Ну, и что бы вы думали? Вдруг он получает подзатыльник этак побольше хорошего блюда для салата. Он ошеломлен, радость как рукой сняло. Еще бы! Подзатыльник есть подзатыльник, кому приятно его получать? Весь день будильник под впечатлением этого, весь день случившееся не выходит у него из головы. Наконец делает для себя вывод: «Видимо, я будил не очень точно. Люди особенно остро воспринимают точность». Он решает, что впредь будет точнее.

Ночью будильник сильно нервничает, утром от страха почти не дышит и будит так точно, что точнее уже просто немыслимо.

Ну, и что же вы думаете? Получает оплеуху с кресло-качалку.

«В чем же дело?» — размышляет будильник. Он сам не свой, его одолевает любопытство, ему хочется ясности. Он страшно любит будить, готов отдать за это все на свете, но оплеухи портят ему радость. Поразмыслив, он говорит себе: «С точностью перебарщивать тоже нельзя. Пан хочет поспать, и в этом нет ничего плохого, он имеет на это право. Стану будить его на четверть часа позже».

И утром будит в четверть седьмого.

И что вы думаете? Получает оплеуху с овощной киоск.

«Ага! — говорит себе будильник. — Когда я бужу точно — получаю подзатыльник, бужу иозже — получаю оплеуху. Стану будить пораньше, пан ранняя пташка. Плохо я все-таки понимаю людей».

И утром будит без четверти шесть.

Ну, и что бы вы думали? Получает оплеуху с монумент двум деятелям науки.

Тут будильник уже охватывает отчаяние. Он доведен до слез, в голову приходит безумная мысль, и он решает не звонить вообще.

И действительно, утром даже не звякает, молчит и ждет — что будет. И на тебе! Ничего не происходит, все спокойно. И будильник чувствует, что у него камень с души свалился. Он думает про себя: «Наконец-то я понял!» Довольный, потирает стрелки и удовлетворенно вздыхает. Но в половине девятого ни с того ни с сего получает такую оплеуху, словно его шарахнул трехтрубный ледокол.

Сами понимаете, будильник приходит к выводу, что с него хватит, собирается и на цыпочках выходит из дома. Другими словами говоря, он отправляется поинтересоваться, нет ли на свете еще такого же несчастного будильника, который любит будить, который только об этом и думает, но бит независимо от того, звонит он или нет.

И представьте себе, ему улыбается счастье: он встречает будильник, похожий на него. У того также есть циферблат и стрелки, только он весь красный.

— Ну, что? Как тебе будится? — спрашивает наш весь синий будильник.

— Ааа! — говорит красный будильник. — Когда бужу точно — получаю оплеуху, бужу с опозданием — получаю оплеуху, бужу раньше — получаю оплеуху. А когда вообще не бужу, получаю такую оплеуху, словно врезается в меня трехтрубный ледокол.

— Как мне кажется, — говорит синий будильник, — все мы в этом смысле в одинаковом положении. Давай созовем будильники и посоветуемся.

И они созывают на ночь все будильники в парк.

И вот наступает ночь, на небе светят звезды, в парке циферблат на циферблате, шесть тысяч будильников ждут, что произойдет, тиканье слышно даже на площади города.

Когда все будильники в сборе, синий будильник говорит:

— Перестаньте тикать, а то не услышите, что я скажу.

И будильники перестают тикать, слушают, что скажет синий. Синий будильник говорит:

— Будильники! Мы любим будить! Плохо ль это? Ведь мы — будильники! Мы не позволим, чтобы нам раздавали оплеухи ни за что ни про что!

— Да! — закричали будильники. — Мы сыты оплеухами до последней шестеренки!

— Будильники! — говорит синий. — У нас прекрасное предназначение! Кто хоть однажды звонил, знает, что нет на свете ничего прекрасней. Но оплеухи все портят! Я предлагаю уйти куда-нибудь, где мы станем будить, не получая за это оплеухи!

— Пошли! — закричали будильники. — О чем разговор!

Они снова принялись тикать, и пошли, и пошли, пока не пришли к синему морю. Там они сели на пароход и поплыли.

Плыли они до тех пор, пока не приплыли к острову, который оказался размером как раз для шести тысяч будильников.

— Будильники! — сказал синий. — Вот наша земля обетованная, здесь мы можем будить с утра до вечера и никого не разбудим.

Будильники, тронутые его речью, кричат «Ура!», принимаются звонить и звонят непрестанно, звонят, как кому хочется. Таким образом, вдруг посреди синего моря оказывается маленький серебристо-звонкий остров. И это великолепно! Ну, что вам рассказывать про это? Это как множество течений Гольфстрим, стаи жаворонков, парусные яхты и множество сильно замороженных фруктов, вместе взятых!

Дети всегда доставляют много хлопот. Появится на свет, например, маленькая древесная лягушка, и отец с матерью, вполне понятно, хотят, чтобы она была прилично одета. Они отправляются в магазин готового платья купить красивый, защитного цвета плащ. Но вы же сами знаете, малышке он не нравится, она хотела бы синее пальтишко с бог весть какой застежкой. А отец ей говорит:

— Не сходи с ума! Все древесные лягушки носят плащи защитного цвета.

А малышка кричит:

— Как же! На небе ни облачка, а я буду ходить, как ненормальная!

Но мать говорит:

— Замолчи! Переживешь как-нибудь. Попадешь в своем пальто под дождь и что будешь делать? Надо наперед думать!

И покупается плащ защитного цвета. Только с того дня малышка начинает вести себя вызывающе. Из дому выходит непременно в то время, когда собирается дождь. Терпение у родителей лопается, и отец говорит:

— Сиди дома! Скоро дождь хлынет как из ведра.

А маленькая древесная лягушка отвечает дерзостью:

— Зачем же в таком случае вы мне покупали плащ?

И преспокойно уходит из дому, преспокойно гуляет, и каждый, кто ее видит, говорит:

— Дождь будет. Маленькая древесная лягушка опять вышла на прогулку.

Лежать в какой-то коробке и ничего не видеть вокруг, наверное, ужасно скучно. Однако случается такое.

В одной кладовке именно так лежали в коробке и скучали штук сто двадцать макарон. А поскольку макароны были настоящие, итальянские, то и говорили они по-итальянски:

— Ну и скучища! Ну и скучища!

— Скука такая, что хочется выть и кусаться, — сказала одна макаронина. — Чего доброго, еще перегрыземся до смерти.

— В сухом виде мы не съедобны, — сказала третья.

— А что, если нам прогуляться куда-нибудь, взглянуть, что делается вокруг, ведь на свете так много интересного? На свете есть карусели и качели, всякие концерты, роскошные рестораны, зоологические сады, и чего еще только нет на свете!

— Хорошо, — сказала девятая макаронина, — только разве нас пустят хоть куда-нибудь? Увидят нас и скажут: «Ага! Макароны появились!» Схватят, и конец прогулке.

— Нам нужно принять такой вид, чтобы нас никто не узнал, — сказала тридцать седьмая макаронина. — Давайте наденем плащи и шляпы.

Шли они по улице, было их сто двадцать, а прохожие говорили:

— Глядите-ка, туристская группа.

А макароны время от времени останавливались и спрашивали по-итальянски:

— Скажите, пожалуйста, где у вас можно что-нибудь интересное увидеть?

— Трудно сказать, — отвечали прохожие, — мы не знаем итальянского, но если вы хотите увидеть что-то интересное, то у нас тут есть карусели и качели, разные концерты, роскошные рестораны и зоосад и много еще чего.

— Ну, в таком случае, скажем, сперва карусели и качели, а затем концерты и зоосад, — решили макароны.

— В таком случае сперва пойдете так, а потом вот так, — объяснили прохожие.

И макароны пошли. Они увидели карусели и качели, концерты и зоосад, все это было очень интересно, но в конце концов макароны замерзли, было холодно ногам, и тогда они решили: