Наш разговор несколько раз прерывался секретарями, приносившими документы. Ленин жестом просил их не мешать беседе.

”Вы ездили по России?” — внезапно спросил он.

Я ответил, что только что провел около месяца на Урале и в голодающих районах.

Лицо его изменилось. Острый интерес в его глазах сменился выражением глубокой печали. В этот момент я понял, какой груз лежит на плечах этого человека.

”Да, — медленно произнес он, — голод... Я слышал, вы хотите поработать в медицинском центре оказания помощи голодающим... Да... Это хорошее и очень нужное дело. Но... врачей у нас сколько угодно, а вот кто нам действительно здесь нужен, так это американские бизнесмены с вашими методами работы. Отправив нам суда с зерном, вы спасли жизнь людям, которые без вашей помощи погибли бы этой зимой. К благодарности этих жестоко страдающих людей я присоединяю свою скромную благодарность от имени нашего правительства”. Ленин неожиданно замолчал, очевидно борясь с навернувшимися на глаза слезами.

’’Что нам действительно нужно, — его голос зазвучал громче, и глаза оживились, — так это американский капитал и техническая помощь, чтобы вновь завертелось колесо нашей экономики”.

Я сказал, что после поездки по Уралу у меня создалось впечатление, что в стране нет недостатка в сырье и рабочей силе. Многие заводы оказались в гораздо лучшем состоянии, чем я ожидал.

”В том-то и дело, — кивнул головой Ленин, — гражданская война все застопорила, и теперь надо начинать сначала. Новая экономическая политика стимулирует развитие экономики. Мы надеемся ускорить этот процесс введением промышленных и торговых концессий для иностранцев. Это открывает огромные возможности для Соединенных Штатов. Думали ли вы об этом?”

Я рассказал, что один из моих попутчиков, горный инженер, хотел заинтересовать меня асбестовыми рудниками в Алапаевске, у которых, судя по всему, большое будущее. И добавил, что не считаю возможным занимать его время личными делами.

Ленин остановил меня: ’’Вовсе нет, - сказал он, - не в этом дело. Кто-то должен сделать первый шаг. Почему бы вам не взять себе эту асбестовую концессию?”

Я был потрясен, понимая, что Ленин делает мне историческое предложение. В то же время я не был уверен в реальной возможности его осуществления. Насколько я знал русские порядки, предварительные переговоры о такого рода сделке могли затянуться на месяцы. Я и сказал ему что-то в этом роде.

Ленин моментально понял, что я имею в виду. ’’Бюрократия -это одно из наших проклятий. Я постоянно это повторяю. Вот что я сделаю — назначу специальную комиссию из двух человек, один будет связан с Рабоче-крестьянской инспекцией, другой — с Всероссийской чрезвычайной комиссией, ’’Чека”, и попрошу, чтобы они этим делом занялись и оказывали вам всю необходимую помощь. Можете быть уверены, они будут действовать без промедления. Мы организуем это немедленно”.

Так в моем присутствии было положено начало организации, которая впоследствии выросла в Концессионную комиссию Советского Союза.

’’Проведите с ними переговоры, — быстро продолжал Ленин, — а когда достигнете предварительного соглашения, дайте мне знать. Мы понимаем, что концессионерам должны быть созданы условия, при которых они смогут получать прибыль. Бизнесмены не филантропы, с их стороны было бы глупо вкладывать свой капитал в России без уверенности в получении прибыли”.

Я сказал Ленину, что сомневаюсь в возможности действовать без трений с профсоюзами, поскольку они привыкли смотреть на капиталиста как на врага.

’’Наши рабочие будут рады получить работу и хорошую зарплату, -быстро ответил Ленин. — С их стороны было бы глупо рубить сук, на котором сидишь. Хотя наше правительство не может приказывать профсоюзам, все же, как правительство рабочих, мы обладаем достаточным влиянием, *ггобы обеспечить полное выполнение условий коллективных договоров с вами. Необходимо, чтобы вы хорошо знали наше трудовое законодательство. Если вы будете его соблюдать, то встретите полную поддержку правительства”.

В заключение он добавил: ”0 деталях не беспокойтесь. Я позабочусь о том, чтобы к вам отнеслись справедливо. Если что-нибудь понадобится, пишите и сообщайте мне. Когда составите проект контракта, мы без промедления одобрим его в Совете Народных Комиссаров. Как вы знаете, наши решения осуществляются, - и он снова сделал правой рукой энергичный отсекающий жест. - Если понадобится, я даже не буду ждать заседания Совета. Такой вопрос можно легко решить по телефону”.

Ленин сдержал слово. Очень скоро я стал первым американским концессионером, и мне предстояло восстанавливать отрасль промышленности, о которой я и понятия не имел.

Через много лет, вспоминая эту незабываемую встречу, я старался припомнить, что же в то время поразило меня больше всего. Думаю, вот что. Еще до того> как я вошел в кабинет Ленина, я знал о том чувстве глубокого почитания, которое он вызывал среди своих сторонников. Поэтому я ожидал увидеть супермена, необыкновенного человека, соблюдавшего дистанцию в отношениях с людьми.

В действительности все оказалось наоборот. Говорить с Лениным было так же легко, как с понимающим другом, которому доверяешь. Его заразительный смех, употребление разговорных оборотов и даже народных словечек, его искренность и естественность создавали атмосферу полной непринужденности.

Ленина называли безжалостным и фанатичным, жестоким и холодным. Я отказываюсь этому верить. Именно благодаря своему неотразимому человеческому обаянию, привлекательности и полному отсутствию претенциозности или эгоизма ему удалось достичь величия, объединить своих соратников.

Я хорошо помню каждый шаг по дороге в Кремль на встречу с Лениным. Дорога обратно совершенно не сохранилась в моей памяти. Я уходил из его кабинета в состоянии такого возбуждения, с сотнями вопросов и идей, что не замечал ничего вокруг, пока не оказался в убогом номере свой гостиницы. Никогда в жизни мне не было так необходимо побыть одному, чтобы обдумать все, что произошло.

Мне было совершенно ясно, что разговор с Лениным изменил курс всей моей жизни и открыл передо мной новые горизонты. Это случается очень редко. Обычно кардинальные изменения происходят незаметно, и важность решающего момента осознается только впоследствии.

Я чувствовал себя так, как будто меня подняли на вершину горы, с которой была видна вся Россия, и Ленин сказал: ”А теперь выбирай, чем ты хочешь заняться”. Передо мной простиралась необъятная страна с неисчислимыми природными богатствами, неисчерпаемыми запасами рабочей силы и почти нетронутыми потенциальными возможностями, и предлагалась дружеская поддержка ее вождя, в то время, пожалуй, самого могущественного человека в мире. У меня захватило дух от представившихся возможностей.

При поддержке Ленина я мог создавать в России новые предприятия. Прошлые успехи не шли ни в какое сравнение с тем, чего я могу добиться здесь. Я ни минуты не сомневался, что должен воспользоваться этой возможностью и следовать за ней, куда бы она ни привела. Очевидно, мне нужно на неопределенный срок отложить начало медицинской карьеры, отказаться от ординатуры в Бельвю. Я немедленно написал в Колумбийский университет доктору Ван Хорн Норри, объяснил, что произошло, и принес свои извинения.

(Позже я узнал, что доктор Норри долгое время носил мое письмо в своем бумажнике, так как никогда до этого никто не отказывался от его ординатуры в больнице Бельвю, предлагавшейся как награда.)

После того как я таким образом сжег за собой мосты, я стал обдумывать дальнейшие шаги, которые позволили бы полностью воспользоваться представлявшимися возможностями. Но дельные мысли так и не приходили мне в голову, я проводил бессонные ночи, энергично ворочаясь в постели, - на этот раз не из-за преследовавших меня полчищ насекомых, а из-за одолевавшего мой мозг роя мыслей.

Если бы я не знал раньше, что значил Ленин для Советской России, то я понял бы это на следующий день после встречи с ним.