Когда наши глаза привыкли к полумраку и испарениям, мы увидели неподалеку грубо сколоченный стол. За столом сидели двое мужчин и демон.
– Эти двое играют в карты со свиньей? – спросила Рэчел.
Существо, сидевшее за столом, в самом деле, сильно смахивало на борова. Оно было мясисто-розовым, покрытым жесткой щетиной и таким круглым, что если бы прострелить его в трех нужных местах, то можно было бы играть им в боулинг3. Его жирное тело венчало свиное рыло, а свои карты свиноподобное существо держало вместе с черной вонючей сигарой в щетинистых отростках, растущих из копыт.
– Думаю, это один из подчиненных Красавца, – прошептал я. – Мистер Очаровательный.
В следующее мгновение свинорылый демон сплюнул и произнес:
Готовьте ваши ставки, джентльмены.
Пожива обещает быть отменной.
Хоть все равны, когда идет игра,
Выигрывают все же шулера.
– О Боже, снова стихи! – прошептал я. – Опять итальянские терцины?
Рэчел покачала головой:
– Нет, это пятистопный ямб.
– Великолепно!
Свинорылый поднял голову и снова разразился речью:
Я зрю двоих, отрекшихся от крова
Ради скитаний в сем краю суровом.
Для ангелов закрытом навсегда.
Герои! Что вас привело сюда?
Мы с Рэчел переглянулись. Я решил действовать наудачу.
– Мы, э-э-э… подчиненные мистера Красавца. Он попросил нас заглянуть сюда и посмотреть, как идут дела. Проверить заложников, понимаете?
Как видите, они в прекрасной форме,
Чуть-чуть бледны, но остальное в норме.
А босс Пазузу! Ум необычайный!
Но где он сам – не околел случайно?
Я подумал, что если бы, в самом деле, работал на Красавца, то счел бы своим долгом защитить его от такого злопыхательства.
– О нет, он просто занят. – Я взглянул на двоих мужчин в брюках и футболках. Один из них был лет сорока на вид, темноволосый, с тонкой щеточкой усов. Другой выглядел постарше и был совершенно лысым. Оба сильно вспотели. От жары и вони из чанов я сам начал потеть. – Как дела, ребята? – спросил я.
– Как думаешь, мы опять проиграли? – обратился пожилой гангстер к молодому. В его речи отчетливо слышался средиземноморский акцент. Потом он покосился на меня: – А вы кто такие?
– Я, э-э-э… – Я лихорадочно подыскивал гангстерское имя, но в голову не приходило ничего вразумительного. – Меня кличут Жирным Монаханом. Короче – Фэтс.
– Из ирландской “семьи”, а? – Он с любопытством взглянул на меня: – А почему они тебя так прозвали? Ты же не жирный.
– То, что ты видишь, – еще не все, – произнесла Рэчел таким скабрезным тоном, что у меня отвалилась челюсть. – Меня зовут Мона.
– Мона? Как поживаешь, детка? Можешь звать меня Дел, хотя на самом деле я Дельмонико Ферлингетти.
– Я слыхала о тебе, – сказала Рэчел. – Кажется, капо из семейства Марто?
– Эй, крошка, да ты сечешь в наших делах! А этого типа, – Дел указал на более молодого гангстера, – зовут Карлос Портильо. Боров, который постоянно выигрывает у нас, – это Хамо.
Когда Хамо провел следующую сдачу, я заметил, что несколько карт исчезло под крышкой стола. Я наклонился к Ферлингетти и прошептал:
– Думаю, боров шельмует.
– Знаю, черт побери. Здесь все шельмуют.
– Ты уже бывал здесь раньше? – спросила Рэчел.
– А как же! Каждый раз, когда мы собирались замириться с даго4, – при этих словах Портильо мрачно взглянул на итальянца. – Старая история. Заключаем мир, все чудненько, а через неделю кого-нибудь гасят в темном переулке, и все начинается сначала. А мы сидим здесь и режемся в карты, чтобы те, кто остался наверху, не надували друг друга.
– Это последний раз, – наконец заговорил Портильо. – Я больше не собираюсь спускаться сюда. Макаронник-то здесь как дома, у него нет души…
– Да пошел ты…
– …но лично я не могу этого вынести. Если вы берете заложников, то должны обращаться с ними как с гостями, но здесь с нами обращаются как с грязью. Я постоянно хочу есть, какой бы жратвой здесь ни кормили, а вонь от токсичных отходов оскорбляет обоняние. Но то, что они делают с бедной девочкой, Madre de Dios!5 – это истинный грех.
Словно подтверждая его слова, с другой стороны каменной стены за чанами раздался высокий придушенный крик.
– Кристал Гетти, – пробормотала Рэчел.
– Да. Если уж мы, Портильо, кого-то похищаем, то не прибегаем к помощи Красавца. Он палач. Ему нравится пытать людей.
Мы с Рэчел подошли к стене и заглянули за угол. Девушка лет восемнадцати была привязана к тяжелому деревянному креслу. Ее горло стягивала кожаная петля. Концы узла уходили за кресло и были прикреплены к куску дерева, вырезанному таким образом, чтобы затягивать петлю при любом движении. Девушка едва могла дышать. Чем сильнее она откидывалась на спинку кресла, борясь за глоток воздуха, тем туже стягивался узел.
– Помогите… – Ее голос был тоньше комариного писка.
– Боже, – прошептал я и почувствовал, как Рэчел сильно сжала мое плечо. Мы попытались ослабить петлю, но, как только я прикоснулся к полоске кожи, Кристал наклонилась вперед. Послышался тошнотворный треск рвущихся связок, сопровождаемый жутким хрипом.
– Нам нужен нож, – сказала Рэчел. Мы бегом вернулись к картежникам.
– Если бы я мог выиграть, хотя бы раз! – простонал Ферлингетти, бросая свои карты на стол.
– Девушка сейчас сломает себе шею, – сказал я. – Нужно немедленно спасти ее!
Боров Хамо произнес назидательным тоном:
С гароттою мой стиль безукоризнен,
Пытать меня учили в прошлой жизни.
Пусть позвоночный хруст вас не пугает -
Ведь это Ад, и все здесь заживает.
– Боже мой, Гидеон, – пробормотала Рэчел. – Он ломает ей шею, снова и снова!
– Красавец этого не хотел, – строго заметил я.
Приказ Пазузу был весьма невнятным:
Свяжи и делай, что тебе приятно.
Пусть льются слезы, пусть струится кровь,
Пусть мертвый оживает вновь и вновь.
Девушка снова закричала. Я не мог этого вынести.
– Красавец хочет немедленно освободить ее, – заявил я.
– Эй! – крикнул Ферлингетти. – Вы не можете этого сделать! Моя семья назначила за нее выкуп.
– К черту выкуп. – Я снял с плеча свою штурмовую винтовку и прицелился в Хамо. Рэчел сделала то же самое со своим лазерным ружьем. – Освободи ее!
Портильо неожиданно сделал резкое движение, и я взял его на мушку, но он не бросился на нас. Вместо этого он вынул из кармана длинный складной нож, с щелчком раскрыл его и вонзил в стол.
– Этот нож может разрезать все, что угодно, – с улыбкой сообщил он. Когда он повернулся к Ферлингетти, его улыбка больше напоминала оскал.
– Ты, тупой даго! – взревел итальянец. – Из-за этого идиотского поступка переговоры между нашими семьями затянутся на месяцы, и все это время мы будем сидеть здесь!
Портильо пожал плечами:
– По крайней мере, мне больше не придется слышать ее крики. Кроме того, я люблю смотреть, как макаронники проигрывают в карты.
Рэчел выдернула нож из стола и вернулась к девушке. Деревянная гаротта со стуком упала на пол; через несколько секунд Рэчел снова появилась перед столом.
– Девушка исчезла, – сказала она. – Когда я освободила ее, она повертела головой, словно проверяя, все ли в порядке, улыбнулась и растворилась в воздухе. Полагаю, сейчас она уже вернулась на Землю.
Гетти свободна? Что за сумасбродство!
За это босс лишит меня уродства.
А вы, мошенники, предатели, Иуды,
