— Если уж говорить начистоту, ты хочешь узнать то, что знаю я, — сказал я. — С этим у нас порядок. Я готов договориться — потому что ты, кажется, знаешь то, что хочу знать я. Вынужден констатировать, что твои мотивы для меня — темный лес. Кой черт тебя занес в Беркли[17]? Чего ты добивалась, когда звонила мне? Какой силой ты владеешь, если утверждаешь, что это не магия? Как…
— Три полновесных вопроса, — сказала она, — и начало четвертого. Предлагаю выход: запиши все свои вопросы, я сделаю то же самое, мы разойдемся по комнатам и решим, на какие вопросы будем отвечать.
— Нет, — ответил я. — Я хочу играть дальше. Но мы в неравных условиях. Тебе известны причины, по которым я хочу все узнать. Для меня это вопрос самосохранения. А для тебя? Сначала я думал, что тебе нужна информация, которая помогла бы тебе пришить убийцу Кэйна. Но ты сказала «нет» и не предложила ничего взамен…
— Не предложила?! Да я хочу защитить тебя!
— Я ценю твои чувства. Но почему ты этого хочешь? Если уж на то пошло, ты едва меня знаешь.
— И тем не менее — причина только в этом, и с этого редута я не отступлю. Хочешь — принимай как должное, не хочешь — уходи.
Я поднялся с кресла и принялся расхаживать по патио. Мне не слишком-то хотелось выдавать информацию, которая может быть жизненно важной для безопасности и моей, и в конечном счете для безопасности Янтаря. Хотя приходилось признать, что мои данные я обменял на равнозначную информацию. Ее сведениям цены не было. К тому же в роду Бэйлей культивировалась наследственная лояльность к Короне, а это кое-чего стоит. Я наконец определил, что же меня беспокоит больше всего — ее настойчивость в том, как она отрицала свою заинтересованность в мести. Не говоря уж о том, что настроения ее нельзя было назвать проянтарными — даже с очень большой натяжкой… И если она так хорошо знала обо всем, что касалось меня, ей нужно было всего лишь согласиться, что она стремится отомстить, — и у меня не осталось бы больше вопросов. Я купился бы на это и не стал бы копать дальше. И что же она предложила взамен? Воздушное ничто и мотивы с грифом «секретно»…
Это вполне могло означать, что Винта говорит правду. Она пренебрегает выгодой обмана, который наверняка бы сработал, а взамен предлагает нечто гораздо более нескладное, — казалось, это свидетельствовало об искренности ее намерений. К тому же у нее явно было больше нужных мне ответов…
От столешницы раздалось негромкое дребезжание. Сначала я подумал, что Винта барабанит пальцами по столу, разозлившись на меня. Но когда я взглянул на нее, то увидел, что она сидит абсолютно неподвижно, даже не глядя на меня.
Я подошел ближе, отыскивая источник звука. Перстень, осколки синего камня и даже пуговица подпрыгивали на столе — казалось, без всякого участия извне.
— Это ты делаешь? — спросил я.
— Нет, — отозвалась Винта.
Камень в кольце треснул и вывалился из оправы.
— Тогда что происходит?
— Я оборвала связь, — сказала она. — По-моему, кто-то пытается восстановить ее — и у него ничего не выходит.
— Пусть так, но я же по-прежнему настроен на камни, и для того, чтобы обнаружить меня, они не потребуются.
— В это дело может быть втянуто больше одной группировки, — заметила она. — Я думаю, надо послать гонца, пусть выбросит все это в море. И если кому-то захочется последовать за камнями — туда ему и дорога.
— Осколки следовало бы вернуть в пещеру, а кольцо — мертвецу, — сказал я. — Но вот расстаться с пуговицей я пока не готов.
— Почему? Она не вызывает у тебя опасений?
— Вызывает. Но ведь эти штуки работают в обе стороны, верно? А это значит, что я могу воспользоваться пуговицей, чтобы найти дорогу к тому, кто кидался цветами.
— Это тоже может быть опасно.
— Если я этого не сделаю — опасность уменьшится или возрастет?.. Нет, выкидывай в море все что хочешь, но пуговицу я тебе не дам.
— Ну, хорошо. Я ее запру, раз уж ты так просишь.
— Спасибо. Джасра — мамочка Льюка.
— Ты шутишь!
— И не думал.
— Но это же объясняет, почему он напрямую не договорился с ней о нынешнем тридцатом апреля. Вот здорово! Это дает возможность выстроить новые заключения…
— Может, поделишься ими?
— Потом, потом… Кстати, я прямо сейчас позабочусь об этих камнях.
Она выхватила их из круга — какое-то мгновение казалось, что хрусталь танцует у нее на ладони. Винта встала.
— Э-э… а пуговица? — сказал я.
— Ах да…
Она положила пуговицу в карман, а все прочее оставила в руке.
— Ты ведь настроишься сама, если будешь вот так хранить пуговицу, — так ведь?
— Нет, — сказала она. — Я — нет.
— Почему?
— Есть причина. Извини, я должна найти, во что положить остальные камни, и кого-нибудь, кто увез бы их.
— А тот человек настроится?
— Немного.
— Ну-ну.
— Выпей еще кофе… или чего-нибудь.
Винта повернулась и удалилась. Я съел кусочек сыра и попытался выяснить: чего больше я получил от нашей беседы — новых ответов или новых вопросов. Попытался приладить несколько новых фрагментов к головоломке.
— Папа?
Я повернулся, чтобы посмотреть на того, кто говорил. Вокруг никого не было.
— Я здесь, внизу.
На ближайшей клумбе — пустующей, если не считать нескольких сухих стеблей и листьев, — лежал яркий блик размером с монету. Привлекло мое внимание то, что блик шевельнулся.
— Призрак? — спросил я.
— М-м, — донесся из листьев ответ. — Я ждал, когда мы останемся одни. Я не уверен, что этой тетке можно доверять.
— Почему?
— Она сканируется совсем не так, как другие. Не знаю, в чем тут дело. Но я не об этом хотел поговорить.
— Тогда о чем?
— Ну… это… Ты это правду говорил тогда, что не собираешься меня вырубать?
— Ну, ничего себе! После всего, что я для тебя сделал! Твое обучение, твое… А сколько клятых деталей я перетаскал туда, где бы ты был в безопасности! Да как у тебя язык повернулся сказать?!
— Так это… я слышал, как Рэндом сказал…
— А ты, значит, делаешь все, что тебе говорят, да? Как же, помню — я хотел проверить несколько программ, а ты на меня просто зверем набросился! Чем же это, скажи на милость, я заслужил такое неуважение?
— Ну… да. Слушай, я это… виноват.
— Само собой. Ты меня в таком дерьме выкупал…
— Я несколько дней искал тебя и не мог найти.
— Хрустальный грот — это тебе не игрушки.
— Ах ты, времени мало… — Пятнышко мигнуло, поблекло почти до невидимости, разгорелось снова. — Мне бы кое-что выяснить.
— Валяй.
— Парень, который пришел с тобой тогда, и ушли вы вместе… Большой такой, рыжий…
— Льюк. Ну?
Блик опять померк.
— Доверять ему можно? — Голос Призрака был теперь еле слышен.
— Ни за что! — крикнул я. — Обалдел, что ли?
Я не смог сказать, слышал он меня или нет, — Призрак исчез.
— В чем дело? — раздался позади меня голос Винты.
— Мы тут слегка повздорили с воображаемым товарищем по играм, — пояснил я.
Даже отсюда я разглядел выражение недоумения на ее лице. Винта посмотрела во все стороны по патио, а затем — очевидно, убедившись, что я действительно один, — кивнула.
— Так, — сказала она. И добавила: — Я отлучусь ненадолго.
— Можешь не спешить, — ответил я.
Где следует искать мудрость, где момент истины? Знал бы где — пошел и торчал бы там целыми днями… А пока я словно стою посреди бесконечной матрицы, а вокруг меня на бескрайних просторах пасутся тысячи исключительно гадких случайных переменных. Превосходная возможность произнести философский монолог — если есть, что сказать.
VI