И так было во всем. Микулаш страшно злился, он яростно трубил хоботом и думал, как выйти из положения.

Только выйти из положения было не так-то просто. Сколько Микулаш ни думал, ничего не приходило в голову. И тогда он решил: «Надо посоветоваться с Леопольдом, наверняка он что-нибудь придумает, ведь он много знает».

Вечером Микулаш отправился к нему, вошел в сад, постучал хоботом в окно, а когда Леопольд появился, Микулаш ему сказал:

— Ты себе не представляешь, какая скучища быть мамонтом.

Леопольд на это ответил:

— Гммм!

Микулаш продолжал:

— Я подумал, может; ты посоветуешь, как мне из мамонта выбраться.

А Леопольд почесал за ухом и сказал:

— Трудное дело, Микулаш. Я не знаю, что в такой ситуации можно сделать. Мамонтом я никогда не был. А знаешь что? Дам-ка я тебе кое-какие книжки, может, ты там что-нибудь и отыщешь.

И дал ему кое-какие книжки: «О бое быков», «Наука о здоровье» и несколько других. Микулаш читал их всю ночь, освещая страницы карманным фонариком. Хоботом переворачивал страницу за страницей, а мать с отцом смотрели на него из окна, качали головами и говорили:

— Чудо произошло! Удивительно, с чего это Микулаш заинтересовался учебой? Жаль, что он не сделал этого раньше. А теперь уже, к сожалению, поздно.

Представьте себе, однако, когда утром мама понесла ему завтрак в стиральном баке, то услышала от мамонта:

— Сожалею, но о еде даже думать не хочу, я чувствую подозрительные боли в животе. Все свидетельствует о воспалении слепой кишки, или, другими словами говоря, аппендикса.

Тут мама всплеснула руками и сказала:

— Этого нам еще не хватало!

И побежала за паном школьным сторожем. Пан школьный сторож прихватил с собой товарища директора, товарищ директор прихватил с собой ветеринарного врача, а ветеринарный врач прихватил с собой сумку, и все побежали в сад.

Ветеринарный врач спросил у мамонта:

— Ну? Где болит?

И мамонт показал хоботом на живот в правой нижней части. Ветеринарный врач сказал:

— Пардон! Разрешите!

И потрогал указанное место рукой. Тут мамонт затрубил так страшно, что у ветеринарного врача даже пенсне свалилось с носа. Подняв пенсне, он произнес:

— Это воспаление слепой кишки, или аппендицит. Рекомендую срочную операцию. И чем раньше, тем лучше. Завтра уже может быть поздно.

Но товарищ директор сказал:

— Минуточку! Это значит; что операция может основательно повредить мамонта, допустить такое нельзя, это ведь весьма ценный экземпляр нашего кабинета.

Пан же школьный сторож добавил:

— А я, извините, несу за него ответственность.

Но ветеринар произнес твердым голосом:

— Если сейчас же не сделать операцию, я опасаюсь худшего.

Тут товарищ директор с паном сторожем пожали плечами. В сад въехал большой фургон, мамонта погрузили, отвезли в больницу, усыпили и вскрыли. А когда его вскрыли, Микулаш высунул голову и сказал:

— Добрый день! Если вы не возражаете, я вылезу отсюда. Сейчас половина третьего, а в три я хочу пойти с Леопольдом в цирк.

И все сказали:

— А! Вот она, причина, по которой у мамонта было воспаление. Признайся, Микулаш, что ты там натворил?

А Микулаш в ответ:

— Все очень просто, пустячок. Я хотел выбраться оттуда, поэтому понемножку раздражал слепую кишку своим красным свитером, как это делают с быками в Испании. Надеюсь, кое-что вам об этом известно. Надо было потрудиться, потому что слепая кишка совершенно слепая, пришлось надеть ей очки, и только после этого мне удалось добиться нужного результата. Сами знаете, чтобы найти выход из трудной ситуации, нужно кое-что знать.

И все воскликнули:

— До чего же умный мальчик этот Микулаш! Он знает, где находится слепая кишка и что делают в Испании во время боя быков. Да, он многое знает и умеет найти выход из трудного положения.

А Микулаш вернул Леопольду книжки и сказал:

— Эти книжки были то, что надо. Пожалуй, завтра я возьму у тебя еще.

В три часа они вместе отправились в цирк. А усыпленного мамонта зашили, поставили в школьный кабинет, и пан сторож трижды в день давал ему снотворное, чтобы он все время спал и больше не просыпался.

Гусеница есть гусеница. Гусенице постоянно хочется есть. И если кто-либо приглашает ее к столу, она не заставляет повторять приглашение дважды. Но очень скоро она вновь чувствует голод.

И вот одна такая гусеница решила поступить продавцом в овощной магазин, где имелся большой склад. Стала торговать овощами, но продавала немного, что неудивительно, все-таки гусеница оставалась гусеницей. Впрочем, и торговать-то особенно было нечем. А с тем, что поступало в продажу, гусеница и сама спокойно управлялась.

Выглядела гусеница превосходно, работа шла ей на пользу, настроение было прекрасное. Мысленно она хвалила сама себя: «Хорошо я придумала — поступить продавцом в овощной магазин. Так лакомиться мне еще никогда не доводилось».

Ничто, однако, не длится вечно. В один прекрасный день ее заставили отчитываться — порядок есть порядок, не может каждый делать то, что ему вздумается. Гусеница на это лишь улыбнулась и как ни в чем не бывало говорит:

— Обождите минуточку, не вовремя вы со своим переучетом. У меня как раз настало время превращаться в куколку. Не могу же я до бесконечности оставаться гусеницей. Ничто ведь не длится вечно, а порядок есть порядок. Впрочем, переучет не горит! Потом разберемся.

И превратилась в куколку. Ничего не поделаешь, пришлось ждать. Проходят недели, месяцы. А затем вдруг на свет является очаровательная бабочка, элегантная такая бабочка.

— Простите, что мне за дело до какой-то недостачи, что мне до какой-то зеленой гусеницы, я ее в глаза не видела.

И улетела как ни в чем не бывало.

У жирафа есть уши, у кошки есть уши, и у кенгуру есть уши. А у черепахи ушей нет. А могла бы их иметь, могла бы быть похожей на любое другое животное. Но сама виновата: она не любила песен. И сейчас вы убедитесь, до чего можно дойти, если жить бирюком.

Черепаха жила в одной комнате с птицей, а птица пела. Пела, как всякая другая птица, которая видит весну впервые, пела с утра до вечера. Черепаха же любила спать, время у нее в запасе было, могла спать хоть сто лет, она никуда не спешила, ничто ее не радовало, на этом свете она жила уже очень давно, и птица действовала ей на нервы.

Сперва она успокаивала себя: «Еще несколько лет потерплю. Не может же птица петь бесконечно! В будущем столетии и для меня покой наступит. К счастью, я черепаха».

Но уже через каких-нибудь семнадцать лет это ей смертельно надоело, и она пригласила на ужин кошку, которая питалась птицами.

Кошка пришла. Кошка была голодна, но вела себя по-светски. Она говорила:

— Хорошо тут у вас. Вид с крыши великолепный. Мне тут нравится.

А птица пела, как поют птицы, которые видят весну в семнадцатый раз. Кстати, а почему бы ей не петь? Гости ведь пришли не к ней.

Черепаха же хотела дать кошке понять, что если она приложит немного усилий, то поужинает птичкой.

Представьте себе, однако, кошке этого не хотелось. Она сказала:

— Я уже съела много птиц. Так что теперь они распевают у меня в желудке, вот послушайте!

И черепаха почувствовала себя совершенно несчастной — и там тоже поют! Она жаждала покоя, а вечер оказался испорченным. Этого она не вынесла. И сказала кошке:

— Простите, я должна привести себя в порядок, в таком виде я не могу сесть за ужин.

Она пошла в ванную и отрезала себе уши.

После этого для нее наступил покой. Она не слышала ничего, кроме тишины. Уши же ее лежали под умывальником, годные разве что кошке на закуску.