— Узнаешь, когда найдем.

Капитан взял пепельницу. Потушил сигарету.

— Ты даже не представляешь, как правильно поступил, поехав на ту вечеринку. Ты увидел Настю в этом фильме и рассказал об этом мне. Еще один правильный поступок. Возможно, ты спас много жизней. Так что не время теперь миндальничать.

Потом он произнес фразу, смысл которой Денис в тот момент не понял:

— Тебе сейчас просто необходимо заняться делом.

Он докурил сигарету и бросил окурок в пепельницу.

— Когда вы обнаружили, что они снова принялись за дело?

— Полгода назад. Мы накрыли небольшую группу из трех студенток. Они у себя на квартире показывали стриптиз на веб-камеру. Только для клиентов из Западной Европы. Деньги им перечисляли на электронные кошельки в платежной системе Web Money, после чего средства выводились на кредитные карты. Работали двадцать четыре часа в сутки, посменно. На хате мы обнаружили и порноматериалы. Два десятка CD, на некоторых — снафф. Девушки уверяли, что ничего не знали о содержимом дисков, и я им поверил. Людей, описание которых дал нам мальчик из приюта, они никогда в глаза не видели. С ними работал другой человек. Мы изъяли веб-камеру, жесткий диск компьютера. На нем обнаружено еще несколько сюжетов, в сыром виде, без монтажа.

— Негусто.

— Теперь они работают по-другому. Основная часть материалов — контент в Интернете. Но эти два десятка дисков дали толчок. Спустя девять лет я опять увидел эту надпись. Vulgata. На этот раз ее выжигали лазером на самих дисках. Тогда я понял: опять начинается. Только в две тысячи шестом была простая разминка. Детей они тогда не убивали. Теперь все всерьез.

Денис через ветровое стекло молча смотрел на подъезд своего дома. Перевел взгляд и увидел люк, в который позавчера сбросили труп пожилой женщины. Вздрогнув, он сказал:

— Мне кажется, это кодовое слово. Что-то вроде двадцать пятого кадра.

Спирин достал мобильник. Взглянул на часы.

— Нечего гадать. Мне пора возвращаться. Писать рапорт для майора. — Он усмехнулся. — Доложу, что сегодня ни один волосок с твоей драгоценной головы не упал. Да, еще. О наших делах никому не рассказывай.

— Само собой.

— Ты не понял. Даже в отделении. Особенно Славе.

— Вы, я вижу, Славу не очень-то жалуете.

— Да, не очень-то. — Спирин сузил глаза. — Слава — бандитская крыса. Да, да, не смотри так. Он работает на одну из бандитских группировок. В свои молодые годы уже имеет двухэтажный особняк за городом, у озера, и ездит, и каждый год меняет марку автомобиля. Сейчас у него «порше». Здорово, правда? Чем конкретно он занимается у нас в отделении — я не знаю. Или просто сливает информацию, или собирает компромат на неугодных оперов, или фабрикует фальшивые уголовные дела. А может, что-то еще. В общем, ты понял. Ни слова, ни звука. А теперь иди.

Капитан открыл дверцу. Денис вылез из салона и направился к подъезду.

Спирин крикнул ему вслед:

— Обязательно займись делом! — В голосе его звучало неподдельное участие. — Не вздумай вспоминать Настю!

Денис лег спать в девять вечера, раньше обычного времени, но не смог заснуть. Навалилась горечь, злоба и тоска. Почему Бог допустил смерть Насти? Почему именно он, Денис, должен был пережить ужас потери дорогого человека? Почему, почему, почему…

Юноша вспомнил, как отправлялся на свидание в тот день. Как прихорашивался перед зеркалом. Как покупал цветы.

Денису очень хотелось заплакать, но он не смог. Слезы вроде наворачивались на глаза, но горечь и тоска так и не выплеснулись наружу, а застряли где-то в горле, тяжестью легли на сердце. «Почему мужчинам запрещают плакать?» — думал Денис, ворочаясь сбоку на бок. — «Стать полностью бесчувственными нам, впрочем, тоже не позволяют. Выходит ни то, ни се. В итоге у большинства из нас к двадцати пяти годам остается одна эмоция — копящаяся внутри, поглощающая все остальное мрачная злоба. Кому это нужно?».

Конечно же, он начал вспоминать Настю. Не мог иначе. И воспоминания эти были отравлены видениями девушки на экране ноутбука, занимающейся сексом с двумя мускулистыми ублюдками. В туалете. И ее расчлененного трупа на столе в темной комнате. Это все было так ужасно, что с трудом укладывалось в голове. Чем он, Денис, всегда стремившийся жить честно, заслужил такое? Видимо, стараться быть хорошим человеком бесполезно. Потому что придут плохие люди и разрушат твою жизнь, в каком-то злобном безрассудстве уничтожат все, что тебе дорого.

Весь их роман предстал юноше в новом, циничном свете. И почему он решил, что их любовь — какая-то особенная? В сущности, их отношения были довольно скучными, банальными и предсказуемыми. В чем, в общем-то, нет ничего удивительного, поскольку люди только на словах мнят себя «уникальными и неповторимыми», в жизни же стараются как можно больше походить на других. Людям не хватает смелости сделать что-нибудь неординарное, даже в любви. Все рано или поздно выливается в мещанскую пошлость. Единственное, что отличало их «лав стори» от миллионов других — они понравились друг другу сразу, с ходу. Можно было назвать это любовью с первого взгляда. Денису не пришлось несколько месяцев корчить из себя невесть кого и натужно выдавливать из себя всякие «ужимки и прыжки», прежде чем девушка, наконец, очнулась бы от какого-то непонятного сна и соизволила заметить его существование.

Потом они встречались, Денис дарил Насте плюшевые игрушки. Она была ласковой и нежной, легко относилась к мелочам, прощала мелкие промахи. Иногда, конечно, посмеивалась над Денисом, и он привык считать, что она умнее его (сейчас он начинал думать, что это были не его мысли, а Настя и другие женщины за всю жизнь попросту сумели внушить ему эту идею). В общем, все как у всех.

И у нее была тайная жизнь, о которой он не знал. Тоже довольно обыденная вещь.

И, в общем, Денису казалось, что их отношения с трудом можно было назвать «любовью». Роман этот протекал будто по заранее написанному кем-то сценарию — причем, сценарист отнюдь не являлся умным, глубоким и оригинально мыслящим человеком. И слишком много было посторонних мелочей, от которых зависели их чувства. Любовь их будто постоянно висела на волоске. Будь Денис чуть менее натренированным, модным, не имей он наработанных навыков ухаживаний, поцелуев и секса — и никакой «великой любви» не состоялось бы.

Еще Денис вдруг осознал с убийственной четкостью — будто кто-то пырнул его ножом из-за угла, — что превосходство Насти над ним объяснялось не тем, что она действительно была сильной или особенно умной, а тем, что он сам был так наивен и так доверчиво отдал ей свое сердце. Настя не пользовалась этим, не издевалась над ним. Но будь он другим, скажем, каким-нибудь «крутым парнем на мотоцикле» (вот уж еще один банальный и предсказуемый типаж!), или олигархом, или хладнокровным бандитом, Настя занимала бы рядом с ним приниженное положение. И, возможно, наслаждалась бы этим.

Как и всякий мужчина, Денис задумался: кем же являлась его девушка? Была ли она вообще какой-то? Есть ли вообще у женщины некие определенные свойства личности, или ее характер так же изменчив, как женские формы, которые, в зависимости от позы, становятся то больше, то меньше.

«Взрослею» — подумал Денис. На губах его появилась новая, горькая и циничная ухмылка. Он провалился в тяжелое полузабытье.

— Ну что? Пересрались, уроды? Говно за собой оставили?

— Егор Валентинович, вы чего? Все же по уму сделано.

— По УМУ? У тебя, Сережа, и до тюряги мозгов не было, а на зоне последние выбили.

— Егор Валентинович…

— Володя, не надо. Я уже сорок пять лет Егор Валентинович.

— А что, по-вашему, мы сделали не так?

— А ты сам не догадываешься? На войне, видно, тоже мозги выбивают. Девчонку зачем укокошили?

— Следы заметали.

— Какие еще, на хрен, следы?