— Отилия, как ты в таком виде будешь играть на рождественском вечере? Что, глядя на тебя, скажут папы и мамы? Уж лучше бы ты вовсе не играла, но вечер, к сожалению, рождественский, без коляд нельзя. Придется тебе сходить домой переодеться.

Но Отилия сказала:

— Вы знаете, папа меня все равно никуда не пустит. Он сказал, что если я посажу еще хотя бы одну кляксу, буду сидеть дома, и баста.

А пани учительница стала думать, как выйти из положения. Думала она, думала, и ее осенило. Она хлопнула себя по лбу и объявила:

— Я знаю, что делать! Выстираю-ка я тебя в отбеливателе. До начала вечера ты успеешь высохнуть.

Во время перемены она сбегала в магазин и купила целый чемодан отбеливателя. А пани продавщица покачала головой и сказала:

— Зачем вам столько отбеливателя? Если каждый будет брать по стольку, где мне его доставать для вас? Тут одна девочка скупила у меня все чернила, а теперь вы скупили весь отбеливатель. Скажите на милость, что происходит?

Но времени на разъяснения у пани учительницы не было, она побежала обратно в школу, у пана школьного сторожа налила отбеливатель в ванну, окунула в него Отилию с головой, намочила ее хорошенько, так что кляксы одна за другой стали исчезать. Но постепенно вместе с кляксами стала исчезать и Отилия. Пани учительница и ахнуть не успела, как в ванне не было ни Отилии, ни клякс.

— Отилия, где ты? — спрашивает пани учительница. Она подумала, что Отилия просто так куда-то отлучилась. Но Отилия ответила:

— Я здесь, по-прежнему сижу в ванне.

А пани учительница побледнела, как кафель ванной комнаты, и подумала: «Вот тебе и на! Я до того ее доотбеливала, что она исчезла как клякса. Что я теперь скажу родителям? И что будет с рождественским вечером?»

В голове пани учительницы проносились неприятные мысли. И вдруг ее осенило: Отилия в сущности не знает, что с нею произошло. И тогда она сказала:

— Отилия, весьма сожалею, но мне кажется, что тебя немножечко не видно. На всякий случай взгляни на себя в зеркало. И подала Отилии маленькое зеркальце из своей сумочки. Отилия взяла его, а выглядело это так, словно зеркальце просто повисло в воздухе. Поглядела в него Отилия и говорит:

— Да, пани учительница, вы правы, меня нисколечко не видно. Но мне это не мешает, я думаю, что этим можно воспользоваться и многих разыграть.

Едва она это произнесла, как раздался звонок на урок. Отилия побежала в класс и села за парту. Только она успела сесть, как вошел пан учитель, который учил их арифметике, и сказал:

— Сегодня частично повторим таблицу умножения.

И стал спрашивать, сколько будет трижды пять, сколько четырежды девять. Отилия подумала: «А собственно почему я должна сидеть за партой, ведь меня никто не видит». И спокойно стала расхаживать по классу, поднялась к учительскому столу, взглянула в записную книжку пана учителя на оценки. Потом села на стол рядом с классным журналом и стала болтать ногами в раздумье, вызовет ли ее учитель вообще. Когда подошел ее черед, учитель сказал:

— Как вижу, Отилия сегодня отсутствует, а я хотел спросить у нее, сколько будет семью восемь и сколько восемью шесть.

Тут Отилия помчалась к парте и говорит:

— Извините, я не отсутствую, просто меня не видно. Пани учительница очищала меня отбеливателем так долго, что я отбелилась начисто и стала невидимой.

Учитель поднял глаза и сказал:

— Ах, так! Тогда другое дело! Я думал, что ты отсутствуешь.

И спросил ее, сколько будет семью восемь и сколько восемью шесть. Отилия заглянула под парту в таблицу умножения и сказала:

— Пожалуйста: семью восемь будет пятьдесят шесть, а восемью шесть — сорок восемь.

А учитель говорит:

— Верно, Отилия, верно. Хоть я тебя совершенно не вижу, считаешь ты хорошо.

И поставил ей пятерку.

А Отилия в душе ликовала: «До чего же хорошо быть невидимкой! Так в конце года у меня будут сплошные пятерки. И учить ничего не надо».

И она с нетерпением стала ждать рождественский вечер, она уже нисколько не боялась, что застесняется играть на скрипке, когда соберется много людей.

И действительно, она нисколько не испугалась вечера. А когда пани учительница поднялась на сцену и сказала: «А теперь ученица Отилия сыграет нам на скрипке коляды…» — она принялась спокойно играть. А мамы и папы вместо того, чтобы слушать ее, стали между собой перешептываться и зашумели:

— Что это значит? А где же, собственно, эта Отилия?

Потому что на сцене висела в воздухе только скрипка, смычок двигался сам собой вверх и вниз, а пани учительница спокойно стояла рядом и переворачивала ноты.

Папы и мамы продолжали кричать:

— Что это значит? Что за нелепость?

А тетя Жофия, которая была близорука и вообще ничего не видела, толкала соседей в бок и говорила:

— Помолчите, пожалуйста, а то не слышно, как чудесно играет наша Отилия.

Но тут отец с матерью встали, и направились прямо на сцену, и сказали учительнице:

— Никакая это не Отилия, уж мы-то как-нибудь Отилию знаем. Дело в том, да будет вам известно, что мы ее родители. То, что перед нами, для Отилии явно недостаточно. У Отилии в волосах ленты, у нее есть уши, шея и белые чулки…

Пани учительница, поняв, что ничего не поделаешь, придется говорить правду, сказала:

— К сожалению, это ваша дочь Отилия, только она, бедняжка, невидимка. Она исчезла, когда я окунула ее в отбеливатель, потому что девочка была сплошь в кляксах.

Под конец она расплакалась и сказала:

— Если говорить честно, то мне жаль, что так получилось.

А отец качал головой: «Да, больше нет у нас Отилии. С отбеливателем надо обращаться осторожно». А мама стала причитать:

— Ах, крошка моя! Значит, ты теперь невидимка. Значит, никогда мне уже не стирать с твоего носа чернила, никогда уже не мылить тебя в ванне, не носить твои кофточки и юбки в химчистку, ах, ах, ах!

А тетя Жофия, которая все никак не могла понять, в чем дело, горько плакала и говорила:

— Ах, какое несчастье. У нее лопнула струна «соль», а вдруг еще что-нибудь? И она не может играть коляды!

А папы и мамы в зале становились все нетерпеливее и кричали:

— Что за странное представление? Где декламации хором? Почему на сцене плачут трое, и каждый на свой лад? Какое же это веселое рождество?

Отцу с матерью и тетей Жофией пришлось удалиться. Они взяли в гардеробе свои пальто и пошли домой. Отилия спрятала скрипку в футляр и отправилась вместе с ними. А по дороге она им говорила:

— Странно мне, отчего вы такие грустные?

А отец остановился и сказал:

— Несчастное дитя, что за жизнь тебя ждет. Ты даже милиционером-регулировщиком не можешь стать!

На что Отилия сказала:

— Регулировщиком стать я не могу, зато могу быть контролером в магазине самообслуживания.

После этого отец уже больше ничего не говорил, а когда пришли домой, принялись готовить праздничный ужин, стараясь успеть к рождеству. Готовили «синего» карпа. А Отилия в это время подумала: «Вот здорово! Никто меня не видит, пойду-ка я в комнату и посмотрю подарки».

Она преспокойно взяла с кухонного шкафа ключ и пошла в комнату. А в комнате лежало множество свертков. На одном было написано «папа», на другом «мама», на третьем «тетя Жофия», а на трех маленьких свертках Отилия увидела свое имя и подумала: «Что же в этих свертках может быть?» Хотела уже было развернуть их, но в комнату вошел отец и спросил:

— Есть тут кто?

Он собрался запереть дверь, поэтому Отилии пришлось оставить подарки и спешно выскользнуть из комнаты.

А когда в кухне все было приготовлено и когда карп был доведен до синевы, мама сказала:

— Ну, теперь можно пойти и взглянуть на подарки, да?

Все встали и пошли за папой. Он зажег елку и стал раздавать подарки. Каждый получил то, что ему предназначалось. Перед Отилией оказались три маленьких свертка. Она развернула их, и в каждом оказалось по новой авторучке — одна красная, вторая зеленая, третья синяя.