«На исходе декабря…» На исходе декабря Зимний день недолог. Ребятишки ждут не зря Новогодних елок. Пусть в тепле среди людей Елочка оттает, Не беда, коли на ней Свечек не хватает. От негладкого ствола, От колючих лапок Будто елка разлила Детства милый запах. «А ты сменил бы чарку…»
А ты сменил бы чарку На пару лыж, Чтобы скользнуть по парку, Уткнуться в тишь. Вне телефонной трели, Вне суеты Ты видишь высшей цели Штрихи, черты. Она еще в наброске, Еще вчерне, Как ели и березки В твоем окне. Все так свежо и плотно — Что верх, что низ. Сквозь снежные полотна Пройди, прорвись. Да как не стать поэтом, Когда всю ширь Оранжевым жилетом Затмил снегирь? «Весь мир был пасмурен и светел…» Весь мир был пасмурен и светел, Как будто наступил апрель. Дохнул коварный южный ветер, И потекла с ветвей капель. На красноватых прутьях ивы, Забыв о снежном серебре, Теплолюбивы и наивны, Раскрылись почки в декабре. Самонадеянные дети, Зачем спешите и куда, — Минуют оттепели эти И возвратятся холода. Полунагих, без оболочки, Вас обожжет морозный дух, — Застынут нежные комочки, Навек оцепенеют почки, Роняя мертвый вербный пух… «Нам нравятся странные странности…» Нам нравятся странные странности: Весь мир не по-нашему сшит. Природа в ее первозданности Без умысла злого страшит. Пугает своими пространствами, — Мы скоростью боремся с ней, А пешие дальние странствия, По-нашему, — не для людей. И все, что болотисто-илисто, Повсюду пора иссушить, И выпрямить все, что извилисто: Прямое не так уж страшит; Лесам с комарами и чарами Асфальт городов предпочесть, — Леса отвечают пожарами, Рычит беспощадная месть. Наверно, природе не нравится, Что мы — ее малая часть, Пытаемся с матерью справиться, Что спорим за право, за власть. Дурные! Она ведь заботится О нас, о слепой детворе: И морем о берег колотится, И песней звенит в комаре… НА ТРОЙКЕ За правдолюбом-январем С его морозной прямотой И лаконичным словарем, Подкрашенный и завитой, Подкрадывается февраль, Известный ловелас и враль. Придет на двадцать восемь дней — А в январе тридцать один! — То он лакей, то господин: То позовет на лыжах бечь, А то блины прикажет печь… Двадцатый век пошел к концу Машинным маршем робота: Ракетный взрыв ему к лицу Без колеса и провода, Без коренных, без пристяжных, Без окосевших, без блажных Бородачей, выдумщиков — Декоративных ямщиков… А мне бы мчаться в феврале На тройке, а не в шевроле! МИР В ОКНЕ Стояла стужа. Нынче дует Еще и как! Сдурел Стрибог: Его трезубец иль скребок Рябит пруды, людей мордует, А солнце, ядерный клубок, То в почках лиственниц колдует, То сунет луч скворцу в чертог И птичьим горлом забунтует, То в нашем градуснике ртуть Успеет кверху протолкнуть. А я, стеною и стеклом От непогоды огражденный, Простудою заторможенный, В шестое чувство погруженный, Изнеможенный, вновь рожденный, Гляжу, вконец обвороженный, На мир, обрамленный окном. Гляжу и вижу: в мире том Как холод борется с теплом И отступает, пораженный, Устало продолжая дуть, Соображая: «В чем же суть?» ЗАМЫСЛЫ ВЕСНЫ Продрогнув на ночном морозе, Кричат спросонья воронята: Один устроился в березе, Забыв, что виден, вероятно. Другой вписался черной кляксой В телеантенну, будто в крест, И адресует хриплый кряк свой Всем воронятам здешних мест. Расплывчатое солнце виснет Над шифером и вохрой крыш. И лишь нарочно тормоз визгнет, Чтобы опять вернулась тишь. Я тоже что-то понимаю В делах и замыслах весны — Ее пути от марта к маю Исповедимы и ясны. И вот стою с большой лопатой По грудь в окопе снеговом, Простоволосый, конопатый, И утираюсь рукавом. |