– Не понимаю. – Рэчел снова выпрямилась и захлопала глазами.

– Ладно, давайте проверим вашего спутника, – проворчала доктор Куин.

Я вытянулся на топчане, зная, что она не сможет найти пластиковых отложений на моем лице, но инстинктивно опасаясь худшего. Так и случилось.

– Ты полон пластика, Гидеон. Еще больше, чем у Рэчел. Вам придется любить и жаловать свои лица, поскольку других у вас уже не будет.

– Послушайте, – пробормотал я, – может быть, что-то не так с вашим светом?

Она покачала головой:

– Громилы не прикасались к нему. Неандертальцы никогда не смотрят вверх.

Мы распрощались с доктором Куин в каком-то оцепенении. Я знал, что никогда не подвергался фациальной реконструкции. А если бы мне сделали пластическую операцию в раннем детстве, отложения должны были добавляться по мере взросления, но этого не произошло. То же самое относилось и к Рэчел. Это было невозможно, и однако мы видели зеленоватое сияние на лицах друг друга, а у доктора Куин не было причин лгать нам.

Мы поехали к Мглистому Дну, обсуждая возможные объяснения, но так и не пришли к разумному выводу. Одно было очевидно: если наши лица нельзя изменить, то придется проявлять гораздо большую осторожность.

Впрочем, на Мглистом Дне это не составляло труда. После того как Госдепартамент, переименованный в Департамент универсального евангелизма, покинул эти места, Мглистое Дно вернулось к своему первоначальному, болотно-туманному существованию. Здесь больше преступников на квадратный дюйм, чем в Конгрессе столетней давности, а это уже о чем-то говорит. Многие из них собираются в пабах, где могут подавать синалк или настоящее спиртное, но чаще бывает лишь мутное домашнее пиво.

Мы не имели представления, где искать “Интерфейс”, поэтому я притормозил у тротуара и спросил первого встречного.

– Два квартала прямо, один налево, – ответил он. – Стальная складская дверь. Но вы должны знать пароль.

– Который ты охотно назовешь нам за подходящую цену, – заметил я.

– Мне нравятся люди, знающие, как делаются дела в этом мире, – отозвался он, и мы заключили сделку.

“Интерфейс” был похож на большинство пабов. Механический монстр-привратник поджидал нас у входной двери. Я назвал ему пароль, и он впустил нас, даже не проверив на наличие оружия.

Здесь было сыро и сумрачно, в воздухе стоял едкий запах дешевого пива и мочи. Стойка старого бара располагалась справа; дерево, отполированное множеством локтей за долгие годы, стало гладким и блестящим. Вдоль стойки стояли табуретки разного калибра, некоторые были заняты. Слева виднелось несколько столиков и стульев. Стальная лестница, завешанная цепочкой, поднималась в коридор с темными дверями слева и справа. За лестницей я различил еще одну дверь. Я уже было подумал, что это и есть логово Красавца, но тут женщина у дальнего конца стойки обернулась к нам, и я забыл обо всем на свете. Это была Цинна Стоун. Или ее призрак.

Она выглядела великолепно, как и всегда, но при этом была полупрозрачной. Через ее голову я мог видеть очертания бутылок, и это усиливало замешательство, которое я испытал, снова увидев ее. Передо мною стояла мертвая женщина, которую я некогда любил, ожившая… или наполовину ожившая. Эдгар Аллан По был бы в восторге.

– Провалиться мне сквозь землю, если это не Гидеон Эшанти! – мелодичным голосом произнесла она.

Ее улыбка была такой же нежной и обещающей, как и раньше. Глядя на нее, вы могли бы назвать ее фотомоделью или актрисой – кем угодно, только не одним из лучших экспертов по подрывному делу.

– Цинна… ты выглядишь потрясающе.

– От таких слов мое сердечко затрепыхалось бы в груди – если бы сейчас оно у меня было.

– Гидеон, кто это? – прошептала Рэчел.

– Это Цинна Стоун.

– Цинна Стоун? Знаменитая бомбистка?

Цинна, вернее, ее голографический образ, капризно надула губки.

– О, ненавижу это слово. Эксперт по взрывчатым веществам звучит гораздо лучше, вы не находите?

– Вы знакомы? – спросила Рэчел.

Я кивнул:

– Были знакомы давным-давно.

Я чувствовал, как в Рэчел начинает закипать ревность, но не хотел рассказывать больше, чем ей следовало знать. Я знавал Цинну еще до того, как увлекся Рэчел, но к тому времени, когда заголовки новостей запестрели сообщениями о том, что Цинна Стоун совершила диверсии в дюжине отделений Первого Господнего банка, а также в Священном Федеральном Депозитарии, что обошлось казне более чем в миллиард долларов, наш короткий роман уже давно закончился.

Я уловил ауру подпольщицы в своей любовнице задолго до того, как узнал, что она натворила. Хотя меня неудержимо привлекало ее открытое пренебрежение к законам, я все же оставался агентом ОИР. Если бы я был уверен, что она грешница, то сдал бы ее властям, а мне очень не хотелось этого делать. Поэтому мы расстались, и я больше не видел ее. До сегодняшнего дня.

– Это Рэчел, Цинна. Рэчел Брак.

– Да, твоя коллега. Я думала, вы оба уже… такие, как я. – Возможно, ей не хотелось произносить слово “мертвые”.

Я покачал головой:

– Десница попыталась убрать нас, но вышло наоборот.

– В самом деле? Или, может быть, это обычная ловушка: “Глас” скармливает народу дезинформацию, чтобы вы могли просочиться в обитель отверженных?

– Это неправда, – возразил я.

– Знаю, я просто поддразнивала тебя. На твоем ботинке остались следы крови. Я проанализировала их, как только ты вошел: тип О, резус отрицательный. Не твоя кровь, хотя у меня была такая же. Выходит, Десница наконец поняла, что в душе ты не фашист, и решила покончить с тобой, а? В определенном смысле я сожалею, что они потерпели неудачу, – иначе ты сейчас мог бы быть с моим настоящим “я”, где бы оно ни находилось.

– Мне очень жаль, что с тобой так получилось, – сказал я Цинне.

Она пожала плечами:

– Это было неизбежно. В моей профессии всегда приходится помнить о том, что однажды удача тебе изменит. Поэтому я сделала… эту вещь. – Она указала призрачной рукой на свое голографическое тело.

Рэчел кашлянула:

– Голограмма или что-то вроде андроида?

– Комбинация того и другого, – ответила Цинна. – Андроидная часть управляет движениями, содержит все данные о личности и памяти на трех CD-дисках вместе с голографическим файлом. Это то, что вы видите снаружи. Возможно, я выгляжу немного моложе, чем ты помнишь меня, Гидеон. Такое случается, если долго не обновляешь свой голографический файл.

– Но как это произошло? – спросила Рэчел. Я готов был поклясться, что ее ревность бесследно исчезла, сменившись жалостью к тому существу, в которое превратилась Цинна.

– Из-за моего партнера. Хороший был боевик, но ни черта не разбирался во взрывателях. Мы использовали протоглицериновые капсюли: нитроглицерин в гелеобразной форме. Крайне нестабильная субстанция… вроде него самого. Ба-бах – и все! – Она глубоко вздохнула. – Но хватит о моей безвременной кончине. Что привело вас в “Интерфейс”?

Мы рассказали ей о ниточке, ведущей к Красавцу, упомянув о том, что владелец паба также был вычищен вчера ночью.

– Да, Вергилий, – отозвалась она. – Странный был парень. С виду славный, но казалось, что его мысли блуждают где-то далеко. Разговаривал сам с собой, как большинство сильно пьющих.

– Минутку, – перебила Рэчел. – Мне казалось, его звали Суивел.

– Да, Суивел О'Лири. Но я называла его Вергилием, потому что иногда он заговаривал на латыни, хотя и не понимал, о чем болтает.

– На латыни! – воскликнул я. – Ты помнишь, что он говорил?

– Послушай, парень, у меня микрочипы вместо мозгов. Я ничего не забываю. – Из призрачного рта Цинны послышался резкий тенор с едва заметным пришепетыванием: – Vocabulum est grallae… – Затем она снова заговорила своим голосом: – Это все. Остальное было неразборчивым, бормотанием. Эй, вы оба выглядите словно на похоронах. В чем дело?

Я с трудом выдавил улыбку:

– Все в порядке.

– Оно и видно. Слушайте, что вы собираетесь делать дальше?