфюма. Боль в затылке стала сильнее.

Китаев с дамой несколько минут страстно перешептывались. Из глубины помещения послышался гнусавый голос американца:

— Володя, не дай ей сделать тебя дураком. Она тебя не любит. Эта конфетка любит только деньги Камышева.

— Тебя не спросили, очкарик! — закричала конфетка. — Завидно, что ли? Да ты сам на меня глаз положил! Знаешь, Володь, как он на меня облизывается. А руки распускать не решается. Боится, я в суд на него подам! За изнасилование!

Она снова расхохоталась и с хлюпаньем отпила чего-то из бокала.

— И не думал так, миз Камышева, — весело отозвался американец. — Жена, дети. Нет, нет.

— Ну и дурак, — сказала женщина. Обратилась к любовнику: — Пожалуйста, отопри дверь.

— Зачем тебе? Аппетит испортишь.

— Мне ску-у-у-чно!

— Уважь ее, Вова, — сказал Кириленко. — Сегодня полнолуние. Бабы в полнолуние с ума сходят.

Любовники еще несколько минут шепотом препирались. В конце концов Китаев сдался. Денис услышал, как в замке повернулся ключ. Напрягшись, он прижался к стене. Женщина вошла, и одновременно с этим Китаев за ее спиной включил свет. Сам он внутрь не зашел, остался дежурить за дверью.

Денис заморгал от резкого света. Когда глаза привыкли, он увидел перед собой красивую рыжеволосую девушку лет тридцати, хотя она могла оказаться и старше. Ее сногсшибательную фигуру любовно облегало красное атласное платье. Она была низкого роста, но казалась высокой благодаря туфлям на высоком каблуке.

— Привет, — сказала она. — Меня Лиза зовут. А тебя как?

Ее фиалковые глаза ласково смотрели на пленника из-под полуопущенных длинных ресниц, которым с помощью разных косметических ухищрений придали иллюзию объема. Она поигрывала бокалом с мартини. И улыбалась.

Денис молча смотрел на нее. Он знал, что ей нельзя доверять, но ее красота заставляла его поддаваться. Ему очень хотелось, чтобы Лиза оказалась доброй.

Но выражение ее лица изменилось. Она резко спросила:

— Ты немой? Или глухой?

Денис облизнул губы, начиная нервничать. Он не понимал ее. Неужели она такая черствая? Он сидит на полу связанный, с проломленной головой. Рядом труп женщины и мальчик, которого посадили на наркоту и собираются пытать перед камерой. Лиза действительно рассчитывает, что у них состоится милая беседа?

Может быть, она сумасшедшая? Денис взглянул на ее лицо. Нет, не похоже. Пьяна, конечно, но не до такой же степени, черт побери! Просто не замечает ничего, кроме своих чувств, и говорит будто сама с собой — словно, кроме нее, в этом чулане и во всем мире больше никого нет.

Лиза прислонилась к стене плечом. Отпила из бокала, с насмешкой глядя на юношу сверху вниз.

— Я тебе нравлюсь? — спросила она. Голос ее дрожал от возбуждения.

Денис молчал.

— Ты меня боишься. Да?

Она погладила его по волосам.

— Бедненький ты мой, — с притворной жалостью сказала Лиза. — Ручки связали, заперли в чуланчике. Такой красивый, чистенький мальчик. Ну почему ты такой немой? Поговори со мной. Мне скучно.

«Перебьешься», — подумал Денис, угрюмо глядя в угол и остро ощущая свою беззащитность.

Лиза наклонилась — так, что он мог видеть ее грудь в вырезе платья, свисающий между грудей крестик, ощущал аромат духов.

Рукой с бокалом она обняла юношу за шею. Сначала поцеловала его в щеку, потом в губы.

«Боже, — подумал Денис, безуспешно пытаясь отвернуть лицо, — если я смогу пережить это, я переживу все, что угодно».

Его охватило ощущение, что он находится в сюрреалистическом кошмаре, от которого можно проснуться только на том свете.

Лиза выпрямилась, наблюдая за его реакцией. Денис кривился, упрямо отказываясь смотреть на нее.

Девушка запрокинула голову и расхохоталась. Смех ее был резким и бездушным. Он казался несовместимым с красотой ее лица и тела, и потому звучал еще ужаснее.

— Ну, чего ты? Девушке на первом свидании вообще-то положено говорить комплименты. У нас свидание. Хочешь, я буду твой девушкой?