Я заходился криком, проваливаясь в темноту до тех пор, пока вдали не замерцал слабый свет.

Багрово-огненный свет Преисподней.

Без сомнений, это была настоящая Преисподняя. Вопли проклятых душ служили тому доказательством.

Другим доказательством было присутствие двух мужчин среднего возраста, обнаженных и распятых на металлических крестах, усеянных шипами.

– Боже мой, Гидеон! – прошептала Рэчел, прижавшись ко мне.

Я был испуган не меньше ее. Плоть мужчин, проколотая в тысяче различных мест, сочилась кровью; они глухо стонали, свесив головы на грудь.

Моим первым побуждением было подойти к ним и снять их с этих примитивных, однако устрашающих пыточных инструментов. Но когда я всмотрелся пристальнее, то увидел, что их ступни и запястья не были прибиты гвоздями или прикручены проволокой к колючему металлу. Они висели словно по волшебству или (с тошнотворным чувством подумал я) как будто их приклеили к крестам.

– Нам нужно снять их, – сказала Рэчел. Она подошла к ближайшему из распятых мужчин, потащив меня за собой.

Его седые волосы были коротко подстрижены, лицо избороздили глубокие морщины. Запавшие глаза, когда он открыл их, казались глазами древнего старца.

– Генерал? – спросила Рэчел. Его стоны продолжались еще несколько секунд, а затем с распухших губ сорвались слова:

– Да… Манчини…

– Все в порядке, генерал, – сказал я. – Мы пришли помочь вам. Что держит вас там?

– Моя плоть… Моя плоть – это крест…

Мой желудок снова сжался в комок, когда я убедился в его правоте. Его пронзенная кожа буквально приварилась к холодному, твердому металлу. Когда я осторожно потрогал ее, то нащупал жесткие утолщения, как будто его собственное тело превратилось в дополнительный элемент пытки. Я взглянул на Рэчел и покачал головой:

– Он прав. Мы не можем снять его.

Она посмотрела на Манчини со слезами на глазах, перевела взгляд на другого мужчину, висевшего в нескольких футах от нас, и наконец, повернулась ко мне:

– Но Сангинариус может это сделать.

Я понимал, что она имеет в виду. Мы огляделись по сторонам: если придется противостоять демону, то лучше вооружиться заранее.

Здесь не было недостатка в оружии. Огромный зал, в центре которого мы стояли, был настоящим арсеналом. Фаланга из дюжины танков выстроилась у дальней стены, но их внешний вид в Преисподней преобразился, как и плоть Манчини. Угловатые и удлиненные контуры словно распухли, приняв форму лиц с выпученными глазами, злобных и уродливых. Они наблюдали за нами, пока мы с Рэчел переходили от одного деревянного ящика к другому, изучая надписи и поднимая крышки.

У Сангинариуса было все: штурмовые винтовки, базуки, баллоны с нервно-паралитическим газом, лазерные ружья, пластиковая взрывчатка и даже “боевые дружки” – маленькие андроиды, которых носят в ранце на спине, словно смертоносных плюшевых медвежат. Я начал понимать, почему Красавец испытывает такое беспокойство.

– В этом оружии есть что-то странное, – медленно сказала Рэчел. – Оно отличается от земных образцов.

– Ты имеешь большой опыт обращения с оружием на Земле? – спросил я.

Она покачала головой:

– Нет, Гидеон, но я понимаю, что ты имеешь в виду. У меня не должно быть такого опыта, однако он есть. Я разбираюсь в оружии так же, как и ты. Инстинктивно? Может быть, не знаю. Зато я знаю, что, если эти предметы попали сюда с Земли, то с тех пор они изменились.

– Ладно. – Я взял из ящика штурмовую винтовку и наполнил обойму разрывными пулями калибра 0,144. – Возможно, нам повезет, и это оружие окажется достаточно мощным для того, чтобы вышибить мозги из демона.

А если нет? Лучше об этом не думать. Разрывная пуля калибра 0,144 может вскрыть человека от паха до горла при прямом попадании в корпус. Приклад нужно прижимать к груди, иначе отдача подбросит ствол над головой. Не спрашивайте меня, откуда я это знал: просто знал, и все.

Я обзавелся также несколькими осколочными гранатами. Рэчел вооружилась лазерным ружьем и поставила индикатор заряда на максимальную мощность. Через несколько секунд ствол разогрелся до готовности. Теперь-она могла в течение пяти минут поливать сектор обстрела лучом когерентного света, рассекающего плоть и кости, как раскаленный нож сливочное масло.

– Ну как, чувствуешь себя увереннее? – спросил я, когда она закинула ружье за спину.

Рэчел сурово улыбнулась и кивнула:

– Давай поищем сторожа этой адской берлоги.

Мы вернулись к тому месту, где висел генерал Манчини.

– Где Сангинариус? – спросила Рэчел.

Он слабо покачал головой:

– Не будьте… идиотами. Убирайтесь отсюда, иначе вас ждет… моя участь.

– Где он? – Рэчел ненавистен вид человеческих страданий, а муки Манчини превосходили всякое воображение. Я чуть было не пожалел Сангинариуса.

– В ту дверь… – Голова генерала мотнулась в сторону массивного чугунного портала с барельефными изображениями орущих лиц, покрывавшими черную поверхность. Подойдя ближе, мы и в самом деле услышали крики. Вторая распятая жертва, мимо которой мы прошли, была либо адмиралом Пайком, либо генералом Тантингером, но у нас не было времени на разговоры.

Мы остановились у двери, наблюдая за корчащимися в агонии барельефами.

– Заходим внутрь? – спросила Рэчел.

Я кивнул. Мы преодолели отвращение и всем своим весом надавили на тяжелый портал, стараясь не обращать внимания на тонкие жалобные крики, исходившие из чугунных ртов.

Открываясь, дверь завизжала гораздо громче, чем лица, покрывавшие ее створки. Но даже скрежет ржавого металла не мог заглушить грохота выстрелов, доносившегося изнутри. Мы с Рэчел укрылись за выступом косяка и осторожно заглянули туда.

Этот зал был еще больше, чем первый. Свод потолка заволакивали клубы белесых испарений. Источником пара служила расщелина в дальнем конце чертога, рассекавшая его на две неравные части. Мы не могли видеть дна расщелины, но причудливая пляска красно-оранжевых отсветов и языки пламени, время от времени вырывавшиеся из-за края, наводили на мысль, что это одна из множества огненных рек, которые, согласно традиции, пересекают инфернальные области.

Неподалеку от края расщелины, распятый на таком же Х-образном кресте, как и остальные, висел третий из проклятых членов Объединенного командования, а демон, целившийся в него из чудовищного ружья, мог быть лишь Сангинариусом. Его широкая чешуйчатая спина была обращена к нам, и “боевой дружок” восседал на ней, словно безумный стервятник. В другой руке демон держал ручной пулемет еще большего размера, чем ружье.

Рев выстрелов эхом раскатился под потолком. Мы с Рэчел в ужасе наблюдали, как две разрывные пули вонзились в тело распятого мужчины. Первая оторвала ему руку от плеча. Из зияющей раны брызнул фонтан крови; рука пролетела над краем пропасти и упала в огонь внизу. Второй выстрел, последовавший сразу за первым, попал жертве в грудную клетку, проделав в ней дыру диаметром в полтора фута. Кровь, внутренности и мышечная ткань с шипением разлетелись во все стороны. Человек закричал, но по мере того, как его вопли стихали, его рука, внутренности и плоть невероятным образом нарастали обратно – возникали заново, как будто их уничтожение было иллюзией. Дыра в торсе заполнилась, начиная от рваных внешних краев раны, а рука выползла из окровавленного обрубка. Смотреть на это было почти так же ужасно, как наблюдать за казнью.

Демон захохотал. “Боевой дружок”, живущий собственной зловещей жизнью, тоже рассмеялся высоким, пронзительным смехом, от которого волосы у меня на шее встали дыбом. “Дружок” прицелился из своей мини-пушки и выстрелил через плечо Сангинариуса. Снаряд снес жертве верхнюю часть черепа. “Дружок” радостно завизжал, когда осколки кости и мозговое вещество повисли в воздухе серо-желтым облачком.

Меня едва не вырвало – не от бойни, хотя она сама по себе была омерзительной, но от вида регенерирующего мозга и выражения лица человека при этом процессе. Он испытывал наивысшие смертные муки, но не мог призвать к себе смертный покой. Он мог лишь умирать и возрождаться снова и снова, в бесконечной пытке.