И раз уж я все равно не стал вставать и отряхиваться, я посмотрел наверх (ненавижу пропускать возможность узнать что-нибудь новенькое).

И там, в центре бури, я увидел лицо — вернее, маску, — и эта маска разглядывала меня. Конечно, это была проекция — огромная и явно не вещественная. Голова, покрытая капюшоном; глухая маска яркого кобальтового цвета[8] сильно напоминала хоккейную вратарскую: две вертикальные щели для дыхания, из которых валил дым, — на мой вкус, слишком претенциозно; ниже шел ряд беспорядочных отверстий, придающий маске выражение сардонической кривой ухмылки. До меня донесся приглушенный смех.

— Переигрываешь, приятель, — сказал я, привстал и вывесил между нами Логрус. — Годится, чтобы попугать девчонок на Хэллоуин[9], но мы-то с тобой взрослые дяди. Простое домино — и то было бы эффектней[10]…

— Ты сдвинул мой камень! — сказала маска.

— Из чистого любопытства, честное слово, — я принял непринужденную позу. — Было бы с чего поднимать такой шум… Это ты, Джасра? А то я…

Вновь раздался грохот — поначалу тихий, но все более нарастающий.

— Давай меняться, — сказал я. — Ты организуешь хорошую погоду, а я обещаю больше не сдвигать межу.

Сквозь рев набирающей ярость бури раздался смех.

— Поздно, — донесся ответ. — С тобой кончено. Разве что ты более крепкий орешек, чем кажешься с первого взгляда…

Какого черта! Опыт подсказывает, что в битвах не всегда побеждает самый сильный. Бывает, что поле боя остается и за хорошими парнями — мемуары-то обычно пишут победители… Я дразнил призрачную маску проекциями Логруса, пока не нащупал канал связи, по которому почти сразу вышел на источник. Не зная еще, что там, я ударил — прямо в этот канал, как будто пробил его энергетическим разрядом.

Раздался вопль. Маска исчезла, буря прекратилась, а я вскочил на ноги и бросился бежать. Когда то, по чему я ударил (чем бы оно ни было), придет в себя, я должен быть подальше от этой щели. Иначе меня могло разнести в пыль вместе с окружающими камушками.

Выбор был такой: или рвануть в Тень, или искать возможность форсированного отступления. Если колдун вздумает играть со мной в кошки-мышки, у него хватит мозгов проследить мой путь, когда я начну тасовать тени. Поэтому я выудил Козыри и сдал карту Рэндома. Затем зашел за следующий поворот — мне все равно пришлось бы остановиться, поскольку трещина сужалась и протиснуться еще дальше было невозможно. Я поднял карту и потянулся в нее.

Контакт последовал почти немедленно. Но едва изображение стало обретать реальность, я почувствовал, что меня засекли. Не было сомнений, что Немезида в синей маске вновь начала охоту.

Но Рэндом был уже виден — он сидел за ударной установкой. Через секунду он бросил палочки и поднялся.

— Давно пора, — сказал он, протягивая руку.

Уже когда я потянулся к ней, то ясно ощутил, как на меня что-то несется. Как только наши с Рэндомом пальцы соприкоснулись и я шагнул вперед, меня будто накрыло гигантской волной.

Я был в музыкальной гостиной в Янтаре. Рэндом раскрыл рот, собираясь что-то сказать, и тут на нас обрушилась лавина цветов.

Рэндом смел с рубашки лепестки фиалок и посмотрел на меня.

— Словами не мог, обормот?.. — проворчал он.

Портреты художников, скрестились намерения, температура падает…

Солнечный полдень, мы гуляем после легкого ленча по небольшому парку, долгие паузы и односложные реплики в ответ на потуги оживить беседу — похоже, не слишком-то собеседники жаждут ответа с ответного конца «горячей линии». На скамейку, немного посидеть, глядеть на садовые цветы, а души с телами — врозь, и слова с мыслями — тоже…

— Ладно, Мерлин. Какой счет? — спрашивает она.

— А во что мы играем, Джулия?

— Не умничай. Мне нужен ясный, прямой ответ.

— Ты не задала вопроса.

— Той ночью ты увел меня с пляжа… Куда?

— Это была… ну, страна мечты…

— Не компостируй мне мозги! — Она поворачивается ко мне, и я вынужден невозмутимо выдержать ее пылающий взгляд. — Сколько раз я потом искала дорогу, по которой мы шли тогда. Нет там пещеры! Там ничего нет! Куда все пропало? Что это значит?

— Может, был прилив и…

— Мерль! Ты меня за идиотку принимаешь? На карте нет таких путей! Местные никогда не слышали о таких красотах! Это невозможно даже географически! Время дня, время года — все постоянно менялось! Как это объяснить — это же сверхъестественно, паранормально… как ни называй, суть не изменится. Что это было? Ты знаешь ответ — и ты просто обязан мне ответить. Что это? Где мы были?

Я отвернулся, скользнув взглядом по своим ботинкам, по цветам на газоне…

— Я… не могу сказать.

— Почему?

— Я…

Что я мог сказать? Что рассказ о сути Тени перевернул бы — нет, разрушил бы ее представления о том, что есть реальность… Хуже того — потом мне придется рассказать ей и о том, откуда это знаю я, что равнозначно тому, чтобы рассказать, кто я на самом деле, откуда я, что я такое… а делиться с ней этим я боялся. Это привело бы к разрыву еще вернее, чем простой отказ рассказать правду. А если уж нам все равно суждено расстаться, я предпочел бы не оставлять ей этих знаний. Позже, много позже я понял, что меня удерживало на самом деле — я уклонялся от ответов на ее вопросы потому, что я не был готов доверять ей — как, впрочем, и любому другому, пусть даже настолько близкому мне человеку. Если бы мы были знакомы подольше — скажем, хотя бы еще год, — я мог бы ей ответить. Может быть… Мы никогда не произносили слово «любовь» — хотя, время от времени, оно приходило ей на ум. Как и мне. Наверное, я любил ее тогда не настолько сильно, чтобы доверять. А потом стало слишком поздно. Поэтому я и произнес тогда — «не могу сказать»…

— Ты обладаешь силой, которой не желаешь делиться.

— Если хочешь, считай так.

— Потребуй чего угодно, любых обещаний — все, что хочешь…

— Нет, Джулия. Есть причины…

Она встает, руки в боки.

— И даже об этих причинах ты не скажешь?

Я качаю головой.

— Как, должно быть, одиноко тебе в этом мире, волшебник. Ты никого не подпускаешь к себе. Даже тех, кто тебя любит.

Мне хочется думать, что она просто решила применить запрещенный прием, чтобы вытянуть из меня ответ. Я заставил себя сдержаться…

— Я такого не говорил…

— Ну и не надо. Все уже сказано — твоим молчанием. Кстати, если ты знаешь и дорогу в Преисподнюю, почему бы тебе не свалить туда? Скатертью дорога!

— Джулия, не надо…

Она словно не слышит меня.

Спокойная жизнь с цветами…

Пробуждение. Ночь. Осенний ветер за окном. Сны. Кровь жизни без плоти… кружит…

Я спустил ноги на пол и сел, протирая глаза и потирая виски. Когда я дорассказал свою историю Рэндому, был ясный полдень, и Рэндом приказал мне отоспаться. Временные межтеневые скачки здорово утомляют, я чувствовал себя как выжатый лимон. Я не мог даже сообразить, который час.

Я потянулся, встал, привел себя в порядок и облачился в свежий костюм. Я знал, что больше мне не заснуть; к тому же я был голоден. Покидая комнату, я прихватил с собой теплый плащ. Мне скорее хотелось выйти прогуляться, нежели устраивать набег на кладовую. В город я не выходил, кажется, уже несколько лет, а настроение было самое то.

Я сбежал по лестнице, сократил путь через большой холл и несколько залов, двери которых выходили в один и тот же коридор, кончающийся лестницей. Можно было идти и коридором, но тогда я пропустил бы гобелены, перед которыми мне всегда хочется постоять: на одном — идиллическая лесная сцена с парочкой, расположившейся на пикник, на другом — сцена псовой охоты на оленя. Олень был великолепен, казалось, он может уйти от погони — если осмелится на безрассудный прыжок с гобелена…