Когда в конце августа я вернулся в Москву, меня поразили произошедшие в городе разительные перемены. Теперь улицы были полны людей. Казалось, все куда-то спешили, у всех появились неотложные дела. Повсюду можно было видеть рабочих, отдиравших доски с заколоченных витрин, ремонтировавших разбитые окна и стены магазинов, разгружавших телеги с товаром. Повсюду слышались удары молотков.

Удивленные не меньше меня попутчики стали наводить справки. ’’Нэп, нэп”, - слышали мы в ответ. Это была новая экономическая политика, только что провозглашенная Лениным, несмотря на значительную оппозицию со стороны некоторых его соратников. Только Ленин мог ввести эту политику, явившуюся одним из самых решительных и драматических изменений в истории нашего века. Для этого ему пришлось воспользоваться непоколебимой верой в своих товарищей и блестящим умением убеждать в правильности принятых им решений. Предложи нэп кто-нибудь другой, он наверняка был бы сейчас же расстрелян как предатель революции.

Как по мановению волшебной палочки, полки магазинов теперь ломились от разнообразных товаров: всевозможных продуктов питания и деликатесов, отборных французских вин, ликеров и даже лучших гаванских сигар. Высококачественные английские ткани соседствовали с дорогими французскими духами.

Так началось экономическое возрождение России. Одним мудрым решением Ленин спас Революцию.

Через пятьдесят лет Янош Кадар прибег к очень похожим мерам для восстановления венгерской экономики. Новая политика модернизации, внедряемая сегодня китайским правительством, тоже удивительно похожа на ленинский нэп.

На следующий день после приезда в Москву меня срочно вызвали в Наркоминдел и сообщили, что из канцелярии Ленина получена телефонограмма — он хочет немедленно со мной встретиться. Я с трудом сдерживал возбуждение. Мне двадцать три года, и меня хочет видеть вождь революции, сам Владимир Ильич Ленин!

На встречу с Лениным меня сопровождал Борис Рейнштейн, американский коммунист русского происхождения, работавший в Наркоминделе и в Профинтерне — профсоюзной организации Коммунистического Интернационала. Раньше Рейнштейн работал аптекарем в городе Буффало в США и хорошо знал моего отца, поскольку оба они были членами социалистической рабочей партии.

Мы вместе прошли к Троицким воротам Кремля, расположенным в необычного вида круглой белой башенке, соединенной с кремлевской стеной мостиком через сад, на месте которого раньше наверняка проходил ров или было какое-нибудь другое оборонительное сооружение. У ворот Рейнштейн предъявил вместо пропуска свой партийный билет, а у меня проверили и забрали паспорт. Я был слегка обеспокоен, но мне сказали, что при выходе мне его вернут, а пока мне дали выписанный на мое имя разовый талон, или ’’пропуск”. Я миновал несколько постов и каждый раз предъявлял его, чтобы получить разрешение идти дальше.

Пройдя под большой аркой, я очутился на просторной квадратной площади с установленными по краям пушками, захваченными у Наполеона, которые стоят на том же самом месте и сегодня. Я назвал Кремль крепостью, но в действительности это своеобразный городок внутри большого города, цитадель Москвы, охраняемая огромной стеной и башнями. Здесь расположены необычайно красивые старинные соборы, в которых в течение многих веков устанавливались гробницы членов царской семьи. Внутри они украшены бесценными иконами, некоторые — работы величайшего мастера Андрея Рублева. Площади застроены дворцами — старинными и новыми, -во многих раньше жили придворные, а теперь находятся музеи и государственные учреждения. Кабинет Ленина расположен на втором этаже большого современного здания на центральной площади. Через сорок лет мне довелось идти тем же путем на встречу в том же самом здании сначала с Хрущевым, а позже с Леонидом Брежневым и Михаилом Горбачевым.

Один часовой стоял перед входом в здание, другой - у двери угловых комнат, занимаемых главой Советского государства. После того как в августе 1918 года эсерка Фанни Каплан стреляла в Ленина, выходившего с митинга рабочих в Москве, принимались все необходимые меры для его охраны. Хотя эта рана и не была смертельной, она, безусловно, сократила ему жизнь.

Я пересек большую комнату, где за письменными столами работало много людей. Она была похожа на канцелярию любого крупного американского бизнесмена. Секретарь Ленина Мария Игнатьевна Гляссер, маленькая горбатая девушка, провела меня к двойной двери ленинского кабинета. Она пользовалась полным доверием Ленина, но никогда ни при каких обстоятельствах не использовала своего положения в личных интересах или в интересах своих друзей.

Ленин встал из-за письменного стола и встретил меня у дверей. Он был ниже ростом, чем я ожидал, коренастый, с высоким выпуклым лбом и рыжеватой бородкой, одетый в темно-серый полотняный костюм, рубашку с белым отложным воротником и черным галстуком. Когда он пожимал мне руку и усаживал около большого письменного стола, глаза его светились дружеской теплотой.

В кабинете было множество книг, журналов и газет на десятке различных языков. Книги лежали повсюду: на полках, стульях и письменном столе, оставляя место только для нескольких телефонов. На столе я заметил кусок золотоносного кварца, используемого в качестве пресса для бумаг, и статуэтки из бронзы и слоновой кости, присланные Ленину в подарок от различных организаций. В одном углу стояла большая пальма.

Все это я заметил с первого взгляда, однако, как ни старался, я позже не мог больше ничего вспомнить об обстановке в кабинете и были ли на стенах картины или портреты. В течение всего длившегося более часа разговора с Лениным мое внимание было полностью поглощено его личностью. Он обладал невероятной способностью концентрироваться на предмете разговора и вызывать у собеседника ощущение, что его мнение представляет для Ленина огромную ценность. К концу беседы я чувствовал к нему полное доверие.

Он придвинул свой стул к моему и искоса быстро смерил меня оценивающим взглядом острых карих глаз с затаенной в глубине смешинкой.

”На каком языке будем говорить, по-русски или по-английски?” -спросил он.

Я ответил, что предпочел бы английский, на котором он так прекрасно говорит.

”Ну далеко не прекрасно, — ответил он. - Я думаю, как большинство иностранцев, вы считаете русский язык очень трудным?”

Я рассказал, как стараюсь заучивать по сто русских слов в день.

Ленин улыбнулся мне мягкой обоятельной улыбкой. ”Я тоже пользовался этим методом, когда жил в Лондоне. — сказал он. — Потом я, бывало, ходил в библиотеку Британского музея и читал книги, чтобы выяснить, что запомнилось... Сначала получается неплохо, но чем больше заучиваешь слов, тем труднее удерживать их в памяти”.

Говорил он по-английски, энергично и выразительно, не жестикулируя, если не считать быстрого отсекающего движения рукой, как бы подчеркивавшего мысль, что, как я узнал впоследствии, было характерно для него и при публичных выступлениях. Изредко он останавливался, подыскивая нужные слова, но в основном говорил по-английски бегло.

Ленин сказал, что Соединенные Штаты и Россия дополняют друг друга. Россия — отсталая страна, обладающая огромными неразработанными природными богатствами. Соединенные Штаты могли бы найти здесь сырье и рынок, сначала для машин, а позже и для промышленных товаров. Прежде всего Россия нуждается в американской технике и технологии, американских инженерах и специалистах. Ленин взял в руку номер журнала ’’Сайентифик америкэн” (американский научный журнал).

’’Взгляните, — говорил он, быстро перелистывая страницы, — вот чего достиг ваш народ. Вот что значит прогресс — строительство, изобретения, машины, механизация, облегчающая человеческий труд. Россия сейчас похожа на вашу страну во времена первооткрывателей. Мы нуждаемся в знаниях и энтузиазме, которые сделали Америку такой, какая она сегодня”.